Мы чтим патриарха константинопольского как первого по чести, но мы против его восприятия как "восточного папы". Примат и соборность в православном понимании

Для многих православных теологов католичество ассоциируется с папизмом, так как догмат о главенстве папы проник во все сферы религиозной жизни католика: догматика, этика, каноника, культ. Насколько показывает история, догмат о Папском примате был камнем преткновения не только во взаимоотношениях Восточной и Западной Церквей, но и был соблазном для епископской иерархической системы внутри самого католицизма. Сама история католичества – это противоречивая история принятия и отвержения папского примата, это сосуществование абсурда папского абсолютизма и теологического протеста против папистского волюнтаризма (Констанцский и Базельский Соборы). В правильной интерпретации доктрины о Папском примате заключена расшифровка всего католичества.

Идея иерархического главенства над церковным обществом была присуща Римским епископам ещё в древней Церкви. Хотя и проявлялась не очень часто и с такой настойчивостью как вначале средневековья. Догма о Папском примате зиждется на представлении о том, что святой апостол Пётр получил от Христа Господа нашего первенство чести и власти в сравнении с другими апостолами. Современное католичество свято хранит эту мысль: «…Для того чтобы сам епископат был един и неделим, Он поставил во главе других Апостолов блаженного Петра и в нем заложил постоянное и единое начало и основание единству веры и общения» . Современное католичество выражает ту мысль что «…Римский Первосвященник, как преемник Петра, есть постоянное и видимое начало и основа единства и епископов и множества верных…» .

Итак, Господь Иисус Христос оставил в лице ап. Петра Своего наместника на земле, обладающего всей полнотой верховной в Церкви власти. Оставляя же мир, ап. Петр передал полноту власти своим преемникам по римской епископской кафедре, которые и до сих пор преемственно продолжают Христово на земле видимое главенство, видимое Его наместничество. Исходя из этих свидетельств, каждый папа и является верховным властителем Церкви, судьей, начальником епископов и всех верующих. Естественно, что подтверждение этой мысли католики находят в новозаветных текстах: Мф. 16, 17 – 19; Лк. 22, 31 – 32; Ин. 21, 15 – 17; Деян. 1, 15; 2, 14; 10, 34; 15, 7. Также обращаясь к некоторым свидетельствам св. Отцов, католические теологи используют богословско-историческую аргументацию теории главенства в Церкви. В католической доктрине существует фундаментальный тезис о преемственности папской власти от Иисуса Христа через св. ап. Петра, для доказательства которого используется целый спектр аргументов (богословских и исторических).

Православная критика опровергает католическую аргументацию, основывающуюся на тенденциозном и совершенно искусственном толковании текстов Священного писания Нового Завета. Например, известный фрагмент Мф. 16, 17 – 19 не может являться прямым доказательством властных привилегий ап. Петра в сравнении с властью других апостолов. Ведь Иисус Христос говорил не о самом ап. Петре, но о вере как основе спасения. Эту веру выразил первым ап. Петр.

Минея под 25 ноября свидетельствует: «Скончавшуся Петру и по нему епископу Лину, также епископу Клиту, правяше Климент в Риме добре корабль Христове Церкве» , что якобы говорит о римских епископах как преемниках свт. ап. Петра. Свят. Филарет (Дроздов) толкует это место, сообразовываясь с выпиской из той же Минеи под 4 января о 70-и апостолах: «Игнатий святый Богоносец, его же Господь, отрока суща, прия на руки своя, бысть по святом Петре во Антиохии епископ, апостольски проповедавый Христа» . Отсюда, становится ясным, что в равной мере и Рим, и Антиохия корабль могут быть его преемниками. В своем толковании на псалом 40, из Парижского издания 1661 года, свт. Амвросия Медиоланский пишет: «Где Петр, там Церковь; где Церковь, там нет никакой смерти, но жизнь вечная» . О Риме ни слова, и вновь всё можно отнести и к Риму, и к Антиохии и даже к матери всех Церквей Иерусалиму, где так же был св. ап. Петр. В другом месте, в толковании Евангельского повествования о Спасителе, учащем из лодки Петра, того же парижского издания, свт. Амвросий Медиоланский пишет: «Петров корабль избирает, Моисеев оставляет, то есть презирает вероломную синагогу, приемлет верную Церковь…поступи в глубину, то есть в глубину рассуждения о Божественном рождении; ибо есть ли что столь глубокое, как то, что сказал Петр Господу: «Ты еси Христос, Сын Бога живого?»… как Ноев ковчег, при потоплении мира, всех, которых принял, сохранил в безопасности, так и Петрова Церковь, когда мир сгорать будет, всех которых объемлет, представит невредимых» . То есть речь идет применительно к исповеданию Петра, а не его личности.

Понимание первенства, которое усвоялось римскому епископу, было не совсем одинаковым на Востоке и на Западе. Авторитет папы вырастал логически из местонахождения кафедры. Древний город, город императоров давал преимущество чести его епископу.

Именно в средние века углубляется различие между западной и восточной экклезиологией, особенно в понимании отношений между светской властью и духовной, а также примата епископа Рима. На Востоке узаконивались полномочия императора в Церкви: он созывал соборы, назначал и заменял епископов и даже имел право голоса в делах веры (яркий пример этого –император Юстиниан). На Западе папская юрисдикция распространялась на мирские дела: коронование императоров и королей, принятие решений в других областях жизни. О роли императора в Церкви красноречиво писал Евсевий Кесарийский (De laudibus Konstantini), авторитет епископа Рима представил Лев Великий.

В лице папы святого Льва Великого Римская церковь видит одного из первых пап, который явился выразителем идеи примата римского престола. В самом деле, во многих своих проповедях и письмах святитель делает указание на то, что апостол Петр – был "князем" среди апостолов. Такое утверждение он выводит из следующих слов Спасителя: «...Ты еси Пётр и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют Её» (Мф. 16, 18). «Из всего мира избирается только один Пётр, которому предстоит призвание всех народов, становится во главе всех апостолов и отцов Церкви, так что он властвует всеми священниками и пастырями душ, хотя в народе Божием и много может быть» .

До святого Льва Великого идея о главенстве папы «…не получает особой ясности и отчётливости, особенно в смысле теоретического развития» . Предшественники Льва – Виктор, Зосима, Целестин и Сикст II – скорее видели себя советчиками и надзирателями в делах Церкви. Папы первых веков "пока говорят более о своем превосходительстве над другими епископами, а не о том, что они, собственно, основа Церкви, центр, сосредотачивающий в себе всю её жизнь" .

На Востоке в то время никто и не спорил о первенстве чести римского епископа. На поместном соборе, например, в городе Сардике 347-го года римскому епископу (Юлию I (337 – 352)) даны были полномочия разбирать жалобы и спорные вопросы в среде Западной системы церквей (3-е правило Сардикийского собора). И вместе с тем «…канонические определения древней Церкви не оставляют сомнений, что преимущество чести, данное римскому епископу, не имеет ничего общего с началом монархической формы управления или папского всевластия» . Согласно этому римский епископ, как бы проверял правильность существующей структуры, согласно Никейским постановлениям, а не вырабатывать и навязывать новые суждения .

С одной стороны, он был епископом столичного города, и близость к императорскому двору играла свою роль. Впоследствии титул императора – Pontifex Maximus, был усвоен и папе. Тем более – Римская церковь была первой и единственной на Западе кафедрой, основанной апостолами. Рим считался не только столицей, но и главой империи, эталоном религиозным и социальным. "По церковному правилу никакого постановления в церквах без согласия римского епископа вводить не следует" . Ещё со времени арианских споров Рим являлся прибежищем для православных восточных епископов. И папа в сознании не только Запада, но также и Востока выглядел как истинный поборник Православия. Поэтому очень характерен тон пап, излагающих вероучительные аспекты. Они не вдаются в подробности богословской логики, а просто утверждаю истину. И эта твёрдость пленяла проницательные умы Востока . Уже в первые пять веков были попытки со стороны римских первосвященников обосновать своё первенство на авторитетном имени святого апостола Петра. Который якобы основал римскую кафедру, и которому якобы Христос дал первенство над всеми апостолами (Мф. 16, 18; Лк. 22, 32; Ин. 21, 15 – 19). Однако ранняя христианская традиция приписывает происхождение римской кафедры не только святому апостолу Петру исключительно, но апостолам Петру и Павлу .

