Монистическое и плюралистическое понимание исторического развития. Формационный и цивилизационный подход. Теории исторического развития

Собранный историком фактический материал требует своего объяснения, что осуществляется на основе теорий (концепций). Таким образом, с одной стороны необходимо знание конкретных фактов, с другой - историк должен осмыслить всю совокупность фактов с целью выявления причин и закономерностей развития общества.

Теории исторического процесса (теории изучения) определяются предметом истории. Теория - это логическая схема, поясняющая исторические факты. Сами по себе исторические факты как «фрагменты действительности» ничего не объясняют. Только историк дает факту толкование. Но это толкование зависит от идейно-теоретических взглядов, политических и иных пристрастий.

Что отличает одну теорию исторического процесса от другой? Различия - в предмете изучения и системе взглядов на исторический процесс. Каждая схема-теория из множества исторических фактов выбирает те, которые вписываются в ее логику. Исходя из предмета исторического исследования каждая теория выделяет свою периодизацию, определяет свой понятийный аппарат, создает свою историографию. Различные теории выявляют только свои закономерности или альтернативы (варианты исторического процесса) и предлагают свое видение прошлого, дают свои прогнозы на будущее.

По предметам изучения обычно выделяют три теории изучения:

религиозно-историческую, всемирно-историческую, локально-историческую.

В религиозно-исторической теории предметом изучения является движение человека к Богу, связь человека с Высшим разумом, Творцом - Богом. Суть всех религий состоит в осознании кратковременности существования материального тела человека и Вечности души. В рамках религиозно-исторической теории существует несколько направлений (христианство, ислам, буддизм и др.) С точки зрения христианства, смысл истории заключается в последовательном движении человека к Богу, в ходе которого формируется свободная человеческая личность, преодолевающая свою зависимость от природы и приходящая к познанию конечной истины, дарованной человеку в Откровении. Освобождение человека от первобытных страстей, превращение его в сознательного последователя Бога - основное содержание истории.

Во всемирно-исторической теории предметом изучения является общемировой прогресс человечества, позволяющий получать по возрастающей материальные блага. Во главу ставится социальная сущность человека, прогресс его сознания, позволяющий создать идеального человека и общество. Общество обособилось от природы и человек преобразует природу в соответствии со своими возрастающими потребностями. Развитие истории отождествляется с прогрессом. Все народы проходят через одни и те же стадии прогресса. Одни проходят прогрессивный путь развития раньше, другие - позднее. Идея прогрессивного общественного развития рассматривается как закон, как необходимость и неизбежность.

Однако присущий данной теории европоцентризм ограничивает возможности построения картины всемирной истории, ибо не учитывает особенности развития не только иных миров (Азия, Африка), но и так называемой европейской периферии (Восточная Европа и особенно Россия). Абсолютизировав с европоцентристских позиций понятие «прогресс», многие историки этого направления как бы «выстроили» народы по иерархической лестнице. В итоге сложилась несколько упрощенная схема развития истории с «передовыми» и «отсталыми» народами, с чем другие историки не могут согласиться.

В свою очередь, в рамках всемирно-исторической теории существуют направления: а) материалистическое; б) либеральное; в) технологическое.

Материалистическое направление, изучая общемировое развитие - прогресс человечества, отдает приоритет развитию общества, общественных отношений, связанных с формами собственности, классовой борьбе, проходящей через века и ведущей к уничтожению частной собственности и утверждению общественной. История предстает как закономерная смена общественно-экономических формаций, на «стыках» которых происходят революционные изменения. В основе смены формаций - противоречие между уровнем развития производительных сил и производственных отношений. Движущей силой развития общества является классовая борьба между имущими, владеющими частной собственностью (эксплуататорами), и неимущими (эксплуатируемыми), приводящая в конечном итоге к уничтожению частной собственности и построению бесклассового общества.

Либеральное направление отдает приоритет развитию личности, обеспечению ее прав и свобод и, прежде всего, права частной собственности. Самореализация личности возможна только на основе частной собственности, а развитие общества осуществляется на основе сотрудничества личностей, представляющих все слои общества. Условием прогресса является свободная личность. Либералы считают, что в истории всегда есть альтернатива развития. А сам выбор, вектор прогресса, зависит от сильной личности - «героя», харизматического лидера.

Технологическое направление, изучая общемировое развитие - прогресс человечества, отдает приоритет технологическому развитию и сопутствующим изменениям в обществе. Человечество «обречено» на техническое развитие, проходя путь от выделения «из животного мира» до освоения пространств космоса. Вехами в этом развитии являются фундаментальные открытия: появление земледелия и скотоводства, освоение железа, создание конской упряжи, изобретение механического ткацкого станка, паровой машины и т.д., а также соответствующие им политические, экономические и общественные системы. Фундаментальные открытия определяют прогресс человечества и не зависят от идеологической «окраски» того или иного политического режима. Технологическое направление делит историю человечества на периоды: традиционный (аграрный), индустриальный, постиндустриальный (информационный).

