Как ведут себя в быту староверы. Старообрядчество в современной россии. Традиционные кушанья старообрядцев

Как ведут себя в быту староверы. Старообрядчество в современной россии. Традиционные кушанья старообрядцев
Как ведут себя в быту староверы. Старообрядчество в современной россии. Традиционные кушанья старообрядцев

Когда речь заходит о православии, церковной жизни, то практически всегда мы имеем в виду Русскую православную церковь – самую массовую и авторитетную религиозную структуру в нашей стране. Однако далеко не все знают о том, что вот уже три с половиной столетия в России существует старообрядчество (или древлеправославие). Кто же такие старообрядцы? Как они живут сегодня? Чем отличаются их взгляды и традиции от установлений господствующей церкви?

Текст: Григорий Прутцков
Фото из архива протоиерея Александра Филиппских

У ИСТОКОВ РАСКОЛА

Возникновение старообрядчества относится к середине XVII века. Началось всё с того, что русский царь Алексей Михайлович и Патриарх Московский и всея Руси Никон приняли решение провести реформу Церкви, её обрядов и традиций. Поводов к тому было несколько. С одной стороны, богослужебный чин Русской церкви отличался от аналогичного чина Константинопольской и Антиохийской церквей, которые были основаны ещё апостолами в I веке. В состав России вошла Украина, а её территория принадлежала Константинопольской патриархии. Получалось, что в разных регионах одной страны действуют два разных богослужебных чина. Патриарх Никон хотел сделать Россию центром вселенского православия, настоящим Третьим Римом, взяв за образец греческий церковный устав Второго Рима – Константинополя.

С другой стороны, русские церковные службы были гораздо более продолжительны, нежели в других поместных церквах, где многие фрагменты богослужения сокращали. Русское же церковноначалие не решалось пойти на такой шаг и ещё в XVI веке ввело в обиход так называемое многогласие. Суть его состояла в том, что все необходимые по уставу молитвы, чтения и песнопения совершались не последовательно, а одновременно: священник возносил молитвы, диакон возглашал ектению, пономарь вычитывал псалтирь, хор пел стихиры. Понять смысл богослужения было почти невозможно, причём не только прихожанам, но порой и самим служителям церкви.

СУТЬ РЕФОРМЫ

Став летом 1652 года патриархом, Никон сразу же приступил к реформам. Первым делом он решил изменить обряды. Великим постом 1653 года во все храмы было разослано патриаршее письмо, в котором предписывалось креститься не двумя, а тремя пальцами (перстами), и отменялись малые земные поклоны. При этом в письме не содержалось никаких обоснований необходимости нововведений: ни канонических, ни бытовых. В прежние времена изменения такого уровня должен был санкционировать церковный собор, но Никон не собирался устраивать в среде Церкви никаких дискуссий.

Конечно, обряды, даже такие устоявшиеся в веках, как двоеперстие или поклоны, – это не догматы, которые являются непререкаемыми вероучительными истинами и которые нельзя менять ни при каких обстоятельствах (например, догматы о Пресвятой Троице, о божественной и человеческой природе Христа). Обряды нередко менялись не только на Руси, но и в других православных странах. Однако для этого требовались разъяснения, которых дано не было. И поэтому неожиданное изменение перстосложения и порядка поклонов не могло не вызвать недоумения и недовольства как в народе, так и в среде духовенства. Приближённые к Алексею Михайловичу протопопы Аввакум и Даниил подали царю челобитную.

«С точки зрения Аввакума, православие украинцев, сербов, греков было неполноценным, – писал в книге «От Руси до России» историк Лев Гумилёв. – Иначе за что Бог покарал их, отдав под власть иноверцев?.. Представители этих народов рассматривались старообрядцами лишь как жертвы заблуждения, нуждавшиеся в переучивании. Разумеется, такая перспектива ни у кого не вызвала бы искренней симпатии и желания объединиться с Москвой. И царь и патриарх прекрасно понимали сию тонкость. Поэтому, стремясь к росту и расширению своей власти, они ориентировались на вселенское (греческое) православие, по отношению к которому и православие русских, и православие украинцев, и православие сербов были не более чем допустимыми вариациями».

Царь передал челобитную противников реформ Никону. Патриарх не стал доказывать оппонентам свою правоту и распорядился сослать их: Аввакума в Сибирь, Даниила в Астрахань. Церковные реформы продолжались, но Никон всё же решил подкрепить их авторитетом церковного собора. Весной 1654 года собор утвердил порядок исправления церковных книг, чинов и обрядов, чтобы привести их в соответствие с греческими образцами. Так, скажем, слово «Исус» стали писать не с одной, как прежде, а с двумя «и» – «Иисус». Новому переводу подвергся Символ Веры: например, старые слова «Его же Царствию несть конца» заменили новыми «Его же Царствию не будет конца», то есть поменяли настоящее время на будущее.Возглас диакона «и вовеки веком» стал в новой редакции звучать «и во веки веков».