Так же святые отцы Третьего Вселенского Собора видели в римском первосвященнике не только наследника одного Петра, но и апостола Павла. После чтения послания Целестина I об осуждении ереси Нестория все честнейшие епископы вдруг воскликнули: "… Весь собор благодарит нового Павла – Целестина… стража веры" (Деяние 2, 3-го Вселенского Собора).

Тем не менее, отчётливое расхождение взглядов на всё связанное с римским авторитетом проявилось на Втором Вселенском Соборе . Папа Дамас I (366 – 384) был не согласен с наименованием Константинополя "Новым Римом". И заявил в своём декрете (Decretum Gelasianum), «…что Римская церковь есть глава всех церквей по Божественному установлению, на основании слов Христа обращённых к Петру» . Позже на 3-м Вселенском Соборе один из легатов папы пресвитер Филипп заявил: «…Никто не сомневался, и во все времена известно было, что святой блаженнейший Пётр, предстоятель апостолов, столп веры, основание кафолической Церкви, приял от Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя и Искупителя рода человеческого, ключи Царствия и ему дана власть вязать и решать грехи: Он и до сего времени и всегда живёт и судит в своих преемниках" (деяние 3, 3-го Вселенского Собора) .

Святой Лев Великий с особой ревностью отстаивал первенство Римской церкви, основываясь на словах сказанных апостолу Петру Спасителем (Мф. 16, 18). Он явно утверждает первенство апостола Петра: "глава апостольского чина"; "глава апостолов"; "первый в апостольском достоинстве"; "приготовленный на управление всей Церковью"; "скала на которой основал Христос Свою Церковь – есть апостол Пётр" (Ер. 10, 1). Святитель видит его первым апостолом, и более того, между римскими престолом и Петром есть живая связь.

Таким пониманием своего положения святой Лев Великий, по словам протоиерея Иоанна Мейендорфа, вводит два изменения. Первое состоит в том, что папа присваивает святому апостолу Петру титул "князь". Который был исключительным достоянием императоров. И этот "principatus" апостол Пётр получил от Господа. Это означает что Петр и, разумеется, его преемник занимает внутри тела Церкви то место, которое в мирском обществе присвоено императору . Вот как об этом писал сам папа: "Во всем мире избран один Пётр …, так что если даже есть много священников пастырей в народе Божием, то апостол Пётр может по праву управлять (proprie regat Petrus) теми, которыми Христос управлял высшим образом". Причем управление совершается с полнотой власти. Эта фраза в средние века стала употребляться для выражения папской власти. Второе изменение состоит в отношении святого Петра и всех епископов. "Ибо хотя каждый пастырь руководит своим собственным стадом, неся особую ответственность, на нас лежит обязанность, которую мы разделяем со всеми ними; действительно функция каждого из них является частью нашего труда; так что когда люди со всех сторон мира прибегают к кафедре блаженного Петра и ищут у нашей щедрости его любви ко всей Церкви, врученной ему Господом, то обязанность наша к каждому тем более велика, и тем более мы чувствуем бремя лежащее на наших плечах" . Здесь осознание Римской империи как монархического государства было перенесено на Тело Христово (corpus Cristi). И такое понимание должно предполагать главу этого Тела, облечённого монархической (княжеской) властью .

Таким образом, по логике святого Льва, папство должно было иметь огромную власть. Но на деле ни один из пап до Льва Великого и в Vв. такой власти не имели. Возможно, податливость Валентиниана III и позволяла видеть себя не только авторитетом в Римской церкви. Но, так же, и влиятельным лицом в государственном управлении. Однако этот факт совсем не даёт повода для провозглашения идеи первенства Рима в церковном отношении. Начиная со святителя, по словам протоиерея Иоанна Мейендорфа, происходит медленный сдвиг "… от старого понимания непрерывности традиции, выражавшейся всеобщим согласием, к новому, "римскому" пониманию, по которому истина определяется взглядами центра (императорского или папского)" .

Нельзя не обойти роль папства на IV Вселенском Соборе.

Из актов Собора становится ясным то, что епископы Востока, да и Запада стремились примирить две православные одинаковые по исповеданию, но разные по форме точки зрения и этот компромисс был осуществлён в составлении одного исповедания. И выражение: "Пётр через Льва так вещал" не более чем риторическое выражение. И вообще в этом отношении, по мнению ряда церковных историков (Лебедева А.П., Вологуева Л.Е., Болотова В.В., Поснова Э М., Карташов А.В.) восточные отцы на Халкидонском Соборе действовали со свойственной грекам философской витиеватостью .

"Восточная Церковь с четвёртого века как будто умышленно делает очень много, чтобы уверить папу, что он действительно выше всех епископов" .

Акты 4-го Собора тоже содержат в себе некую черту преклонения перед святым Львом Великим. На третьем деянии были поданы четыре записки, которые начинаются так: "Святейшему и блаженнейшему вселенскому архиепископу и патриарху великого Рима Льву, и святому Собору, по воле Божьей..." (Деяние 3, 4-го Вселенского собора). Тоже наблюдается, когда Собор составил святому Льву послание, в котором называет его " ... истолкователем голоса блаженного Петра". "Поэтому и мы, употребляя тебя как начало вождя в добре для общей пользы, показал чадам Церкви наследие Истины... и мы в общем, ликовании как бы на царских вечерях услаждались духовными яствами. Которые Христос через твои письма приготовил пиршествующим, и думали, что видим среди себя обращающимся небесного жениха" . Как пишет Вологуев: " ... Сами отцы Собора, как во время соборных заседаний, так и в своих синодальных грамотах папе высказывали последнему необыкновенное уважение и вообще можно сказать, злоупотребляли почтительными выражениями по его адресу, именуя его то вселенским епископом, то папой Вселенской Церкви" .

Да и легаты папы не особо противятся такому воззрению на римского первосвятителя. Они, очевидно, считали, что исповедание святого Льва достаточно для утверждения Православия на соборе и поэтому во время возмущения после первого чтения актов собора изъявили желание уехать с собора, если отцы Собора не принимают послания Льва Великого .

Всё это сыграло свою роль в становлении самосознания папства как первого в епископате. Справедливо по этому поводу замечает проф. А. В. Карташов указывая на различия ментальностей латинизма и эллинизма. "Под одними и теми же словами западные и восточные христиане не столько подразумевали, сколько чувствовали разное духовное содержание" .

Что для одних было фактами, для других являлось лишь красивыми риторическими фразами . Это может показаться реальным признанием власти папы, как её воспринимал Рим. Но под покровом такой же витиеватости Собор преподносит западному первосвященнику факт возвышения Константинопольского престола: "Почтённого царским правительством и синклитом и имеющим равные преимущества с древним царственным Римом... будучи вторым, по нём"(28-е правило).

Этим правилом отцы собора указали истинную причину первенства Рима. Которое было основано на политическом могуществе, как столица Мира, глава империи "город царя и синклита"(3 правило, Второго Вселенского Собора), а не на авторитетном имени святого апостола Петра.

Со стороны легатов такое положение дел вызвало недовольство. Епископ Лукиний заявил: "Апостольская кафедра не должна быть унижаема в нашем присутствии. Посему все, что было сделано вчера в нашем отсутствии вопреки каноническим правилам, мы просим верховную власть отменить. Если нет, пусть наш протест приобщён будет к актам Собора. Мы знаем, что доложить апостолическому епископу, первому во всей церкви, дабы он мог судить об оскорблении, нанесенной его кафедре, и о нарушении канонов" . Впоследствии 28-е правило самим святым Львом не было принято официально. Но, не смотря на протесты легатов, оно действовало на Востоке, так как касалось только Константинопольской церкви.