В локально-исторической теории предметом изучения являются локальные цивилизации. Каждая из локальных цивилизаций самобытна, слитна с природой и проходит в своем развитии стадии рождения, становления, расцвета, упадка и гибели. На смену погибшей цивилизации приходит другая цивилизация. Во главу этой теории ставится генетико-биологическая сущность человека и конкретная среда его обитания. Человечество составляет часть природы-биосферы и изменяется вместе с ней. Не прогресс сознания, разума человека, а его подсознание, вечные биологические инстинкты: продление рода (сексуальность), зависть, стремление жить лучше, чем другие, жадность, стадность определяют и неизбежно повторяют во времени ту или иную рожденную природой форму устройства общества. Не история повторяется на новом витке развития, а повторяется биологический вид - человек во времени со своими постоянными биологическими инстинктами. В природе идет неуклонный круговорот жизненных циклов.

Французский материализм обнаруживал поразительную, про­сто мало вероятную ныне, слабость всякий раз, когда ему прихо­дилось сталкиваться с вопросами развития в природе или в исто­рии. Возьмем хоть происхождение человека. Хотя мысль о пос­тепенном развитии этого вида и не казалась материалистам «противоречивой», но они считали такую «догадку» очень мало вероятной. Авторы «Systeme de la nature» («Система природы».- Ред.) (см. шестую главу первой части) говорят, что если бы кто-нибудь восстал против подобной догадки, если бы кто-нибудь возразил, «что природа действует с помощью известной суммы общих и неизменных законов», и прибавил при этом, что «человек, четвероногое, рыба, насекомое, растение и т. д. существуют от века и остаются вечно неизменными», то они «не воспротивились бы и этому». Они заметили бы только, что и такой взгляд не проти­воречит излагаемым ими истинам. «Человеку не дано знать все: ему не дано знать свое происхождение» - вот все, что говорят, в конце концов, авторы «Systeme de la nature» no поводу этого важного вопроса.

Гельвеций как будто больше склоняется к мысли о постепен­ном развитии человека. «Материя вечна, но формы ее изменчи­вы»,- замечает он, напоминая, что и теперь человеческие породы видоизменяются действием климата. Он даже вообще считает изменчивыми все животные виды. Но эта здравая мысль форму­лируется им очень странно. У него выходит, что причины «несход­ства» между различными видами животных и растений лежат или уже в свойстве их зародышей, или в различии окружающей их среды, в различии их «воспитания».

Наследственность исключает, таким образом, изменчивость и наоборот. Приняв теорию изменчивости, мы должны, следова­тельно, предположить, что из каждого данного «зародыша» может получиться при надлежащей обстановке любое животное или рас­тение: из зародыша дуба, например, бык или жирафа. Само собой разумеется, что подобная «догадка» не могла пролить света на вопрос о происхождении видов, и сам Гельвеции, раз выска­зав ее мимоходом, уже не возвращается к ней ни разу.

Столь же плохо умели объяснить французские материалисты и явления общественного развития. Различные системы «зако­нодательства» изображаются ими исключительно как плод созна­тельной творческой деятельности «законодателей»; различные религиозные системы - как плод хитрости жрецов и т. д.

Это бессилие французского материализма перед вопросами развития в природе и в истории делало очень бедным его фило­софское содержание. В учении о природе содержание это своди­лось к борьбе против одностороннего понятия дуалистов о материи; в учении о человеке оно ограничилось бесконечным повторе­нием и некоторым видоизменением локковского положения: нет врожденных идей. Как ни полезно было такое повторение в борьбе против отживших нравственных и политических теорий,- серьезное научное значение оно могло иметь только в том случае если бы материалистам удалось применить свою мысль к объясне­нию духовного развития человечества. Мы уже сказали выше что некоторые, очень замечательные попытки сделаны были в этом направлении французскими материалистами (т. е., собст­венно, Гельвецием), но что они окончились неудачей (а если бы они удались, то французский материализм оказался бы очень сильным в вопросах развития), и материалисты, в своем взгляде на историю, стали на чисто идеалистическую точку зрения: мнения правят миром. Лишь по временам, лишь очень редко материа­лизм врывался в их исторические рассуждения в виде замечаний на ту тему, что один какой-нибудь шальной атом, попавший в го­лову «законодателя» и причинивший в ней расстройство мозго­вых отправлений, может на целые века изменить ход истории. Такой материализм был в сущности фатализмом и не оставлял места для предвидения событий, т. е., иначе сказать, для созна­тельной исторической деятельности мыслящих личностей.

Неудивительно поэтому, что способным и талантливым людям, не вовлеченным в ту борьбу общественных сил, в которой мате­риализм являлся страшным теоретическим оружием крайней левой партии, это учение казалось сухим, мрачным, печальным. Так отзывался о нем, например, Гёте. Чтобы этот упрек перестал быть заслуженным, материализм должен был покинуть сухие, отвлеченные рассуждения и попытаться понять и объяснить с сво­ей точки зрения «живую жизнь», сложную и пеструю цепь кон­кретных явлений. Но в своем тогдашнем виде он неспособен был решить эту великую задачу, и ею овладела идеалистическая философия.

Главным, конечным звеном в развитии этой философии явля­ется гегелевская система, поэтому мы и будем указывать преиму­щественно на нее в нашем изложении.