Кроме того, возглас «аллилуйя» стали произносить не дважды, а трижды, крестные ходы вокруг храмов проводить не по часовой, а против часовой стрелки (или против солнца). Были реформированы и некоторые другие детали богослужения.

РЕАКЦИЯ НАРОДА

Даже сегодня, в век интернета, общественность очень болезненно воспринимает любые новации в церковной среде. Вспомним, сколько дискуссий было вокруг введения пресловутого ИНН. Многие связывали это новшество с концом света и числом дьявола. Даже недавняя встреча на Кубе патриарха Кирилла и папы Римского Франциска вызвала далеко не однозначную реакцию. А что уж говорить о наших предках, которые жили 360 лет назад и для которых единственным средством коммуникации был, как и в античные времена, гонец, а главным авторитетом – слово с церковного амвона. Патриарх Никон не придал значения объяснению и пропаганде реформ, как бы мы сказали сейчас, не распиарил их. И в результате начался церковный раскол.

Во многом тому была виной бескомпромиссная позиция Никона. В 1656 году он созвал Поместный собор, на котором все, кто крестился двумя перстами, были объявлены еретиками и преданы проклятию. Большой Московский собор 1667 года, на котором присутствовали Антиохийский и Александрийский патриархи, лишил Никона патриаршего сана (эта тема выходит за рамки нашего рассказа), но утвердил его реформы и предал анафеме старые книги и обряды. После окончания работы Поместного собора 1681 года начинается физическая расправа над старообрядцами, которая была узаконена в 1682 году «Двенадцатью статьями» царевны Софьи.

Силовые методы церковной реформы вызвали массовое недовольство как простых людей, так и духовенства. Россия фактически оказалась на грани религиозной войны. Самым массовым и продолжительным организованным протестом против нововведений стало вооружённое сопротивление монахов Соловецкого монастыря реформам патриарха Никона. Оно длилось восемь лет и было жестоко подавлено стрелецким войском в 1676 году. Как сообщает старообрядческая «История об отцах и страдальцах соловецких», непокорных монахов четвертовали, жгли живьём, топили в прорубях, заживо замораживали в ледяной воде, подвешивали на крюках за рёбра.

Тем не менее, искоренить старообрядчество властям не удалось. В начале XVIII века Пётр Первый перешёл от политики уничтожения приверженцев старых обрядов к их частичной легализации. Всех, кто крестился двумя перстами, он обложил двойными налогами. Тем не менее, число старообрядцев продолжало расти. В книге «История Русской Церкви» профессор Н.М. Никольский пишет, что даже в XIX веке, спустя 200 лет после начала раскола, около трети населения нашей страны придерживалось старых обрядов. Староверы жили во всех губерниях Российской империи, правда, большинство из них по официальной статистике считались членами господствующей церкви – во избежание санкций.

БЕСПОПОВЦЫ И ПОПОВЦЫ

К концу XVII века умерли последние священники, рукоположенные ещё до никоновских реформ. Епископы, которые рукополагают священников, ушли из жизни ещё раньше. Никакая церковная иерархия без священнослужителей существовать не может, и наиболее консервативные старообрядцы пришли к отрицанию нового священства, принявшего сан уже по новым книгам и обрядам. Так возникло беспоповство, официальное название которого – древлеправославные христиане, иже священства не приемлющие. Беспоповцы стали совершать богослужения так называемым мирянским чином. Они вычитывают положенные молитвы, но не могут совершать Евхаристию. Как правило, беспоповцы селились на окраинах России – у берегов Белого моря (отсюда пошло название поморы), в лесах Карелии (на берегу реки Выг был целый беспоповский монастырь), вдоль речки Керженец в Нижегородской губернии.

В отличие от беспоповцев, поповцы всегда признавали необходимость священства. Ещё протопоп Аввакум завещал своим последователям принимать священников, рукоположенных в господствующей, никонианской церкви и по разным причинам покинувших её. В 1846 году к старообрядцам перешёл митрополит Амвросий, служивший в Константинопольском патриархате. Он поселился в австро-венгерском городе Белая Криница (ныне это территория Черновицкой области Украины). С этого времени у поповцев появляется собственная церковная иерархия, которая получила название Белокриницкая. За время руководства старообрядческой церковью Амвросий рукоположил двух епископов, пятерых священников и троих диаконов.

На рубеже XVIII–XIX веков появилось новое направление – единоверие. Единоверцы – это старообрядцы, которые служат по дониконовским книгам и традициям, крестятся двоеперстием, но при этом признают иерархическую юрисдикцию господствующей церкви. Количество единоверцев значительно уступало числу старообрядцев. Так, по переписи 1897 года, в России насчитывалось более 2 миллионов 200 тысяч старообрядцев, а единоверцев – около 440 тысяч.

В апреле 1905 года Николай II издал указ «Об укреплении начал веротерпимости». Отныне отменялись все законодательные ограничения для старообрядцев: ещё в XIX веке им запрещалось строить новые церкви и даже ремонтировать старые, издавать богослужебные книги, занимать общественные должности. Их брак не признавался государством, а дети считались незаконнорождёнными.