Протоиерей Сахаров замечает в своей книге: "Папские легаты, не присутствовавшие на заседании Собора, на котором было составлено 28-е правило, заподозрили даже руководителей Собора в обмане и принуждении, а папа Лев I (440-461) отказался принять это правило, ссылаясь в своем возражении, поданном императору и патриархам, на то, что, во-первых, правило будто бы противоречит 6-му правилу I Вселенского Собора о патриарших округах и, во-вторых, на то, что возвышение Константинопольского епископа унижает епископов Александрии и Антиохии, права которых основываются на преемстве от апостола Петра... Отцы Собора, верные церковному преданию, отвергли это новшество и подтвердили, что указанные преимущества имеют недогматический, а лишь канонический характер и потому могут подвергаться изменению" Отцы Собора пожелали почтить особо новую и старую столицу. Иерусалим, где пострадал Христос, имел бы, кажется, право на первенство раньше них; однако среди Церквей он занимает пятое место. Разумеется, в зависимости от перемены политического положения этот порядок, не носящий догматического характера, мог быть снова видоизменен без какого-либо ущерба для Церкви.

Почетное первенство Церквей утверждено было также и в законах императора Юстиниана I, который указывает на это в своих 123-й и 131-й новеллах. Итак, Церковь управлялась пятью главными епископами (патриархами или папами), в юрисдикцию которых входили поместные епархии. Патриарх был равен по благодати всем остальным епископам Церкви, но, в пределах своей юрисдикции, он имел над ними административное старшинство. Это не давало ему права что-либо менять в учении, принятом Вселенскими Соборами и ставшим обязательным для Церкви в ее целом. Патриархи имели следующее почетное старшинство между собой: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Папа Римский, "первый среди равных" (primus inter pares), не имел в силу этого никаких юрисдикционных прав над другими патриархами, вопреки утверждениям католиков. Нам могут возразить, что в церковной истории есть немало примеров вмешательства Рима в дела других Церквей с их согласия и одобрения: в большинстве случаев это было вызвано политическими соображениями или временными смутами, возникшими в этих Церквах, а не привилегией Рима. Таков был принцип "пентархии", или управления "пяти". Позднее 28-е правило было принято в 869 г. на Константинопольском соборе (для Рима это 8-ой вселенский) 21-м правилом.

И хотя папы в 5-м и начале 6-го веков больше не выступали так ярко и отчётливо как, это делал святой Лев Великий. Однако впоследствии это стало удобным аргументом на пути к самосознанию папства как абсолютистской власти.

Восточная экклезиология в это время отличалась от западной более тесной связью с христологией, учением о Святом Духе, евхаристией и эсхатологией.

В эпоху Каролингов стали заметными проблемы отношений Апостольской столицы с другими епископскими резиденциями и роли Рима во Вселенской Церкви. Capitula Angilramni, Капитуларии Бенедикта Левита и Лжеисидоровы декреталии выдвигали "Salredotium" перед "regnum", а за Папой признавали центральное место в церковном и государственном обществе. Это учение развил Николай I. Римский папа считал Апостольскую столицу источником, фундаментом и правовой нормой деятельности Церкви, а папство – краеугольным камнем мира, его религиозного, политического и общественного строя.

Папы в IX и Х века стремились к реформе Церкви путем укрепления примата и авторитета Апостольской Столицы. Здесь следует упомянуть Льва IX (+1054) и Григория VII (+1085). Первый собрал около себя выдающихся сотрудников, вместе с которыми детально разработал программу исправления Церкви и затем ее последовательно реализовал. Его теоретическое обоснование было предметом многих богословско-правовых трактатов.

Папа Григорий VII построил свою экклезиологию на идее послушания Богу; папство в рамках порядка, установленного Богом. Кстати, идея папской непогрешимости была сформулирована впервые именно этим папой. Пределы папской власти определяет Dictatus Pape, документ, состоящий из 27 параграфов, хранящихся в реестре писем Григория VII. Он утверждает, что Папе принадлежит решение о том, что является источником и предметом веры, о каноничности книг Библии, о созыве Вселенских соборов и руководство ими, а также вынесение решений, касающихся разных точек зрения на церковную жизнь. Епископ Рима является тем лицом, от которого исходит всякая церковная власть, он – единственный, всеобщий и наивысший судья, о котором не может судить никто. Григорианская реформа одержала победу в 1122 г. на основании вормского конкордата, экклезиологическое обоснование она получила в 1215 г. на IV Лютеранском Соборе. Целью этой реформы была независимость Церкви от государства и светских элементов, а также поднятие престижа Апостольской столицы в глазах, как светской власти, так и епископов. Результатом было создание модели Церкви с централизованной властью, в которой Римская Церковь была "caput, mater, cardo, fons et fundamentum" других местных церквей . Именно в 12 веке сформировалась экклезиология, сосредоточенная вокруг института Церкви с хорошо разработанными проблемами примата и епископской власти. Институциональная экклезиология находилась на грани между богословием и правом.

В ХIII в. иерархическая экклезиология развивалась главным образом: примата Папы и собственной иерархии. Теория здесь шла в паре с практикой. В период понтификата Иннокентия III Церковь начала все больше уподобляться абсолютной монархии. Это положение старались закрепить другие Папы, особенно Бонифаций VIII. На практике это отразилось в титула туре и символике власти. Среди теоретиков примата епископа Рима в ХIII в. наиболее выдающимися были Папы Иннокентий III, Григорий IX, Иннокентий IV и Бонифаций VIII, а также канонисты и богословы: Бонажда из Ареццо. Бонавентура и Эгидий Римлянин. Они признавали за Папами высшую и полную власть (plenitude potestatis), распространяющуюся не только на христиан, но и на исповедующих другие религии, язычников и людей неверующих. Бонавентура доказывал, что только (solus) Папа имеет повсюду (ubigue) власть, полученную от Христа. От Папы также исходит любой церковный авторитет. Папа, даже если бы он остался в одиночестве и все в Церкви было бы уничтожено, мог бы все восстановить. (Papa et si solus esset et omnia essent destructa in ecclesia, reparare posset universa). В это время Папам был присвоен титул "Папы", а также "викария Христа" и даже "викария Бога". Римская Церковь стала именоваться "mater Ecclesia". Распространился также обычай целовать папскую туфлю. Бонифаций VIII украсил тиару диадемой в виде двойной короны, что означало власть духовную и светскую.

В конце средневековья две буллы заключают в себе период полемики на тему о примате: " Unam Sanectam" Бонифация VIII (1302) и "Pastor aeternus" (1516г.) Льва X. Первая включает тезис о том, "что для спасения необходимо послушание Римскому епископу». Папа Бонифаций VIII в основном опирался на выводы Эгидия Римлянина (+1316), содержащиеся в его произведении "De ecclesiastica potestate". Наряду с ним примат защищали главным образом Иаков из Витербо (+1308) в "De regimine christiano" и "De inrisdictione Pape", Августин из Анионы, которого называли Триумфус (+1328) в "Summa de potestate ecclesiastica" и Альварес Пелагиус (+1349) в "De planctu ecclesiate". Каждый из них по-своему признавал за Папой роль главы Церкви и plenitude potestatis. Среди защитников примата особенно следует упомянуть Николо из Палермо (+1345), Иоанна Рагузского (+1343), Николая Кузанского в последний период его жизни и Хуана Торквемаду (+1468). Среди противников власти Папы были отрицавшие ее полностью и ставившие ее в зависимость от церковного общества, были и те, кто считал, что она должна быть передана юрисдикции Собора (концилиаризм). Это название определяет суть учения о верховенстве Собора над Папой. Концилиаризм был следствием падения папского авторитета и попыткой противостоять распространяющемуся злу в Церкви. Собор является исполнительной властью в Церкви и что Папа не может ни отсрочить заседание, ни перенести его в другое место. За Собором признавали функцию представительства Церкви.

Проблема примата была тесно связана со взаимоотношениями Церкви и государства. Те, кто высказывался за папское превосходство, обычно признавали главенство Церкви над государством; те же, кто преуменьшал или отрицал папскую власть, отдавали первенство государству перед Церковью. Так, Эгидий Римлянин признавал за Церковью повсеместное верховенство в мире. Он утверждал, что кроме Церкви не существует никакой власти в узком значении этого слова. Terrena potestas est per ecclesiasticam tt ab ecclesiastica et in opus ecclesiasticae constituta (De eccl. potest). Иаков из Витербо считал церковную власть формой светской власти наподобие того, как цвет является формой света. Августин Триумфус признавал Церковную власть над гражданами государства, поскольку они являются членами той же Церкви. Аргументацию этих тезисов они обычно искали в формальной логике и праве. Но богословскую аргументацию использовали редко.