Гегель называл метафизической точку зрения тех мыслителей,- безразлично, идеалистов или материалистов,- которые, не умея понять процесса развития явлений, поневоле представ­ляют их себе и другим как застывшие, бессвязные, неспособные перейти одно в другое. Этой точке зрения он противопоставил диалектику, которая изучает явления именно в их развитии и, сле­довательно, в их взаимной связи.

По Гегелю, диалектика есть принцип всякой жизни. Нередко встречаются люди, которые, высказав известное отвлеченное положение, охотно признают, что, может быть, они ошибаются и что, может быть, правилен прямо противоположный взгляд. Это - благовоспитанные люди, до конца ногтей проникнутые «терпимостью»: живи и жить давай другим, говорят они своему рассудку. Диалектика не имеет ничего общего со скептической терпимостью светских людей, но и она умеет соглашать прямо противоположные отвлеченные положения. Человек смертен, говорим мы, рассматривая смерть, как нечто коренящееся во внешних обстоятельствах и совершенно чуждое природе живого человека. Выходит, что у человека есть два свойства: во-первых, быть живым, а во-вторых - быть также и смертным. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что жизнь сама носит в себе зародыши смерти и что вообще всякое явление противоре­чиво в том смысле, что оно само из себя развивает те элементы, которые, рано или поздно, положат конец его существованию, превратят его в его собственную противоположность. Все течет, все изменяется, и нет силы, которая могла бы задержать это постоянное течение, остановить это вечное движение; нет силы, которая могла бы противиться диалектике явлений (…).

В данную минуту движущееся тело находится в данной точке, но в то же время находится и вне ее, потому что, если бы оно находилось только в ней, оно, по крайней мере на это мгновение, стало бы неподвижным. Всякое движение есть диалектический процесс, живое противоречие, а так как нет ни одного явления природы, при объяснении которого нам не пришлось бы в послед­нем счете апеллировать к движению, то надо согласиться с Ге гелем, который говорил, что диалектика есть душа всякого на­учного познания. И это относится не только к познанию природы. Что означает, например, старый афоризм: sumtnum jus sumпа injuria (высшее право - высшее бесправие.-Ред.)? То ли, что справедливее всего мы поступаем тогда, когда, отдавши дань праву, мы в то же время отдадим должное и бесправию? Нет, так рассуждает только «пошлый опыт, ум глупцов». Этот афо­ризм означает, что всякое отвлеченное право, дойдя до своего логического конца, превращается в бесправие, т. е. в свою собст­венную противоположность (…). Взгляните теперь на экономические явления. Каков логический конец «свободного соперничества»? Каждый предприниматель стремится побить своих соперников, остаться единоличным хозяином рынка. И, ко­нечно, нередки случаи, когда какому-нибудь Ротшильду или Вандербильту удается счастливо осуществить это стремление. Но это показывает, что свободное соперничество ведет к монополии, то есть к отрицанию соперничества, т. е. к своей собственной противоположности. Или посмотрите, к чему ведет прославленный нашей народнической литературою так называемый трудовой принцип собственности. Мне принадлежит только то, что создано моим трудом. Это как нельзя более справедливо. И не менее справедливо то, что я употребляю созданную мною вещь по своему свободному усмотрению: я пользуюсь ею сам или меняю ее на другую вещь, почему-либо для меня желательную. Столь же справедливо, наконец, и то, что я пользуюсь вымененною мною вещью опять-таки по своему свободному усмотрению,- как мне приятнее, лучше, выгоднее. Положим теперь, что я про­дал продукт моего собственного труда за деньги, а деньги употре­бил на наем работника, т. е. купил чужую рабочую силу. Вос­пользовавшись этой чужой силой, я оказываюсь владельцем стоимости, которая значительно выше стоимости, израсходован­ной мною на ее покупку. Это, с одной стороны, очень справед­ливо, так как ведь уже признано, что я могу пользоваться вы­мененною вещью, как мне лучше и выгоднее, а с другой стороны, это очень несправедливо, потому что я эксплуатирую чужой труд и тем отрицаю тот принцип, который лежал в основе моего понятия о справедливости. Собственность, приобретенная моим личным трудом, родит мне собственность, созданную трудом другого. Summum jus summa injuria. И такая injuria самою силой вещей порождается в хозяйстве чуть ли не каждого зажи­точного кустаря, чуть не каждого исправного сельского домо­хозяина.

Итак, каждое явление действием тех самых сил, которые обусловливают его существование, рано или поздно, но неиз­бежно превращается в свою собственную противоположность.