Советская власть до конца 1920-х годов не преследовала старообрядцев, поскольку поддерживала все религиозные организации, так или иначе конфликтовавшие с господствующей церковью и патриархом Тихоном. В 1923 году появилось новое течение – древлеправославие, приверженцев которого называли беглопоповцами, поскольку они порвали с Белокриницкой иерархией и принимали священников из Московского патриархата. Вскоре его центр переместился из Саратова в Новозыбков, где и пребывал до 2000 года, а потом был перенесён в Москву.

СТАРООБРЯДЦЫ СЕГОДНЯ

Возрождение старообрядчества, как и всех остальных религиозных течений, началось в конце 1980-х годов, с ослаблением советской власти. Крупнейшая церковная структура старообрядцев-поповцев – Русская православная старообрядческая церковь (РПСЦ). С 2005 года её возглавляет Митрополит Московский и всея Руси Корнилий (Титов). Церковь имеет около 260 приходов и окормляет около миллиона человек, из них примерно половина – граждане Российской Федерации.

Второе по численности старообрядческое объединение – Русская древлеправославная церковь (РДЦ). С 2000 года её предстоятель – Святейший Древлеправославный Патриарх Московский и всея Руси Александр (Калинин). Однако его патриарший титул не признают ни другие старообрядческие согласия, ни, разумеется, Московский патриархат Русской православной церкви. В РДЦ около 80 общин и более 100 тысяч верующих.

Крупнейшее на сегодняшний день беспоповское согласие – Древлеправославная поморская церковь (ДПЦ). В Петербурге расположен его координационный орган – Единый совет ДПЦ. Председатель совета – Олег Иванович Розанов. В России зарегистрировано около 250 общин, и примерно столько же – в других странах мира.

ЖИЗНЬ СТАРООБРЯДЧЕСКОГО ПРИХОДА

Как сегодня живут старообрядцы? По нашей просьбе о жизни прихода святого Архангела Михаила Русской древлеправославной церкви в городе Волгограде рассказывает Екатерина Филиппских, матушка настоятеля храма и благочинного Волго-Донского благочиния протоиерея Александра Филиппских:

«Древлеправославный молитвенный дом в городе Царицыне начал строиться ещё в 1905 году при активном участии донского казачества и волжского купечества. Деревянный однокупольный храм располагался на берегу Волги, на пересечении улиц Пугачёвская и Грушёвская. В 1938 году храм был закрыт и осквернён, а в дни Сталинградской битвы разрушен. С наступлением религиозной оттепели в нашей стране древлеправославная община одной из первых получила государственную регистрацию. Но землю под церковь власти долго не выделяли, и христиане были вынуждены перестроить под храмовое помещение деревянный домик одного прихожанина. В 1987 году настоятелем прихода стал уставщик Захарий Антонович Блохин, участник Сталинградской битвы, принявший сан священника.

Однако радость верующих была недолгой. В 1994 году при неизвестных обстоятельствах храм сгорел дотла. В 1997 году администрация Волгограда выделила помещение в одном из корпусов больницы. Но и там верующие смогли помолиться недолго: в соседней комнате открыли морг, и из-за невыносимых санитарно-гигиенических условий христиане вынуждены были покинуть это помещение и стали молиться в квартире батюшки Захария. Все эти проблемы подорвали и без того слабое здоровье отца-настоятеля. В апреле 2006 года его не стало.

Ныне приход в честь св. Архангела Михаила возглавляет молодой священник Александр Филиппских. Ещё в 2000 году его, десятиклассника, приняли на работу в издательский отдел РДЦ. Работая в Архиепископии, он занимался не только издательской деятельностью, но и помогал в кафедральном соборе при совершении богослужений в качестве регента, помощника на клиросе и в алтаре. В 2001 году Александр поступил на факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. Тогда же он стал сотрудником пресс-службы Древлеправославной церкви. После окончания университета Александр принял сан священника и отправился на постоянное место служения в Волгоград.

Весной 2008 года глава администрации Волгограда выделил участок земли под строительство храма. Всего за несколько месяцев был установлен сруб, выполнены кровельные работы, проведена отделка храма как внутри, так и снаружи. Изготовили и установили иконостас. И уже к осени храм был подготовлен к освящению. 21 ноября 2008 года, в престольный праздник Архангела Михаила, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Александр совершил в сослужении духовенства малое освящение церкви.

Традиции в нашем приходе тесно связаны с церковными праздниками и обычаями, принятыми у казаков. Так как древлеправославные христиане стараются заключать браки с единоверцами, то, как правило, в приходе люди связаны в той или иной степени кровными узами. Поэтому в нашей общине отношения между прихожанами родственные и тёплые. Мы часто устраиваем общие трапезы, отмечаем великие праздники и дни ангелов прихожан торжественным богослужением и приятным застольем.