Никогда до этого не было написано так много сочинений о Церкви, как в XIV и XV веках. Правда, они касались, главным образом, церковной власти, но на втором плане уделялось много внимания также самой концепции церковного общества. Следует остановиться на произведении Торквемады (+1468) pt. Summa de Ecclesia. Оно представляет собой синтез ответов на вопросы, которые были подняты реформистским движением, и по своему содержанию близко к экклезиологическим трактатам. Автор разделил сочинение на четыре книги: о природе и тайне Церкви, о примате епископа Рима, о Соборах, о схизме и ереси. Торквемада был решительным защитником папского примата.

Раскол Церкви, к которому привел Лютер, вызвал потрясение христианского мира. Католическая сторона после короткого периода обороны перешла в наступление. Это стало, главным образом, делом богословов, в основном иезуитов. Правда, Триденский Собор занимался проблемами экклезиологии не напрямую, но в связи со многими вопросами церковной жизни. Прежде всего, он упорядочил реформу Католической Церкви. Поэтому его постановления имели важное значение и для экклезиологии. К ней относился и следующий вопрос: Какую роль в Церкви играет папа Римский?

Православные отличались от католиков главным образом отношением к вопросу примата епископа Рима, а также пониманием власти в Церкви. Эти различия в силу разных обстоятельств формировали экклезиальную апологию католиков. Католические теологи исходили из предпосылки, что примат епископа Рима связан с самой сущностью Церкви. Отсюда вывод: истинная Церковь там, где есть непрерывная преемственность Петрова правления. Такая аргументация является продолжением средневековых высказываний Пап, юристов и теологов в защиту авторитета Апостольской столицы. Тридентский собор не составил решения относительно непогрешимости пап, но иезуиты уже на соборе решительно заявляли, что непогрешимость есть принадлежность пап.

Католическая экклезиология эпох Возрождения и барокко преимущественно ограничивалась следующими вопросами: словесные и предметные определения, признаки и проблема принадлежности, примат Папы. Доминирующим стало, данное Робертом Белларменом в его эпохальном произведении "Disputatlones de contraversiis fidei cnristianae adversus huius temporis haereticas". Он утверждал, что "есть только одна Церковь и что она является собранием (coetus) людей, связанных между собой исповеданием одной и той же христианской веры, участием (communio) в одних и тех же таинствах под руководством (regimen) законных пастырей, а главное, единственного на земле викария Христа, Римского епископа». Посттриденский образ Церкви в католическом богословии представлялся как иерархизированное общество, управляемое Папой, имеющее определенное учение и свои собственные средства освящения; подобное замку на горе и ладье, уверенно плывущей к цели по бурному морю.

Другую опасность представляли для Церкви в этот период галликанизм, фебронианизм, посифинизм. В этих тенденциях церковные интересы переплетались с политическими, примату Папы противопоставляли полномочия епископов и монархов. Так называемые "Четыре галликанские статьи" отказывали Папе в праве на власть в делах приходящих, провозглашали верховенство над ним Вселенских соборов, ограничивали его власть церковным правом, а во Франции, сверх того, галльскими обычаями, а также ставили в зависимость от согласия всей Церкви его решения по вопросам веры. Февронианизм (от Юстина Феврония) умалял примат Папы по отношению к власти всей Церкви и епископов. В галликанских тенденциях пирамидальная церковная монархия подвергалась упрощениям, народ становился субъектом власти, епископ Рима был поставлен в один ряд с другими епископами.

Однако к девятнадцатому веку галликанская точка зрения не разделялась большинством. Большая же часть католиков считала, что папа является абсолютным монархом в церкви и что всеобщий собор получает свою власть из рук папы. Эта точка зрения получила название «ультрамонтанизм». В девятнадцатом веке партия ультрамонтанистов была как никогда сильна и жестко боролась за признание догмата о непогрешимости папы. Папа Пий IX (с 1846 по 1878 год) также твердо придерживался этого мнения. Папа Пий IX провозглашением своей непогрешимости надеялся прекратить посягательства на его светскую власть. 29 нюня 1868 года папа буллой «Aeterni Patris» объявил о созыве Вселенского собора. На открытии собора, в конце 1869 г., присутствовало 323 иерарха – кардиналы, патриархи, епископы и архиепископы и 4 тыс. прелатов. После бурных дискуссий Пию IX и его сторонникам удалось навязать собору догмат о папской непогрешимости. За восемь месяцев своей деятельности собор выработал две догматических конституции. Более важной была вторая конституция - «Церковь Христа», определявшая догмат о папской непогрешимости.

Сущность доктрины о папской непогрешимости противоречит евангельскому пониманию благодатных даров Духа Святого; это учение искажает принципы существования благодати в Церкви и опровергает многообразие духовного опыта в христианстве. В представленном учении внешний и формальный авторитет папы подменяет внутренний авторитет Святого Духа, Которым движется вся церковная жизнь. В католической доктрине оказалось много от житейской рассудочной этики – дескать, без внешнего, формально установленного, авторитета невозможно господство истины, порядка, единства. Таким образом, упорядоченное, институциональное единство, олицетворенное папизмом нивелирует благодатное единство Святого Духа.

Будучи преподавателем Духовной Академии, патриарх Сергий (Страгородский) задавался логичным вопросом по поводу догмата о Папском примате: какой потребности души западного человека отвечает папство? Сергий (Страгородский) такую особенность католической институциональности связывал со спецификой душевных потребностей и психологической конституцией западного человека. По Сергию (Страгородскому), западный церковный человек нуждается во внешнем авторитете, ему необходимо формальное руководство.

Но стоит отметить, что вопрос о церковной вероучительной непогрешимости является сложнейшей экклезиологической проблемой. Напомним, в православной теологии существует доктрина догматической непогрешимости общецерковного сознания, соборной непогрешимости. Под общецерковным православным догматическим сознанием подразумеваются постановления Вселенских и Поместных соборов, декретируемые не высшей властью, но являющиеся проявлениями соборного благодатного ума Церкви.

», не считая, что это даёт ему какую-либо власть. В других церквях признаётся вытекающая из этого права власть выражать, олицетворять и осуществлять в одном епископе власть всей церкви. Римско-католическая церковь считает примат папы «полной, высшей и всеобщей осуществляемой беспрепятственно властью над всей Церковью». Эта власть также принадлежит коллегии епископов , находящейся в единении с папой. Власть, приписываемая папе в связи с его приматом, имеет некоторые ограничения.

Догматическое обоснование

Главенство апостола Петра

Основная статья: Главенство апостола Петра

Согласно учению католической церкви первенство папы римского следует из того, что папа является преемником апостола Петра , относительно которого католическая церковь утверждает, что он являлся главой апостолов Иисуса Христа . Данное утверждение отрицается православными церквями , в частности Русской православной церковью , согласно учению которых главенство Петра не предполагает какой-то власти, и сводится только к праву на особый почёт . В качестве обоснования главенства апостола Петра в католичестве указывают несколько евангельских текстов:

Первенство епископа Рима

История вопроса

Альтернативные точки зрения

Напишите отзыв о статье "Примат папы римского"

Примечания

Литература

Первичные источники

Исследования

На английском языке

• Denny E. . - London: Rivingtons, 1912. - 760 p.
• Misner P. . - Brill Archive, 1976. - 204 p. - ISBN 90-04-04466-3 .

на русском языке

• Волконский А. М. Католичество и священное предание Востока. - Париж, 1933. - 435 с.
• Заозерский Н. А. О церковной власти. - 1894. - 458 с.
• Лебедев А. А. Разности православных и папистов в учении о Церкви. О главенстве папы. - Спб., 1903. - 393 с.
• о. А. Мартен Примат папы // Католическая энциклопедия . - М .: Издательство Францисканцев, 2007. - Т. III . - С. 1769-1771 . - ISBN 978-5-91393-016-3 .
• Петрово служение / ред. В. Каспер. - М .: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея. - 285 с. - (Диалог). - ISBN 5-89647-113-0 .
• Смешанный православно-католический комитет во Франции. Первенство Римского епископа в общении Церквей. - Unité - Единство, 1998. - 122 с.
• Шмеман А. Д. О понятии первенства в православной экклесиологии // Собрание статей 1947-1983. - М .: Русский путь, 2009. - С. 391-412 . - ISBN 978-5-85887-300-6 .