Мы сказали, что идеалистическая немецкая философия смотрела на все явления с точки зрения их развития и что это-то и значит смотреть из них диалектически. Нужно заметить, что мета­физики умеют искажать и самое учение о развитии. Они твердят, что ни в природе, ни в истории скачков не бывает. Когда они говорят о возникновении какого-нибудь явления или обществен­ного учреждения, они представляют дело так, как будто это явле­ние или учреждение было когда-то очень маленьким, совсем незаметным, а потом постепенно подрастало. Когда речь идет об уничтожении того же явления и учреждения, предполагается, наоборот, постепенное его уменьшение, продолжающееся до тех пор, пока явление станет совсем незаметным в силу своих микро­скопических размеров. Понимаемое таким образом развитие ровно ничего не объясняет; оно предполагает существование тех самых явлений, которые оно должно объяснить, и считается лишь с совершающимися в них количественными изменениями. Господство метафизического мышления было когда-то так сильно в естествознании, что многие натуралисты иначе и не могли пред­ставить себе развитие, как именно в виде такого постепенного увеличения или уменьшения размеров изучаемого явления. Хотя уже со времен Гарвея было признано, что «все живое разви­вается из яйца», но с таким развитием из яйца, очевидно, не свя­зывалось никакого точного представления, и открытие спермато­зоидов тотчас послужило поводом к возникновению теории, по которой в семенной клеточке уже заключается готовое, совер­шенно развившееся, но микроскопически маленькое животное, так что все «развитие» его сводится к росту. Совершенно так рассуждают теперь мудрые старцы, а в их числе многие знамени­тые европейские социологи-эволюционисты, о «развитии», напри­мер, политических учреждений: история скачков не делает: va piano...

Немецкая идеалистическая философия решительно восстала против такого уродливого понятия о развитии. Гегель язвитель­но осмеивал его и неопровержимо доказал, что и в природе, и в че­ловеческом обществе скачки составляют такой же необходимый момент развития, как и постепенные количественные изменения. Изменения бытия,- говорит он,- состоят не только в том, что одно количество переходит в другое количество, но также и в том, что качество переходит в количество и, наоборот, каждый из переходов этого последнего рода составляет перерыв постепен­ности (ein Abbrechen des Allmahlichen) и дает явлению новый вид, качественно отличный от прежнего. Так, вода при охлаж­дении твердеет не постепенно... а сразу; уже охладившись точки замерзания, она остается жидкостью, если только сохраняет спокойное состояние, и тогда достаточно малейшего толчка, чтобы она вдруг сделалась твердой... В мире нравственных явле­нии... имеют место такие же переходы количественного в качественное, или, иначе сказать, различия в качествах и там основываются на количественных различиях. Так, немножко меньше, немножко больше составляют ту границу, за которой легкомыслие перестает быть легкомыслием и превращается в нечто совер­шенно другое, в преступление... Так, государства при прочих равных условиях получают различный качественный характер лишь вследствие различий в величине. Данные законы и данное государственное устройство приобретают совершенно другое зна­чение с расширением территории государства и численности его граждан...». Современные натуралисты прекрасно знают, как часто изме­нения количества ведут к изменениям качества. Почему одна часть солнечного спектра производит на нас ощущение красного цвета, другая - зеленого и т. д.? Физика отвечает, что тут все дело в числе колебаний частиц эфира. Известно, что число это изменяется для каждого спектрального цвета, возрастая от крас­ного к фиолетовому. Это не все. Напряжение теплоты в спектре увеличивается по мере приближения к наружному краю красной полосы и достигает наибольшей степени на некотором расстоянии от него, по выходе из спектра. Выходит, что в спектре имеются особого рода лучи, которые уже не светят, а только греют. Физика и здесь говорит, что качества лучей изменяются вследствие изме­нения числа колебаний частиц эфира. Но и это не все. Солнечные лучи производят известное хими­ческое действие, как это показывает, например, линяние материй от солнца. Наибольшей химической силой отличаются фиолето­вые и так называемые за-фиолетовые лучи, которые уже не вы­зывают в нас светового ощущения. Различие в химическом дей­ствии солнечных лучей объясняется опять-таки не чем иным, как количественными различиями в колебаниях частиц эфира: количество переходит в качество. То же подтверждает и химия (…).

Теперь мы узнали уже главнейшие отличительные признаки диалектического мышления, но читатель чувствует себя неудов­летворенным. А где же знаменитая триада, спрашивает он, та триада, в которой заключается, как известно, вся суть гегелев­ской диалектики? Извините, читатель, мы не говорили о триаде по той простой причине, что она вовсе не играет у Гегеля той роли, которую ей приписывают люди, не имеющие никакого по­нятия о философии этого мыслителя, изучавшие ее, например, «учебнику уголовного права» г. Спасовича. Полные святой простоты, эти легкомысленные люди убеждены, что вся аргументация немецкого идеалиста сводилась к ссылкам на триаду; с каким бы теоретическим затруднением ни сталкивался старик, он с спокойной улыбкой предоставлял другим ломать над ним свои бедные, «непосвященные» головы, а сам немед­ленно строил силлогизм: все явления совершаются по триаде; я имею дело с явлением; следовательно, обращусь к триаде. Это просто сумасшедшие пустяки, как выражается один из пер­сонажей Каренина, или неестественное празднословие, если вам больше нравится щедринское выражение. Ни в одном из 18 томов сочинений Гегеля «триада» ни разу не играет роли довода, и кто хоть немного знаком с его философским учением, тот понимает, что она никоим образом не могла играть ее. У Гегеля триада имеет такое же значение, какое она имела еще у Фихте, филосо­фия которого существенно отличается от гегелевской. Понятно, что только круглое невежество может считать главным отли­чительным признаком одной философской системы признак, свойственный по меньшей мере двум совершенно различным системам.