На масленичной неделе прихожане ходят в гости друг к другу, чтобы вместе заговеться. Заговляются, конечно, блинами. Блины подаются с мёдом и каймаком, разными начинками и так называемой казачьей яичницей: в большую чугунную сковороду выбивается три десятка яиц, добавляется много сливочного масла. Всё это томится до получения густой массы. Такую яичницу заворачивают в блин и быстро съедают, пока она не остыла.

В Великий пост службы частые и долгие. Первая и страстная седмицы особо строгие, пища практически не потребляется, службы проходят ежедневно. Старообрядцы серьёзно относятся к посту и стараются исполнять его точно. Во время Светлой седмицы и святочной недели настоятель прихода посещает своих духовных чад. На встречу с батюшкой прихожане стараются пригласить многих родственников и друзей, чтобы те услышали Слово Божие и могли пообщаться в домашней обстановке со священником.

Перед началом учебного года батюшка служит молебен и благословляет школьников и студентов на обучение.

У древлеправославных христиан в особом почёте старики. К ним относятся как к наставникам, имеющим духовный опыт и знающим правила и обычаи церкви. Особенно важную роль старики играют в станицах, где нет священнослужителей. Они ведут мирские службы, наставляют молодёжь и управляют общиной. В нашем благочинии, куда входят Волгоградская, Астраханская и Ростовская области, до сих пор сохранились хутора, где живут практически одни древлеправославные христиане, со своим укладом, регулярными молениями».

Староверие - явление уникальное. И духовно, и культурно. Экономисты отмечают, что староверческие общины за рубежом часто успешнее, чем местное население.

1. Сами старообрядцы признают, что именно их вера православная, а РПЦ называют нововерцами или никонианами.

2. Вплоть до первой половины XIX века термин «старообрядческий» в духовной литературе не использовался.

3. Основных «крыльев» старообрядчества три: поповцы, беспоповцы и единоверцы.

4. В старообрядчестве выделяется несколько десятков толков и ещё больше согласий. Есть даже поговорка «Что ни мужик то толк, что ни баба то согласие».

5. На нательном кресте у староверов нет изображения Христа, так как этот крест символизирует собственный крест человека, способность человека к подвигу за веру. Крест же с изображением Христа считается иконой, его носить не положено.

6. Самое большое в Латинской Америке место компактного проживания русских староверов-часовенных - Колониа-Русса или Масса-Пе. Здесь живет около 60 семей, или порядка 400–450 человек, действуют три собора с тремя отдельными моленными.

7. У старообрядцев сохраняется монодическое, крюковое пение (знаменное и демественное). Оно получило своё название от способа записи мелодии особыми знаками - «знаменами» или «крюками».

8. С точки зрения староверов – патриарх Никон и его сторонники ушли из церкви, а не наоборот.

9. У староверов крестный ход совершается по солнцу. Солнце в данном случае символизирует Христа (дающего жизнь и свет). Во время реформы указ совершать крестный ход против Солнца воспринялся как еретический.

10. В первое время после раскола была привычка записывать в «старообрядцы» вообще все возникавшие в то время секты (в основном, «духовно-христианского» направления, вроде «скопцов») и еретические течения, что впоследствии создало определенную путаницу.



11. Долгое время вреди староверов халтурное выполнение работы считалось грехом. Нужно признать, что на материальном положении староверов это сказывалось самым благоприятным образом.

12. Староверы-«беглопоповцы» признают священство новой церкви «действующим». Перешедший к староверам-беглопоповцем священник из новой церкви сохранял свой сан. В последствии, часть из них восстановило собственное священство, образовав «поповские» согласия.

13. Староверы-беспоповцы считают священство полностью утраченным. Перешедший к староверам-беспоповцам священник из новой церкви становится простым мирянином

14. Начетчики у старообрядцев-поповцев выполняют почти все те же функции, что и священники в беспоповских храмах. Согласно старой традиции, есть лишь часть таинств, которые могут совершать только священники или епископы – все остальное доступно и простым мирянам

15. Таинством, доступным лишь священникам, является и бракосочетание. Несмотря на это, в поморском согласии бракосочетание все равно практикуется. Также в отдельных общинах поморцев порой совершается и другое недоступное таинство – причастие, хотя его действенность и ставится под сомнение

16. В отличие от поморцев, в федосеевском согласии бракосочетание считают утраченным, вместе со священством. Тем не менее, семьи заводят, но считают, что всю жизнь живут в блуде.

17. У староверов положено произносить либо тройное «Аллилуйя», в честь Святой Троицы, либо два «Аллилуйя» в честь Отца и Святого духа, и «Слава тебе Боже!» в честь Христа. Когда в реформированной церкви стали произносить три «Аллилуйя» и «Слава тебе Боже!» староверы посчитали, что лишняя «Аллилуйя» произносится в честь Дьявола.

18. Среди староверов не приветствуются иконы на бумаге (как и любом другом материале, который легко может повредиться). Напротив, широкое распространение получили литые металлические иконы.

19. Староверы совершают крестное знамение двумя перстами. Два перста - символ двух Ипостасей Спасителя (истинный Бог и истинный человек.