Отрывок, характеризующий Примат папы римского

– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.

Церковные историки утверждают, что в древней Церкви вопрос о примате папства не стоял никоим образом. Общеизвестно, что речь шла только о первенстве чести. Однако если на этой почве папы пытались отлучать архиереев из-за несогласия с ними по каким-то вопросам, то остальные Церкви, в том числе и западные, активно протестовали. За Римской кафедрой безусловно признавалось только одно первенство - «председательство в любви».

Действительно, кафедра была богатая, римляне помогали мученикам, которых привозили в Рим, снабжали деньгами бедные Церкви. (Почувствуйте разницу - ни копейки не тратилось на разведку и контрразведку, на политическую деятельность, своих банков не было, - все раздавалось нуждающимся!)

Первые века по Рождестве Христовом сохранили нам только имена епископов Рима, некоторые их деяния и сочинения. Но вот в конце III века в Антиохийской Церкви возникли имущественные проблемы, связанные с ее епископом Павлом Самосатским, впавшем в ересь. Ему покровительствовала пальмирская царица Зенобия, управлявшая Сирией, и поэтому для решения вопроса местные христиане (не еретики) обратились к языческому императору Аврелиану. (Потому что он был великим понтификом (главным жрецом), и серьезные религиозные дела разбирались именно им). Естественно, он решил вопрос по-римски: велел найти в Риме жреца, представляющего данную религию, то есть христианского римского епископа, выяснить, какую позицию занимает он, и присудить имущество той стороне, которую поддерживает епископ Рима. Вот такое первенство чести. Позиция чисто имперская и чисто языческая.

И ее разделяли все в империи: Рим-де стольный град, центр Вселенной, живет там государь-император, солнце вселенной, а вокруг него светлейшие и сиятельнейшие патриции и наилучшие государственные мужи. Они - самые мудрые, самые добродетельные и просвещенные, а поэтому решат все по справедливости и как надо. Такая логика нам знакома. Но в древней Церкви рассуждали и несколько иначе. Когда в той же Антиохии, уже христианской, в 341 году на Поместном соборе, составившемся в связи с освящением Золотой базилики, обсуждали вопрос о замещении Александрийской кафедры, и Римский епископ пытался продиктовать отцам собора свое мнение (вполне справедливое), то отцы ответили ему, что со своими делами справятся сами, а он пусть не считает себя третейским судьей. И все.

Это классическая древнехристианская позиция: древней кафедре наше почтение и братская любовь, но у нас и своя голова на плечах. Потому что Дух Святой и в Риме, и в Антиохии и в городке Византий - один и тот же. Аналогичная ситуация возникла на Втором Вселенском соборе, когда Рим пытался навязать Константинополю свою кандидатуру на должность архиепископа Города (совершенно никудышнюю), отцы восточные ее отвергли, проголосовали за святителя Григория Богослова и, чтобы придать вес кафедре новой столицы империи, собор утвердил за ней второе по чести место после римской (3-е правило). «Потому что Константинополь есть новый Рим». Было также принято правило о невмешательстве епископов в дела чужих диоцезов (2-е правило).

В Риме эти два постановления сильно не понравились.

Потому что они сокрушали римские амбиции.

А по сему быстренько собрали собор у себя и «Римским Собором 382 года было определено, что первенство в делах Церкви принадлежит епископам тех трех городов, где ранее проповедовали апостол Петр и его ученик, - Рима, первым епископом которого являлся апостол Петр, Антиохии, как его первого епископского местопребывания, Александрии, с которой связана деятельность апостола Марка, ученика апостола Петра. Римскому Собору приписывают первое официальное провозглашение примата епископа Рима по божественному праву, поскольку он признал его преемником и викарием апостола Петра.

Однако декларации примата Римского епископа не встречали сочувствия не только на Востоке, но иногда и на Западе. Опираясь на доктрину первенства «Апостольского престола», папа Дамас стремился принимать участие в решении внутренних проблем не только Римской Церкви, но и других Церквей. При поддержке очень юного императора Грациана, папа дезавуировал второе правило Второго Вселенского Собора о невмешательстве епископов в дела чужих епархий. Он разослал предписание, запрещающее поставлять епископов без согласия Рима. Впоследствии он его дополнил, а папа Сириций (384-399) подтвердил: рукоположение во епископа считается действительным лишь при согласии Римской Церкви, после хиротонии епископы обязаны были являться в Рим для получения паллия». Кроме того, Римская Церковь твердо стояла на том, что духовная власть не должна зависеть от прихоти светской.

Увы! Даже для Рима это вскоре станет недостижимым идеалом. Но особенно важно здесь то, что духовная власть Римского престола на этом этапе своего существования стремится не просто не зависеть, а даже как бы изолироваться, оторваться от светской. Хотя на практике, конечно, это было сложно. Что касается Константинополя, то там происходит обратное, и Церковь охотно сотрудничает с государством, и со временем эти два института переплетаются очень тесно.

После смерти императора Феодосия Великого империя разделилась на две половины, причем, именно римская половина со временем (и довольно быстро) стала весьма нестабильной политически, императоры там слишком часто сменялись и единственным оплотом стабильности в этой части империи оказалась Церковь и, прежде всего, Римский епископ. Со времен святого Константина Великого ему даровались различные преференции. И, конечно, появлялись собственные теоретические и практические «наработки» римских архиереев.

Со времени папы Дамаса (366-384) кафедра Римских епископов стала называться «Апостольским Престолом» (это название он впервые использовал в своем послании испанским епископам около 375 года). Вскоре после Второго Вселенского собора в Риме появился документ, на основании которого позже был составлен так называемый «Декрет Геласия» (три основные главы «Декрета», скорее всего, написаны в ближайшем окружении папы Дамаса), в котором утверждалось, что «Римская Церковь Божественным изволением, а не решением какого-либо собора (имелся в виду II Вселенский Собор), есть глава всех Церквей».

Преемник папы Дамаса епископ Сириций стал первым, при ком титул «папа» приобрел то значение, которое он имеет теперь. Папа Иннокентий I (401-417) в послании гальскому епископу Децентию сформулировал теорию о преимуществе римской традиции как наиболее древней и сохранившей чистое учение апостолов. То есть ни Медиолан, ни Лугдун (Лион), ни Кордова, ни Александрия, ни Антиохия, ни Эфес и никакая другая архиерейская кафедра, а только Рим сохранил предание в чистоте. Только Римская кафедра является апостольской, именно от нее получили благодать местные Церкви.

Такой вот теологумен, в который охотно и совершенно искренне верили все последующие римские папы и почти весь западный епископат. Кстати, на Западе Рим мог отчасти претендовать на эксклюзивное обладание апостольским преемством (тоже довольно условно, потому что святитель Римский Климент утверждал, что апостол Павел проповедовал до края земли, что означало тогда Испанию и Англию), а вот на Востоке было масса городов и весей, слышавших проповедь апостолов, то есть было много апостольских кафедр.

Но в посланиях епископам папа Иннокентий указывал им на особый авторитет Римской кафедры в области вероучения и представлял обращение к нему епископов как признание ими «древнего отеческого обычая» передавать важнейшие церковные дела на рассмотрение Римского епископа. На самом деле этот обычай в то время находился в стадии активного формирования, и занимались этим формированием римские епископы. Папа Иннокентий выдвинул тезис о том, что Римская Церковь является единственным источником истинной апостольской веры. Это еще не полная «непогрешимость», но ее первые ласточки.

Позиция восточных Церквей разительно отличалась от римской.