Нам очень жаль, что «триада» отвлекает нас от нашего из­ложения, но, заговорив о ней, надо кончить. Посмотрим же, что это за птица.

Всякое явление, развиваясь до конца, превращается в свою противоположность; но так как новое, противоположное пер­вому, явление также, в свою очередь, превращается в свою про­тивоположность, то третья фаза развития имеет формальное сходство с первой. Оставим пока вопрос о том, насколько соот­ветствует действительности такой ход развития; допустим, что ошибались люди, думавшие, что - совершенно соответствует; во всяком случае ясно, что «триада» вытекает только из одного из положений Гегеля, но сама вовсе не служит ему основным положением. Это очень существенная разница, потому что, если бы триада фигурировала в качестве основного положения, то под ее «сенью» действительно могли бы искать защиты люди, отводящие ей такую важную роль, но так как она в этом качестве не фигурирует, то за нее могут прятаться разве лишь такие, кото­рые слышали звон, да не знают, откуда он.

Само собою разумеется, что положение дел не изменилось бы, в сущности, ни на йоту, если бы, не прячась за «триаду», диалек­тики «при малейшей опасности» укрывались «под сенью» того положения, что всякое явление превращается в свою собственную противоположность. Но и так никогда не поступали они, и не по­ступали потому, что указанное положение вовсе не исчерпывает < взгляда на развитие явлений. Они говорят, например, кроме того, что в процессе развития количество переходит в качество, а качество в количество. Следовательно, им приходится считать­ся и с качественной, и с количественной стороной процесса; а это предполагает внимательное отношение к его действительному, фактическому ходу; а это значит, что они не довольствуются отвлеченными выводами из отвлеченных положений, или, по край­ней мере, не должны довольствоваться такими выводами, если хотят остаться верными своему миросозерцанию.

На каждой странице своих сочинений Гегель постоянно и неустанно указывал, что философия тождественна с совокуп­ностью эмпирии, что философия ничего не требует так настойчи­во, как углубления в эмпирические науки... Фактический материал без мысли имеет только относительное значение, мысль без факти­ческого материала является простой химерой... Философия есть то сознание, к которому приходят относительно самих себя эмпи­рические науки. Она не может быть ничем иным (…).

Выше мы оставили «пока» без рассмотрения вопрос о том, точно ли всякое явление превращается, как это думали немецкие идеалисты-диалектики, в свою собственную противоположность. Теперь, надеемся, читатель согласится с нами, что, собственно, этот вопрос можно и совсем не рассматривать. Когда вы приме­няете диалектический метод к изучению явлений, вам необходимо помнить, что формы вечно меняются вследствие «высшего разви­тия их содержания». Этот процесс отвержения форм вы должны проследить во всей его полноте, если хотите исчерпать предмет. Но будет ли новая форма противоположна старой,- это вам покажет опыт, и знать это наперед вовсе не важно. Правда, имен­но на основании исторического опыта человечества всякий пони­мающий дело юрист скажет вам, что всякое правовое учрежде­ние рано или поздно превращается в свою собственную про­тивоположность: ныне оно способствует удовлетворению извест­ных общественных нужд; ныне оно полезно, необходимо именно ввиду этих нужд. Потом оно начинает все хуже и хуже удовлет­ворять эти нужды; наконец, оно превращается в препятствие для их удовлетворения: из необходимого оно становится вред­ным,- и тогда оно уничтожается. Возьмите, что хотите,- исто­рию литературы, историю видов, и всюду, где есть развитие, вы увидите подобную диалектику. Но все-таки, кто, пожелав вник­нуть в сущность диалектического процесса, начал бы именно с проверки учения о противоположности явлений, стоящих рядом в каждом данном процессе развития, тот подошел бы к делу с ненадлежащего конца.

В выборе точки зрения для такой проверки всегда оказалось бы очень много произвольного. Надо взглянуть на этот вопрос с его объективной стороны, иначе сказать, надо выяснить себе, что такое неизбежная смена форм, обусловливаемая развитием данного содержания? Это - та же самая мысль, только выра­женная другими словами. Но при проверке ее уже нет места про­изволу, потому что точка зрения исследователя определяется самим характером форм и содержания.

Плеханов Г.В. к вопросу о развитии монистического взгляда на историю // Избранные философские произведения. В 5 т. М., 1956. Т. 1 С. 564-573, 576-578.

Вопросы задания.

1. На примере взглядов французского материализма 18 века раскройте недостатки метафизического типа мышления?

2. Определите что такое диалектика. В чем смысл диалектического познания мира.

Дата добавления: 2016-10-22

Впервые в истории философской мысли Г. Гегель поставил вопрос о наличии в историческом процессе объективной закономерности. Он нарисовал объективно-историческую картину исторического процесса, где реализуется содержание Мирового Духа. В дальнейшем было предпринято множество попыток объяснить историю.