20. Староверы пишут имя Господа как «Исус». Традиция написания имени была изменена в ходе никоновской реформы. Удвоенным звуком «и» стала передаваться длительность, «тянущееся» звучание первого звука, что в греческом языке обозначается особым знаком, аналогии которому нет в славянском языке. Однако старообрядческий вариант ближе к греческому источнику.

21. У староверов не положено молиться стоя на коленях (земные поклоны таковыми не считаются), а также разрешено стоять во время молитвы со сложенными на груди руками (правая поверх левой).

22. Староверы беспоповцы дырники отрицают иконы, молятся строго на восток, для чего прорубают в стене дома отверстия, чтобы молиться в зимнее время.

23. На табличке распятия у старообрядцев обычно написано не I.Н.Ц.I., а «Царь Славы».

24. В старообрядчестве практически всех согласий активно используется лестовка - чётки в виде ленты со 109 «бобочками» («ступенями»), разделёнными на неравные группы. Лестовка символически означает лестницу от земли на небеса.

25 . Старообрядцы приемлют крещение только полным троекратным погружением, тогда как в православных церквях допускается крещение обливанием и частичным погружением.

26. В царской России были периоды, когда законным считался лишь брак (со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая права наследования и т.п.), заключенный официальной церковью. В этих условиях многие староверы нередко прибегали к уловке, на время свадьбы формально принимая нововерие. Впрочем, к таким уловкам в то время прибегали не одни только староверы

27. Крупнейшее старообрядческое объединение в современной России - Русская православная старообрядческая церковь - относится к поповцам.

28. Очень неоднозначное отношение у староверов было к царям: в то время, как одни норовили записать очередного царя-гонителя в Антихристы, другие же, напротив, царей всячески выгораживали: Никон, по представлениям староверов околдовал Алексея Михайловича, а в староверских вариантах сказаний о подмене царя Петра, истинный царь Петр возвращался в старую веру и погибал мученической смертью от рук сторонников самозванца.

29. По мнению экономиста Данила Раскова, старообрядцы за границей несколько успешнее аборигенов, поскольку более трудолюбивы, способны к выполнению монотонной и сложной работы, больше ориентируются на проекты, требующие времени, не боятся инвестировать, у них более крепкие семьи. Один из примеров: село Покровка в Молдавии, которое, вопреки общим тенденциям, даже несколько разрослось, поскольку молодежь остается в селе.

30. Старообрядцы, или староверы, несмотря на название, весьма современны. Они обычно успешны в работе и сплочены. Старообрядческие книги можно почитать и скачать в интернете, а у крупных течений, например у Древлеправославной церкви есть и свой сайт.

Пройдя удалённые сёла на берегах Малого Енисея: Эржей, Верхний Шивей, Чодураалыг, Ок-Чары, я познакомился с пятью большими семьями староверов. Всегда гонимые, хозяева тайги не сразу идут на контакт с чужаками, тем более с фотографом. Две недели жизни рядом с ними, помощь в их повседневном нелёгком труде – уборка сена, ловля рыбы, сбор ягоды и грибов, заготовка дров и хвороста, сбор мха и помощь в постройке дома – шаг за шагом помогли преодолеть завесу недоверия. И открылись сильные и самостоятельные, добродушные и трудолюбивые люди, счастье которых в любви к Богу, своим детям и природе.

Богослужебная реформа, предпринятая патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем в XVII веке, привела к масштабному расколу в Русской Церкви. Жестокие преследования царских и религиозных властей, желавших привести народ к единомыслию и покорности, вынудили миллионы русских людей покинуть обжитые места. Хранившие свою веру старообрядцы бежали к Белому морю, в Олонецкий край и Нижегородские леса. Время шло, руки власти достигали староверов в новых местах, и искатели независимости уходили ещё дальше, в глухую тайгу Сибири. В XIX веке пришли русские люди в труднодоступный район Малого Енисея, Каа-Хемский кожуун Тувы. Новые поселения закладывались на пригодных для хозяйства землях в долине реки, все выше и выше по течению. Здесь, в верховьях Малого Енисея, сохранились в первозданном виде быт и традиции русских староверов.

Малый Енисей, или по-тывински Каа-Хем.

В дорогу собрались небольшой командой фотографирующих путешественников, впятером. Место от Москвы далёкое. Самолетом до Абакана, часов десять машиной через Кызыл, столицу республики Тыва, до Сарыг-Сепа, районного центра, там пересаживаемся на УАЗик-буханку и ещё пару часов лесными дорогами до точки на берегу Малого Енисея. На другую сторону реки, к турбазе “Эржей”, переправляемся лодкой. Привёз нас на своем уазике хозяин базы, Николай Сиорпас. Он же повезёт дальше, в таёжные глубины, но надо переждать сутки-другие, пока подсохнет размытая долгими дождями дорога на перевале.