«Восточные епископы частенько прибегали к поддержке пап как к тактически выгодному противовесу имперскому вмешательству в их дела. Но их письма с просьбой о поддержке всегда были адресованы не только одному папе, но и нескольким видным западным епископам. Например, письмо св. Иоанна Златоуста из ссылки обращено не только к Иннокентию Римскому, но и к Валерию Миланскому и Хроматию Аквилейскому. В таких обращениях имя папы Римского всегда стоит первым, но это - дань церемониалу, не исключающему авторитета других епископов».

В силу специфической политической обстановки «папы постепенно приобретают положение монархов. На Востоке их авторитарные претензии всерьез не воспринимались. Здесь только император - разумеется, при поддержке Вселенского собора, который он один лишь и мог созывать, - обладал единоличной верховной властью».

Но уже в V веке ситуация изменилась.

Святитель Лев I Великий, папа Римский (440 - 461) получил от императора титул Верховного понтифика, pontifex maximus, который постулирует носителя этого титула в качестве высшего авторитета в вопросах веры. «Власть римского епископа как наместника св. Петра уже утвердилась ранее предшественниками Льва, в особенности такими, как Дамас и Сириций. Но Лев - папа, чья безупречная нравственность и преданность Церкви создали ему непоколебимый авторитет во всем мире, - придал этой идее куда больше торжественности, внешнего блеска и последовательности. Более того, он внес в эту самооценку Римской Церкви два новых аспекта.

Один из них - параллелизм двух организаций, имперской и церковной. Римское понятие имперского тела (corpus) идентифицируется в его мысли с Телом Христа (Corpus Christi), которое понималось не только как духовное, сакраментальное тело, но и как конкретная земная организация. Конечно, Сам Христос - Глава тела, но так как Он сделал Петра «князем всей Церкви» - главенство над земной организацией принадлежит Петру и его наследникам. Иными словами, Петру и его наследникам принадлежит в Церкви то место, которое в Империи принадлежит императору». Власть папства, утверждал святой папа Лев, - это власть самого святого Петра; устами пап глаголет сам святой Петр.

При всем уважении к папе Льву лично на Востоке стали понимать, что «римское папское самосознание» нужно как-то ограничивать.

И поэтому на IV Вселенском соборе было принято 28 правило, уточнявшее 3-е правило Второго Вселенского Собора: «Ибо и престолу Древнего Рима отцы, как и подобает, дали преимущества, потому что он был царствующим городом... Такие же преимущества подобают и святейшему престолу Нового Рима... Город, получивший честь быть городом императора и сената и имеющий равные преимущества с древним императорским Римом, был бы... подобно ему возвеличен и в церковных делах и стал бы вторым после него». Здесь утверждаются две неприятные для Рима идеи: во-первых, что верховенство Первого Рима, так же как и Второго, было утверждено отцами, а вовсе не святым Петром, а во-вторых, что преимущества римского епископа вытекают из того, что Рим был царствующим городом, то есть столицей.

Папа святой Лев Великий этого канона не принял. Он был глубоко убежден в мистических причинах первенствования Римской кафедры.

Кроме 28 правила, в ответ на учение о примате папы Римского, основанном на преемстве власти от апостола Петра, на Востоке было обосновано первенство патриарха Константинопольского, во-первых, ссылкой на предание о том, что Константинопольская церковь была основана апостолом Андреем, который не только был братом Петра, но и впервые привел Петра к Иисусу Христу (Ин 1:35-42). Однако в большинстве своем православные богословы рассматривали власть, дарованную Петру, как прообраз епископской власти вообще, а не власти, принадлежащей епископу какой-то определенной кафедры. И чтобы усилить позиции архиепископа Константинопольского, восточные епископы дали Константинополю, до тех пор подчинявшемуся Гераклейской епископской кафедре, статус и права митрополии над Понтом, Малой Азией и Фракией.

Дальнейшее развитие теория примата папской власти в Церкви получит у папы Геласия I (492-486). Этот папа подходил к вопросу юридически и следовал сложившейся ранее римской традиции, по которой власть церкви была auctoritas - законодательной, а власть императора - porestas - исполнительной. В римском праве auctoritas превосходит porestas. (Правда, в тогдашней политической ситуации папа Геласий признавал политическое верховенство короля-арианина Теодориха - куда деваться!). Несмотря на немалые усилия Константинопольского патриарха Евфимия и угрозы византийского императора Анастасия, которые пытались получить независимость от Апостольского Престола, святитель Геласий отказывался предоставлять особые привилегии восточной церкви. Опровергая сам принцип, на котором основан 28-й канон, Геласий писал: «Разве император не останавливался множество раз в Равенне, Милане, Сирмии и Треве? И разве священники этих городов приобрели что-либо дополнительно, кроме тех почестей, которые передавались им с древних времён? Если вопрос о положении городов и имеет место, то положение второго и третьего престолов (Александрии и Антиохии) выше, чем у этого города (Константинополя), который не только не числится среди (главных) престолов, но даже не входит в число городов с правами митрополии».

В другом послании он ещё дальше развивает эту тему: «Разве следовало Апостольскому престолу предпочесть решение округа Гераклеи, - я имею в виду понтифика Константинопольского, - или решение каких-либо иных епископов, которых необходимо созвать к нему, либо из-за него, когда епископ Константинопольский отказывается предстать перед Апостольским престолом, являющимся первым престолом? Этот епископ, даже если бы обладал прерогативой митрополии или числился среди (главных) престолов, все равно не имел права игнорировать решение первого престола».

Папа Геласий придерживался «теории обоюдоострого меча». В послании к императору Анастасию он указывал, что в мире есть две власти: светская и духовная. В религиозных вопросах правители должны слушаться епископов, а в светских делах епископы должны подчиняться правителям. Но при этом священство все же выше императорской власти, и церковь должна стоять над государством. «Последовательный в своей доктрине, папа Геласий обосновал, что папская власть есть источник любого канонического права, понтифик неподсуден никакому суду, но сам может вершить оный над любой церковью и её предстоятелем. По сути дела, при Геласии I завершилось формирование учения о примате папства в Кафолической Церкви». «Теория папы Геласия была возрождена в радикально новой форме папой Григорием VII, который не только отрицал разделение церкви и государства, но и провозглашал господство церкви над светской властью". Но о нем речь пойдет впереди.

В 516 году папа Гормизд издал «Правило веры», в котором снова утверждалось в качестве незыблемого принципа то, что Римская церковь всегда хранила неповреждённую веру и что в ней одной - «цельная и истинная твердыня христианской религии».

Византийский ответ Чемберлену заключался в том, что с начала VI века в титулатуру Патриарха Константинопольского был введен эпитет «Вселенский». Конечно, Рим реагировал на это болезненно (хотя в V веке на Востоке так называли папу Льва). «Папа Пелагий II счёл титул «Вселенский» вызывающим и распорядился, чтобы римский представитель в Константинополе прекратил общение с патриархом, если тот не откажется от этого звания.

Этим посланником был будущий Григорий Великий, находившийся тогда в дружеских отношениях с благочестивым патриархом.

Впоследствии став папой, он и сам протестовал против использования этого титула. Он указывал на то, что «беды, обрушившиеся на империю, - это результат небрежения клира своими пастырскими обязанностями, суетности тщеславного духовенства, возлагавшего на себя „антихристианские звания", его гордыни, разрушающей правопорядок». В противовес этому святитель Григорий Великий даже назвал себя «рабом рабов» (servus servorum Dei). При этом святителе положение папы чисто внешними политическими обстоятельствами было переключено в иной регистр.

Ни Рим, ни Италия не были нужны Византии.

И вообще никому не нужны.

Враги наступали со страшной силой. «В это время церковные власти приобретали всё большее влияние в Риме по мере того, как ослабевало светское правление, не способное даже организовать оборону города от наступающих лангобардов. Римская церковь взяла на себя многие государственные функции. Папа сам занимался обеспечением защиты города. На средства, полученные с церковных земельных владений, занимавших площадь от 3,5 до 4,7 тысяч квадратных километров в Италии, Африке, Галлии и Далмации, а также на средиземноморских островах, он снабжал сограждан продовольствием, оплачивал войска, содержал стратегические объекты, откупался от варваров, выкупал пленных, обеспечивал необходимым беженцев. Неудивительно, что после смерти святителя Григория папская казна оказалась почти пустой: никогда ещё Римская церковь не брала на себя фактически полностью бремя светской власти". Причем, папа не просто взял в свои руки власть в стране. Он поставил себя, епископа Римского, над всем этим хаосом вполне в духе уже выработанных папством теорий. Но то были теории, а у папы Григория они воплотились в жизнь. Повторимся: это вынужденная необходимость. Иначе просто не выжили бы.