На сегодняшний день определились два методологических подхода к анализу исторического процесса. Один - формационный, или монистический, другой - цивилизационный, или плюралистический. В рамках первого выделяют две концепции - марксистскую и теорию постиндустриального общества. Марксистская концепция основывается на признании решающей детерминантой развития способа производства. На этой основе происходит выделение определенных стадий в развитии общества - формаций. Концепция постиндустриального общества в качестве главной детерминанты общественно-исторического процесса провозглашает три типа обществ: традиционное, индустриальное и постиндустриальное.

Коренная идея монистического подхода состоит в признании единства человеческой истории и ее прогресса в форме стадиального развития. Коренная идея второго - отрицание единства истории человечества и его прогрессирующего развития.

Результаты титанического труда К. Маркса и Ф. Энгельса по изучению и критическому анализу всемирно-исторического опыта позволили выделить совершенно новое для историографии и социальной философии понятие, понятие "формация". Общественно-экономическая формация есть общество на определенной ступени исторического развития, характеризующееся специфическим экономическим базисом и соответствующими ему политической и духовной надстройкой, историческими формами общности людей, типом и формой семьи. Учение об общественно-экономической формации дало ключ к пониманию единства исторического процесса, что выражено прежде всего в последовательной смене общественно-экономических формаций друг другом, когда каждая последующая формация зарождается в недрах предыдущей. Единство проявляется и в том, что все общественные организмы, имеющие своей основой данный способ производства, воспроизводят и все другие типичные черты соответствующей общественно-экономической формации. Но конкретно-истори-ческие условия существования общественных организмов весьма различны, и это приводит к неизбежным расхождениям в развитии отдельных стран и народов, значительному многообразию исторического процесса и к его неравномерности.

Высокие претензии марксизма на революционное изменение мира вызвали широкую оппозицию по отношению к нему. По степени критического настроя к формационному учению можно условно выделить два основных направления. Представители первого настаивают на необходимости замены марксистского подхода как не выдержавшего проверки историческим опытом новым, в корне отличным подходом. Представители второго отрицают необходимость такой замены, настаивая лишь на обновлении марксистского подхода, т.е. на ликвидации ряда его недостатков. Основным же недостатком формационного подхода к истории является выпадение из исторического познания вообще множества элементов и связей общества как системы, которые не находят в монистическом взгляде на историю своего адекватного объяснения. Прежде всего, как отметил М.А. Барг, при формационном подходе картина социальной структуры настолько объединяется, что вся многоплановая социальная структура так или иначе подтягивается к классам-антагонистам, а духовная культура сводится, несмотря на все свое богатство, к отражению интересов основных классов, к отражению первичной стороны и не рассматривается как самостоятельный, генетически независимый фактор.

Cамостоятельное значение приобретает вопрос о "географических" границах применения формационной теории. Эта теория, разработанная на материале истории Западной Европы, верно охватывает некоторые особенности развития западной цивилизации. Применительно к восточным обществам этот подход выглядит менее убедительно. Реальные тенденции и формы развития на Востоке и еще многих регионах мира не укладываются в схему пяти формаций. Это почувствовал еще сам Маркс, выдвинувший проблему азиатского способа производства, но так и не решивший ее.

Если формационный (монистический) подход к истории раскрывается достаточно легко, то с цивилизационным подходом дело обстоит сложнее, поскольку единой цевилизационной теории не существует, как не существует единого понятия "цивилизация". Этот термин весьма многозначен. В настоящее время цивилизация рассматривается в трех аспектах. В первом аспекте понятия "культура" и "цивилизация" трактуются как синонимы. Во втором цивилизация определяется как овеществление вещественно-технических и социально-организа-ционных инструментов, обеспечивающих людям достойную их социально-экономичес-кую организацию общественной жизни, относительно высокий уровень потребления комфорта. В третьем аспекте цивилизация рассматривается как историческая ступень развития человечества, следующая за варварством.

На основании цивилизационного подхода выделяется множество концепций, построенных на разных основаниях, почему его и называют плюралистическим. По логике этого подхода существует множество исторических образований (цивилизаций), слабо или вообще не связанных друг с другом. Все эти образования равноценны. История каждого из них уникальна, как уникальны они сами. Главное отличие цивилизационного подхода - отсутствие решающей детерминации в развитии общества. Если формационная теория начинает постижение общества "снизу", выдвигая на первое место материальное производство, то сторонники цивилизационного подхода начинают постижение общества, его истории "сверху", т.е. с культуры во всем многообразии ее форм и отношений (религия, искусство, нравственность, право, политика и проч.). И здесь важно, избегая жесткой привязки к способу производства, не упустить из виду опасность другого монизма - не менее жесткой привязки к духовно-религиозному или психологическому началу.

Значительный вклад в развитие цивилизационного подхода внесли О. Шпенглер, М. Вебер, А. Тойнби. Этот подход базируется не на выделении уровня производительных сил и экономического базиса, а на определении преобладающего вида хозяйственной деятельности и господствующей системы ценностей в жизни общества. Здесь отсутствует абсолютизация социально-экономических законов, господствующих над людьми, принимается во внимание сложное переплетение технического, экономического, политического, религиозного и других социокультурных факторов в реальной деятельности людей, провозглашается право каждого народа на собственный социально-исторический эксперимент, на реализацию своей культурной программы.