Эржей, рядом с которым расположилась база, большое село, до полутора тысяч жителей, с электричеством и школой-интернатом, куда привозят своих детей староверы из заимок выше по Каа-Хему, как по-тувински называется Малый Енисей. В старой вере здесь не все сельчане. Часть народа близка к вере, но в общину не входит, строгости не хватает. Есть кто и в новой православной вере, есть даже совсем неверующие.

Одна дома. Посёлок староверов Эржей на Малом Енисее.

Сходить посмотреть село, да продуктов купить, оказалось недалеко, меньше километра от базы. Сиорпас, провожая, пошутил: “Староверов отличите, мужики с бородами, по двору с десяток детворы мал мала меньше, бабы в платках да юбках до пят, через год-два с животиком.”

Вот и первое знакомство, Мария с коляской, молодая женщина. Поздоровались. Спросили, где купить хлеб, творог. К чужакам отнеслась сначала настороженно, но в помощи не отказала, даже удивила отзывчивостью. Повела по всему Эржею, показывая, у кого молоко вкуснее, где грузди солёные хороши, и так пока не нашли всё что хотели.

Своих жён взрослеющие парни ищут в других сёлах староверов. Уезжают на пол-года, иногда на год. Машу сосватали в далёком селе Красноярского края. Эржей.

Здесь, в отдалённых от цивилизации посёлках, на образ хозяйствования наложила свои условия суровая таёжная природа. Лето короткое, а зима крепка морозами. Пахотные земли большим трудом отвоёвываются у леса, в долинах по берегам реки. Выращивают хлеб, сажают огороды. Из-за морозов многолетние культуры не приживаются, зато растут однолетники, даже маленькие арбузы. Тайга кормит. Зверя бьют только копытного, мясо едят дикое. Собирают кедровые орехи, грибы, ягоду на варенье. Река даёт рыбу, много хариуса. Тайменя часто отпускают - его в последние годы мало.

Старообрядцы не пьянствуют, “казёнку” не пьют вообще. А по праздникам вкушают чарку-другую некрепкого домашнего вина на таёжной ягоде, голубике или костянике.

Спокойная река намывает песчаные отмели, а на бурном Каа-Хеме отмели каменные. Со временем отмели превращаются в таёжные островки.

Отдохнув на базе Сиорпаса пару деньков, дождались сухой погоды и двинулись к первой заимке староверов - Верхнему Шивею, в сорока километрах от Эржея, со сложным перевалом через сопки.

Всю дорогу до Шивея, под натужное гудение мотора, Николай Сиорпас убеждал нас быть сверхуважительными и вести себя более чем скромно, не напирать на людей своими огромными фотопушками. Сам не старовер, но с таёжными жителями сложились добрые отношения, за которые он разумно опасался. Думается, два дня на базе мы не только погоду ждали, а присматривался он к нам и думал, можно ли везти дальше.

На полях староверов ещё пользуются архаичными приспособлениями, но есть уже и современные тракторы. Верхний Шивей.

Работящих людей Верхнего Шивея встретили задолго до посёлка, на покосном лугу. Напросились помогать, кидать скошенное сено в высокие стога - зароды.

Засучили рукава, старались из всех сил, и всё-равно отставали. Нелегко давалась наука поднимать крупные охапки длинными трёхзубыми деревянными вилами. За совместной работой знакомились, завязывали разговоры.

Скошенное и подсушенное сено собирают в зароды. Зародом вся Сибирь называет стог. Укладка зарода - дело ответственное, сено должно лежать равномерно и плотно, чтобы не развеялось ветром и не проквасилось дождём. Верхний Шивей.

На заимку Верхний Шивей, тогда пустующую, Сасины, Пётр и Екатерина, приехали лет пятнадцать назад. Хозяйство поднимали на пустом месте, жили-зимовали по-началу в сарайчике. Год за годом строились, крепли, растили трёх дочерей. Приезжали селиться другие родственники, теперь здесь несколько семей. Дочки выросли, переехали в город, а на лето приежают теперь к Петру с Екатериной непоседливые внучата - две девочки и два мальчика.

Внуки Сасиных совсем мирские, приезжают на всё лето. Для них Пётр Григорьевич держит солнечные батареи с аккумулятором и преобразователем, от которых включает маленький телевизор и проигрыватель дисков - мультики смотреть. Верхний Шивей.

Весёлым шумом разбудили наш палаточный городок детишки, принесли парного молочка и сметанки. Второй день кидать сено на зароды сложнее - с непривычки у горожан болят все мышцы. Но и теплее уже лица хозяев, улыбки, смех и одобрение. “Завтра Преображение, приходите! Винца попробуете домашнего,” - зовут селяне.

В доме просто, без изысков, но чисто и добротно. Просторные сени, делящие дом пополам, в комнатах белёные стены, большие печи в середине, железные пружинные кровати - напомнили мне карпатское село, так же во многом сохранившее свой быт. “По единой!” - говорит Пётр Григорьевич, и пробуем вкуснейший напиток. Год настаивается сок голубики, без сахара и дрожжей, получается с еле-заметной алкогольностью. Пьётся легко и не пьянит, а настроение и разговорчивость поднимает. Шутка за шуткой, история за историей, песня за песней - хорошо посидели. “Хотите посмотреть моих лошадок?” - зовёт Пётр.