«До Григория римский епископ имел еще местное значение, неоспоримые права его простирались только на десять провинций его диоцеза. В Северной Италии его права оспаривали равеннский, миланский и аквилейский архиепископы. При лангобардах эти духовные властители должны были уступить Григорию. Последний, кроме того, шагнул далеко за границы Италии, когда он обратил в христианство вестготов в Испании, англосаксов в Британии и когда затем получил возможность назначать епископов и в лангобардские земли.

В притворах церквей, в оградах монастырей в воскресные и праздничные дни бедные получали пищу и одежду из рук чиновников папы. Ворота города открыты были для больных, лишенных крова и пищи, бежавших от преследования лангобардов, в Риме принимали их, лечили и кормили. Таким образом, тесные обстоятельства времени должны были сблизить римское население с их епископом; со времени Григория епископский престол принимает значение национального учреждения».

Папа Григорий был очень смиренным человеком. Он отказывался от почестей, полагавшихся гражданским правителям, однако его практический опыт был усвоен преемниками. Они пошли другим путем и уже сами включили эпитет «вселенский» в свою титулатуру. А также постарались создать свое папское государство по образцу светских.

(продолжение следует)

Использованная литература:

1. Ф. И. Успенский «История византийской империи»

2. В.В. Болотов «Очерки по истории древней Церкви»

3. А. Величко «История византийской империи»

4. А. Л. Дворкин «Папа Лев Великий и развитие идеи папского верховенства"(Из книги «Очерки по истории Вселенской Православной Церкви»)

28 мая 2007 года, 10:28

Мы чтим патриарха Константинопольского как первого по чести, но мы против его восприятия как "восточного папы"

В преддверии очередной встречи смешанной православно-католической богословской комиссии в Италии представитель Русской православной церкви при европейских международных организациях епископ Венский и Австрийский Иларион в интервью порталу "Интерфакс-Религия" заранее предупредил о намерении Московского патриархата решительно отстаивать на предстоящем заседании собственный взгляд на проблему примата и соборности в церковной власти.

Когда и где состоится следующий раунд православно-католического богословского диалога? Какие вопросы предполагается в ходе него рассмотреть?

Наша встреча пройдет в октябре 2007 года в итальянском городе Равенна. В ходе заседания будет завершено обсуждение документа, посвященного теме епископата и соборности в Церкви.

Этот документ первоначально был подготовлен на заседании комиссии в Москве в 1990 году. Затем комиссия отложила его в сторону и в течение десяти лет занималась темой унии. Далее последовал шестилетний перерыв, и, наконец, в сентябре 2006 года в Белграде комиссия вернулась к этому тексту.

На заседании в Белграде наметились существенные расхождения между участниками по одному из параграфов документа. Однако в марте нынешнего года состоялось заседание редакционного комитета комиссии, куда входят три представителя православной стороны (архиерей Константинопольского патриархата митрополит Диоклийский Каллист, я и представитель Румынской церкви диакон Иоанн Ика), а также три католика. Нам удалось этот абзац изменить так, что он удовлетворил обе стороны. Если наша исправленная версия устроит пленарную комиссию, можно будет считать белградский инцидент исчерпанным. Хотя я не сомневаюсь в том, что в дальнейшем нас ожидают многие новые трудности.

С чем Русская православная церковь намерена выходить на эти переговоры? Какую главную идею, основной тезис она намерена отстаивать в этом диалоге?

Мы рассматриваем вышеупомянутый текст как подготовительный к обсуждению темы примата во Вселенской Церкви. В заключительных параграфах документа эта тема уже прямо затрагивается, а на следующих после Равенны заседаниях комиссии теме примата будет посвящен отдельный документ. Наш основной тезис: примат в Церкви необходим, в том числе и на вселенском уровне, но на уровне Вселенской Церкви это не может быть примат юрисдикции - это может быть только первенство чести.

Насколько Русская православная церковь готова к обсуждению вопроса о примате папы Римского? На чем она намерена настаивать в этой дискуссии и на какие теологические компромиссы готова идти? Имеет ли вообще этот вопрос, по Вашему мнению, перспективы быть одобренным православной стороной?

Никаких компромиссов здесь быть не может. И цель богословского диалога отнюдь не заключается в достижении компромисса. Для нас цель этого диалога - выявить, каков был изначальный взгляд Церкви на первенство Римского епископа. Именно от этого надо отталкиваться - от того, какое место занимал епископ Рима в древней, неразделенной Церкви.

Исторически примат Римского епископа в христианской Церкви был, с нашей точки зрения, приматом чести, а не юрисдикции. То есть юрисдикция папы Римского никогда не распространялась на все Церкви. Во втором тысячелетии папа Римский стал де факто "патриархом Запада" (данный титул сохранялся за ним и де юре до недавнего времени), тогда как на Востоке Церковь возглавляли четыре патриарха поместных Православных церквей - Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский.

После разрыва с Римом в семье Православных церквей первенство чести как бы автоматически перешло к Константинополю, хотя все древние каноны усваивают Константинопольскому епископу второе место после Римского, ни в одном каноне не говорится о первенстве Константинополя. Тем не менее это первенство стало свершившимся фактом, но только мы воспринимаем его исключительно как первенство чести, тогда как сам Константинопольский престол иной раз склонен толковать это первенство расширительно. Вот вокруг этих вопросов и будут, как я полагаю, возникать основные трудности.

Намерен ли Московский патриархат выработать к заседанию какой-то специальный законченный богословский документ, который будет выражать позицию Русской церкви по теме дискуссии и впоследствии будет доступен?

Святейший Патриарх и Священный Синод поручили богословской комиссии составить документ, который будет отражать официальную точку зрения Московского патриархата по вопросу о примате во Вселенской Церкви вообще и о приматах Римского и Константинопольского епископов, в частности. Появление такого документа станет важной вехой в осмыслении этого серьезного экклезиологического вопроса и поможет мне как представителю нашей Церкви в смешанной комиссии отстаивать нашу официальную точку зрения.

Известен ли заранее алгоритм консолидированного принятия итогового решения православной стороной - голосования либо консенсуса? На прошлой встрече, насколько помнится, по этому поводу возникали споры, и Вами выражался публичный протест.

Да, я тогда выразил протест и буду выражать его в дальнейшем, если вопросы важного богословского и экклезиологического характера будут ставиться на голосование. Здесь речь не идет о мнении большинства и меньшинства, речь идет о выяснении истины.

В прошлый раз, когда кардинал Вальтер Каспер (сопредседатель смешанной комиссии, глава Папского совета по содействию христианскому единству - "ИФ") с подачи митрополита Иоанна (Зизиуласа) (сопредседатель смешанной комиссии, Константинопольский патриархат - "ИФ") поставил спорный параграф на голосование, представители Московского патриархата оказались единственными, кто проголосовал против. И было сказано, что против формулировки выступила "just one Church" (только одна церковь). Но, во-первых, эта "just one Church" по количеству верующих превосходит все остальные Православные церкви вместе взятые, а во-вторых, вне зависимости от размера, если хотя бы одна Православная церковь выступает против той или иной формулировки, эту формулировку принимать нельзя. Должен быть консенсус, и голосование здесь неуместно.

Именно так мы работали в редакционном комитете. Признаюсь, что работать вшестером гораздо легче, чем обсуждать документ в группе из 60 человек. Может быть, методологически было бы правильнее поделить громоздкую пленарную комиссию на несколько рабочих групп, которые лишь иногда встречались бы для рассмотрения итоговых текстов. Между прочим, в Балтиморе, когда обсуждалось будущее смешанной комиссии, я говорил, что комиссия из 60 человек не может быть работоспособной и предлагал уменьшить ее вдвое.

Будет ли представителям поместных Православных церквей предоставлено паритетное право участия в дискуссии? Может ли, на Ваш взгляд, делегация Константинопольского патриархата настаивать на собственном первенстве в отражении позиции Православных церквей?