Но посвящая анализу культуры все свое внимание и энергию, сторонники цивилизационного подхода часто вообще не обращаются к материальной жизни. Цивилизационный подход представляется именно как противоположность формационного, как отрицающий материально-произ-водственную детерминацию общества и его истории. Но противоположности смыкаются. Выпячивание какой-либо одной формы культуры делает подход монистическим, однотипным формационному.

Цивилизационный подход еще не разработан до конца как общеметодологический подход к анализу общественно-исторического процесса. И он должен быть плюралистическим, принимающим во внимание сложное переплетение технического, экономического, политического, религиозного и других социокультурных факторов в общественно-историческом процессе. Его методология должна находиться в соответствии с современными представлениями о многофакторности и многовекторности развития. Сущность цивилизационного подхода должна усматриваться в многофакторном и многовекторном анализе общественно-исторического процесса. В этом случае насущно необходимым станет использование достижений монистического подхода, результатов анализа места и роли отдельных сторон общественной жизни, смыкание цивилизационного (плюралистического) и формационного (монистического) подходов.

Одной из предпосылок сопряжения формационного и цивилизационного подходов является сложный, спиралевидный характер формационной теории общественного развития (а не линейно-стадиальный, как многие себе представляют). Она может многое дать цивилизационной теории, указывая на единство развития мировой совокупности цивилизаций как целостной системы.

На необходимость сохранения и использования формационного подхода к анализу общества и его истории указывают многие отечественные и зарубежные исследователи. Проведя сравнительный анализ марксистского и плюралистического подходов, английский либеральный социальный мыслитель Г. Макленнан пришел к следующему заключению: "В то время, как плюралисты не стремятся исследовать фундаментальные процессы человеческого общества, вследствие чего их социальная онтология весьма небогата, марксисты, напротив, проявляют интерес именно к процессам, идущим в глубинах общества, к их причинно-следственным механизмам, которые призваны обнаружить как логически рациональное, так и возможное общее направление этой эволюции". Далее он указывает, что системные аспекты капиталистических обществ невозможно рассматривать, не используя марксистские категории (особенно такие, как способ производства и смена общественных формаций). Анализ же явлений, приводящих к множественности социальных формирований и их субъективных интересов (урбанизация, потребительские субкультуры, политические партии и т.д.), более плодотворен в плоскости плюралистической методологии.

Методологию формационного подхода рано отвергать. Задача состоит как в ее модернизации, так и в сопряжении с цивилизационным подходом. Наметившаяся тенденция по принципу "или-или", формационный или цивилизационный подход, по сути, отвергает принцип соответствия, согласно которому старая теория не отрицается полностью, поскольку она обязательно чему-то соответствует в теории новой, представляет ее частный случай.

Каждый из рассматриваемых подходов необходим и важен, но недостаточен сам по себе. Так, цивилизационный подход сам по себе не может объяснить причины и механизмы перехода от одной фазы цивилизационного развития к другой, а в рамках формационного подхода сложно описывать различие стран Запада и Востока.

Возникшая в исторической науке и обществознании проблема может быть решена через целеустремленное исследование и нахождение такого сопряжения формационного и цивилизационного подходов, которое может быть плодотворно приложено и к задачам крупномасштабного членения исторического процесса, и к анализу исторической деятельности различных народов, протекающей в определенных географических, социально-экономи-ческих и культурных условиях.

«К ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ МОНИСТИЧЕСКОГО ВЗГЛЯДА НА ИСТОРИЮ»

произв. Г. В. Плеханова, направленное против субъективного идеализма народничества и посвящённое вопросам материалистич. понимания истории. Книга была задумана Плехановым как вторая часть его соч. «Наши разногласия» и должна была быть издана нелегально. Плеханов окончил работу над книгой в Лондоне в 1894. Благодаря неожиданной возможности издать книгу легально она под псевд. Бельтов вышла в янв. 1895 в России.

Работа была написана в период, когда центр тяжести идейной борьбы между рус. марксистами и народниками переместился в область философии и социологии. Проанализировав с марксистских позиций историю мировой обществ. мысли 18-19 вв. (франц. материализм 18 в. , учение франц. историков времён Реставрации, теории социалистов-утопистов, нем. идеалистич. философию) , Плеханов показал преемств. связь марксизма с предшествующим духовным развитием человечества; он объяснил возникновение марксистской философии как закономерный и необходимый результат развития человеч. общества. Только появление марксизма дало возможность отказаться от несостоят. идеалистич. концепций в понимании общества, а также преодолеть ограниченность метафизич. материализма и научно объяснить все стороны обществ. жизни.

Книга написана в полемич. форме. Но значение её выходит за рамки раскрытия несостоятельности народнич. субъективного идеализма. Плеханов охарактеризовал то принципиально новое, что даёт марксистская философия. Он оценил как огромное достижение чело-веч. мысли выделение К. Марксом экономич. структуры общества в качестве объективной материальной основы обществ. жизни. Вместе с тем Плеханов вслед за Ф. Энгельсом указал на обратное воздействие надстроечных явлений на экономику, раскрыл относит. самостоятельность развития идеологии, роль идей в жизни общества.