Пётр Григорьевич Сасин и его жеребята. Верхний Шивей.

Конюшня на окраине, два десятка лошадей, есть даже иноходцы. И все любимые. О каждом жеребёнке Пётр Григорьевич может часами говорить.

Расставались с Сасиными, как старые друзья. И снова в путь, на лодке вверх по Малому Енисею.

Перетаскивать огромные зароды сена зимой без трактора сложно. Старенький ДТ-75 купили вскладчину в районном центре. Пригнали своим ходом, для переправы через бурный Шивей построили временный мост, смытый первым же половодьем. Верхний Шивей.

До следующей заимки вверх по реке пол-часа плыть на моторе. Нашли Чодураалыг на довольно высоком берегу с просторной, похожей на карниз долиной, крайние дома стоят прямо над рекой. Противоположный берег - почти отвесная, поросшая тайгой гора.

Место удобное для хозяйства, выращивать хлеб, держать скот. Поля под пашню. Река, кормилица и транспортная артерия. Зимой по льду и до Кызыла можно. И тайга - вот она, начинается сопками на краю заимки.

Приплыли, скинули рюкзаки на берег и пошли искать, где удобно разбить палатки, чтобы никому не мешаться, и в тоже время хорошо видеть всё вокруг. Встретили дедушку Елиферия, который угостил только что испечённым вкусным хлебом и посоветовал идти к бабе Марфе: “Марфутка примет и поможет”.

С ближней сопки открывается замечательный вид на заимку Большой Чодураалыг.

Марфа Сергеевна, худенькая, маленькая и подвижная, лет семидесяти, выделила нам место для палаток рядом со своим небольшим домиком, с красивым видом и на реку, и на посёлок. Позволила пользоваться печкой и кухонной посудой. У староверов это непростой вопрос - грех пользоваться посудой, которую брали мирские люди. Всё время Марфа Сергеевна заботилась о нас. Помогали и мы ей - собирали ягоду, носили хворост, рубили дрова.

Младший сын, Дмитрий, был по делам в тайге. Старшая дочь, Екатерина, вышла замуж и живёт в Германии, иногда приезжает мать проведать.

Дед Елиферий и Марфа Сергеевна. Чодураалыг.

У меня был спутниковый телефон, предложил Марфе Сергеевне позвонить дочери. “Бесовское всё это,” - отказалась бабушка Марфа. Через пару дней вернулся Дмитрий, и мы набрали номер его сестры, сделав громкость посильнее. Услышав голос дочери, забыв о бесах и бросив перебираемый лук, бежала Марфа Сергеевна через поляну к нам с Димой. Жаль, тогда она ещё не позволяла себя фотографировать, иначе получилась бы интересная фотография: маленькая симпатичная деревенская бабушка, в старинной одежде, стоящая на фоне тайги, светясь улыбкой, разговаривает с дочкой в далёкой Германии по спутниковому телефону.

С характером. Семья Петенёвых, Большой Чодураалыг.

По соседству с заимками староверов стоянки тувинских пастухов.

По соседству с Марфой Сергеевной, дальше от берега, живёт большая семья Панфила Петенёва. Старший из двенадцати детей, Григорий, 23 лет, позвал на место игр детей - поляну в лесу за селом. По воскресеньям дети, нарядные, прибегают и приезжают на лошадях, велосипедах и мотоциклах со всех ближних заимок, пообщаться и наиграться вместе. Ребята недолго стеснялись, и через десяток минут мы играли с ними в мяч, отвечали на море любопытных вопросов и слушали рассказы о жизни в посёлках, балующих нынче медведях и строгом дедушке, который всех детей гоняет за озорство. Смешили байками, интересовались техникой, и даже пробовали фотографировать нашими камерами, напряжённо позируя друг-другу. А мы сами с удовольствием слушали чистую как ручеёк русскую речь, и наслаждались, фотографируя светлые славянские лица.

Детям староверов конь - не проблема. Помогая в хозяйстве, они рано учатся общаться с домашними животными.

Оказывается, Чодураалыг, в котором мы остановились, называют Большим, а недалеко, дорогой мимо игровой полянки, есть ещё и Малый Чодураалыг. Дети вызвались показать эту вторую, из нескольких дворов в глубине леса, заимку. Везли нас весело, на двух мотоциклах, по тропкам и дорожкам, через лужи и мостки. Эскортом лихо неслись девчёнки-подростки на ладных конях.

Мотоцикл для подростка в посёлке староверов - предмет гордости, увлечения и необходимости. Как положено мальчишкам, приезжему фотографу с ловкостью циркачей продемонстрировали всё мастерство управления двухколёсным моторным чудом. Чодураалыг.