Система представительства в комиссии не отражает реальный расклад сил и взглядов в православном мире. Многомиллионная Русская церковь представлена в комиссии двумя делегатами, тогда как любая другая, даже небольшая по численности Православная церковь, тоже представлена двумя делегатами. Сопредседателем комиссии является представитель Константинопольского патриархата, секретарем - тоже. Все это создает определенный дисбаланс. Иной раз православный сопредседатель настаивает на своей точке зрения, которую может не разделять представитель Московского патриархата. Именно так было в Белграде, когда обсуждался спорный параграф документа.

Мы рассматриваем сопредседателя комиссии как прежде всего модератора, задача которого заключается не в том, чтобы навязывать свою точку зрения или позицию своей Церкви другим участникам, а предоставлять всем равные возможности для высказывания и вести комиссию к консенсусу. Мы будем и дальше придерживаться этой точки зрения.

Потепление, очевидно возникшее между Ватиканом и Москвой в период понтификата Бенедикта XVI, носит в первую очередь политико-дипломатический характер. Может ли это потепление отразиться и на богословской сфере, вдохновить участников богословской дискуссии к большей открытости и взаимопониманию?

Взаимоотношения между Ватиканом и Москвой относятся к сфере двусторонних отношений, а смешанная комиссия включает все поместные Православные церкви. Поэтому я не стал бы прямо увязывать эти два разных уровня.

Как известно, патриарх Варфоломей изъявил желание присутствовать на заседании в Равенне и предложил папе Бенедикту XVI тоже туда поехать. Насколько я знаю, официального ответа от Ватикана на это предложение пока не последовало. Однако члены смешанной комиссии, с которыми мне пришлось разговаривать, сдержанно отнеслись к данной инициативе.

Дело в том, что, когда встречается папа Римский и патриарх Константинопольский, светские средства массовой информации, не разбирающиеся в тонкостях православной экклезиологии, представляют это как встречу глав двух Церквей - Католической и Православной. Если бы папа Римский и патриарх Константинопольский присутствовали на заседании смешанной комиссии в Равенне, это бы воспринималось так, будто папа возглавляет католическую половину комиссии, а патриарх Константинопольский - православную.

Между тем Православная церковь имеет структуру, отличную от структуры Католической церкви: у нас нет единого предстоятеля во вселенском масштабе, а каждая поместная Церковь возглавляется своим предстоятелем. Иными словами, во вселенском Православии нет иерарха, чья роль была бы аналогична роли папы Римского в Западной церкви. И не стоит создавать иллюзию, что такой иерарх есть. Мы чтим патриарха Константинопольского как первого по чести среди предстоятелей поместных Православных церквей, но мы против того, чтобы его воспринимали как "восточного папу".

В Католической церкви папа воспринимается как высшая вероучительная инстанция, и в каком-то смысле каждый католик, участвующий в работе смешанной комиссии, является представителем папы (хотя одновременно может представлять и свою местную церковь или то или иное учебное заведение). Все католические члены комиссии назначаются Ватиканом. У нас же иная система: у нас каждая поместная Церковь назначает своих представителей. И если, например, я поеду в Равенну, то я буду представлять там не патриарха Константинопольского, а патриарха Московского, и выполнять буду волю последнего, а не первого.

Будут ли участвовать во встрече в Италии представители униатских церквей? Будет ли затрагиваться в ходе дискуссий тема унии как одной из форм церковного единения? Намерен ли Московский патриархат выразить там свою позицию по униатам, в частности, по политике УГКЦ?

В комиссии имеются представители так называемого "восточного обряда", которые смогут озвучить точку зрения греко-католиков, если возникнет дискуссия по теме унии. Обсуждение этой острой темы сейчас как бы временно отложено, поскольку именно эта тема сделала невозможной работу комиссии в Балтиморе. Но с повестки дня тема унии не снята, и рано или поздно к ней придется вернуться. Мы, представители Московского патриархата, настаиваем на том, что обсуждение этой темы необходимо продолжить.

Поскольку смешанная комиссия создана для богословского диалога, а не для разбора конкретных ситуаций в тех или иных регионах, то мы вряд ли сможем касаться политики греко-католической церкви на Украине. Но, повторю, тему унии обсуждать придется, как бы ни хотелось некоторым членам комиссии этого избежать.

Главенство апостола Петра

Основная статья: Главенство апостола Петра

Споры о дате Пасхи

Основная статья: Споры о дате Пасхи

В конце II века епископ Римский Виктор попытался решить cпоры о дате Пасхи путём отлучения епископов и паствы Малой Азии . По мнению Афанасьева, во время так называемых Пас­хальных споров конца II века энергичные действия папы Вик­тора (189-198) все еще не выходят за границы обычной цер­ковной практики. Афанасьев указывает на то, что безапелляционное требование папы принять позицию Рима опира­лось на традицию подавляющего большинства Церквей. Цер­кви Малой Азии остались в изоляции после того, как все другие Церкви последовали требованию Виктора, однако было бы ошибкой говорить об их «отлучении»: в конце II столетия никто не считал возможным, чтобы одна Церковь могла отлучить другую.

Спор между папой Стефаном и Киприаном Карфагенским

После преследований императора Деция в 250-251 годах возникли разногласия по вопросу о допустимости возвращения на свои посты испанских епископов, которые во время гонений приносили жертвы языческим божествам. Папа Стефан допускал возвращение отпавших через покаяние, а Киприан Карфагенский настаивал на принятие новациан через повторное крещение. Когда выяснилось различие, то папа Стефан стал требовать от Африканской церкви поступать по римской практике. В ответ на это Киприан, ранее подчёркивавший верховенство римского епископа среди прочих, созвал в Карфагене три собора, на которых принимается решение не признавать крещения еретиков и держаться существовавшей в Африке практики. Узнав об этом, папа пишет в Карфаген и еще раз требует принимать новациан только через покаяние, а также впервые ссылается на Мф. в обоснование своего первенства. С критикой папы Стефана выступили Дионисий Александрийский и Фирмилиан Кессарийский.

По мнению Афанасьева, и Стефан, и Киприан вместе отошли от церковной традиции, причем Киприан в большей степе­ни, так как попытался установить лидерство над всей Церковью посредством своих Соборов, что явилось инноваци­ей. Афанасьев считает, что поведение Сте­фана было естественным и полностью отвечало приоритет­ной роли Римской Церкви, тем более что Испания находи­лась в сфере ее прямого влияния.

Альтернативные точки зрения

Протестантский взгляд

Тема папства и его авторитета является одной из главных отличий Католической Церкви от многих других христианских конфессий. Библия является единственным авторитетом в протестантском вероучении и богословии, и её толкование не связывается только с одним человеком. Важным документом протестантского неприятия догмата о примате папы является трактат "О власти и первенстве Папы ", написанный 17 февраля 1537 года Филиппом Меланхтоном и подписанный всеми лютеранскими богословами.

Православный взгляд

Православная церковь никогда не имела и до настоящего времени не имеет единой административной структуры управления. До раскола 1054 года епископ Рима считался первым «по чести», но за ним не признавалось первенство власти. После 1054 года «первым среди равных» в ряду предстоятелей поместных православных церквей признается Патриарх Константинопольский , который с византийских времен носит титул «Вселенского», однако ни данный титул, ни первенство чести не дают Константинопольскому Патриарху никаких юрисдикционных прав вне пределов своего собственного Патриархата.

Альтернативные мнения церковных соборов

В течение первых трех столетий церковь разрешала возникающие вопросы посредством местных соборов, не запрашивая директив из Рима. Ни один из епископов Рима не председательствовал ни на одном Вселенском Соборе лично. Вместо него присутствовали его представители (легаты), которые занимали первое место «по чести», поскольку Рим был столицей империи.

• 6 правило I Вселенского Собора постановило: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими. Понеже и Римскому епископу сие обычно, подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Тем самым епископы Рима, Александрии и Антиохии были признаны равными в осуществлении своих полномочий в пределах своей территории.

• II Вселенский собор : «Епископ Константинопольский ди имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град сей есть Новый Рим» (3 правило).