Большое значение имела книга в обосновании марксистского решения вопроса о роли масс и личности в истории. Разоблачая представление о народе как чуждой всякого творч. элемента массе, приобретающей историч. значение только в том случае, когда во главе её становится «герой», Плеханов писал, что лучшее будущее возможно лишь в том случае, если «...сама „толпа" станет героем исторического действия и когда в ней, в этой серой „толпе", разовьется соответствующее этому самосознание» (Избр. филос. произв. , т. 1, М., 1956 , с. 693) . Задачу выдающейся личности Плеханов видел в том, что она должна быть неразрывно связана с массой, выражать её интересы и стремления, пробуждать в массах героич. самосознание, ускорять движение общества.

Плеханов решительно выступил против тех, кто обвинял марксистский материализм в фатализме. Он писал: «... Диалектический материализм не только не стремится, как это приписывают ему противники, убедить человека, что нелепо восставать против экономической необходимости, но он впервые указывает, как справиться с нею. Так устраняется неизбежный фаталистический характер, свойственный материализму метафизическому» (там же, с. 691) .

Плеханов подверг критике попытки расчленить (разрушить) марксизм как единое и цельное учение. Он подчёркивал, что историч. материализм неразрывно связан с диалектич. материализмом, что материали-стич. понимание истории предполагает диалектико-ма-териалистич. понимание природы. Плеханов раскрыл органич. единство филос. , социологич. и экономич. теорий Маркса и охарактеризовал марксизм как целостное революц. мировоззрение пролетариата.

Произв. Плеханова было опытом систематич. изложения осн. положений диалектич, и историч. материализма и марксистской оценки осн. этапов истории философии. Энгельс в письме к В. И. Засулич от 30.1.1895 писал: «Книга Георгия появилась очень кстати» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 39, с. 331) . Ленин высоко ценил эту работу Плеханова, отличая, что на ней «...воспиталось целое поколение русских марксистов...» (ПСС, т. 19, с. 313, прим. ) .

История философии в СССР, т. 4, М., 1971 ; Марксистская философия в 19 в. , кн. 2 - Развитие марксистской философии во 2-й пол. 19 в. , М., 1979.

• - В нескольких номерах журнала "Техника и вооружение" за 2001-2002 гг. был опубликован ряд статей, посвященных зарождающемуся новому типу бронированных боевых машин, который еще не имеет...

  Энциклопедия техники

• - "" фрагмент, написанный В. И. Лениным приблизительно в конце 1915 в Берне. Входит в "Философские тетради". В рукописи занимает место между конспектами книг "Философия Гераклита.....

  Философская энциклопедия

• - работа Г. В. Плеханова. В первые опубликована в журн. «Науч. обозрение» под нсевд. А. Кирсанов; включена Плехановым в сб. «За 20 лет» ...

  Философская энциклопедия

• - 1) Л. к. 1939- происходила с 7. II по 16. III...

  Дипломатический словарь

• - см. Зорная линия...

  Большой медицинский словарь

• - с кого, с чего. Разг. Экспрес. Пристально, внимательно, неотрывно смотреть на кого-либо. Во всё время, пока Бузыга говорил, Василь не сводил с него пристального и тревожного взгляда...
• - Неизм. 1. Сразу же. Обычно с глаг. сов. вида: понять, узнать, почувствовать, полюбить, влюбиться… как? ...

  Учебный фразеологический словарь

• - кстати...

  Живая речь. Словарь разговорных выражений

• - ВОПРО́С, -а,...

  Толковый словарь Ожегова

• - Разг. 1. То же, что На первый взгляд. На заводе Лукашину понравилось с первого взгляда. Всё большое, массивное, внушительное. Днестр заблестел сразу же за каменным забором...

  Фразеологический словарь русского литературного языка

• - Жарг. нарк. По поводу покупки наркотиков. ССВ-2000...
• - Разг. 1. Сразу, успев только посмотреть, взглянуть. ФСРЯ, 64. 2. То же, что на первый взгляд. ФСРЯ, 65...

  Большой словарь русских поговорок

• - нареч, кол-во синонимов: 2 вскользь скользом...

  Словарь синонимов

• - прил., кол-во синонимов: 14 вперившийся впившийся вытаращившийся глаза обмозоливший глядевший евший глазами не отводивший глаз не отрывавший глаз не сводивший глаз не...

  Словарь синонимов

• - См....

  Словарь синонимов

• - поначалу, первое время, первоначально, сразу же, немедленно, по первости, тотчас же, сначала, вначале, попервоначалу, спервоначалу, сперва, спервоначала, тотчас, на первых порах, на первый взгляд,...

  Словарь синонимов

"«К ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ МОНИСТИЧЕСКОГО ВЗГЛЯДА НА ИСТОРИЮ»" в книгах

Монтаж как деконструкция советского взгляда на историю Всем названным выше модальностям противостоит особый тип монтажа, который можно назвать рифмующим: он представляет различные эпизоды истории как «рифмующиеся», структурно аналогичные. Наиболее известный пример

Критика материалистического взгляда на общество и историю