Чтобы познакомиться ближе, начать общение и получить необходимый уровень доверия, позволяющий фотографировать людей, мы смело включались в повседневную работу старообрядческих семей. Праздно болтать в будний день им некогда, а в деле разговоры разговаривать - работа веселей. Так просто пришли утром к Петенёвым, и предложили Панфилу помощь. Сын Григорий жениться задумал, дом строит, вот и работа - потолок конопатить. Сложного ничего, но кропотливо. Сначала на другой берег реки, по горам между зарослей мох собирать, в мешки класть и по крутому склону вниз скидывать. Потом везём лодкой на стройку. Теперь наверх, а ещё сюда глину надо вёдрами подавать, и забивать мох в щели между брёвнами, замазывая сверху глиной. Трудимся бойко, бригада большая: пятеро старших детей Петенёвых и трое нас, путешественников. И детишки помладше вокруг, наблюдают и пытаются помогать-участвовать. За работой общаемся, мы их узнаем, они нас. Дети любопытные, всё знать хотят. И как в больших городах картошку выращивают, где мы дома молоко берём, все ли дети в интернатах учатся, далеко ли мы живём. Вопрос за вопросом, на некоторые затрудняешься ответить понятно - настолько различны наши миры. Ведь для детей Сарыг-Сеп, районный центр - другая планета. А для нас, городских людей, тайга - неведомый край со своими скрытыми от незнающего взгляда тонкостями природы.

Работящий Григорий Петенёв, возвращается за очередной партией мешков мха для стоительства дома. Большой Чодураалыг.

С Павлом Бжитских, пригласившем в гости, познакомились в Малом Чодураалыге, куда ездили с детьми в воскресенье. Путь к нему на заимку Ок-Чары неблизкий, девять километров по каменистому, заросшему лесом берегу Малого Енисея. Заимка из двух дворов впечатляет крепостью и хозяйственностью. Высокий подъем от реки не создал трудностей с водой - тут и там множество родников прямо во дворах, по деревянным желобам прозрачная водичка подаётся на огороды. Вода студеная и вкусная.

Павел Бжитских. Малый Чодураалыг.

В доме ждало удивление: две комнатки, молельная и кухонька, сохранили вид и убранство бывшей здесь когда-то монашеской общины. Белёные стены, плетёные половички, льняные занавесочки, самодельная мебель, глиняная посуда. Всё хозяйство монахинь было натуральным, с миром не общались и ничего извне не брали. Павел собрал и сберёг предметы быта общины, теперь показывает гостям. По Каа-Хему сплавляются экстремальные туристы, иногда заглядывают, Павел даже отдельный домик и баньку построил, чтобы люди могли остановиться у него и отдохнуть на маршруте.

Рассказывал Павел о жизни и уставе монахов-старообрядцев. О запретах и грехах. О зависти и злости. Злость - грех коварный, злость злостью множится и накапливается в душе грешника, а бороться сложно, ведь и лёгкая досада - тоже злость. Зависть - грех не простой, от зависти и гордыня, и злость, и обман плодятся. Как важно молится и раскаиваться. И пост на себя брать, что календарный, что тайно самовзятый, чтобы нично не мешало душе молиться и свой грех глубже осознавать.

Молитва. Павел Бжитских. Заимка Ок-Чары на берегу Малого Енисея.

Не только строгости царят в душах староверов. Говорил Павел о прощении, о миролюбии к другим религиям, о свободе выбора для своих детей и внуков. “Вырастут, пойдут учиться, кто захочет. Уйдут в мир. Бог даст - веру нашу древлеправославную не забудут. Кто-то вернётся, с возрастом чаще о душе задумываются”.

У простых общинников, не монахов, внешний мир не под запретом, берут староверы и достижения цивилизации, которые помогают в труде. Моторы пользуют, ружья. Видел трактор, даже солнечные батареи. Чтобы покупать, деньги зарабатывают, продавая мирянам продукты своего труда.

Читал нам избранные главы Иоанна Златоуста, переводя со старославянского. Так выбрал, что слушаешь, затаив дыхание. Запомнилось о печати антихриста. Павел пояснил по-своему, что, например, все официальные регистрирующие человека документы и есть его печать. Так антихрист хочет всех нас взять под контроль. “Вон, в Америке уже каждому человеку собираются какие-то электрические чипы под кожу вшивать, чтобы нигде от антихриста не мог скрыться.”

Банька над Малым Енисеем. Чодураалыг.

Из “музея” провёл на летнюю кухню, угощал опятами, копчёным тайменем, свежим хлебом и особенным домашним вином, на берёзовом соке вместо воды. Уходя, купили у Павла молодого индюка, и до поздней ночи ощипывали, смеясь над своей неумелостью.

С детьми Поповых из Малого Чодураалыга познакомились в день приезда на игровой полянке. Любопытство приводило ребятишек к палаткам каждое утро. Весело щебетали, безостановочно спрашивали. Общение с этими улыбающимися ребятами давало заряд тепла и радости на целый день. А в одно утро дети прибежали и от родителей позвали нас в гости.

На подходе к Поповым веселье - младшие втроём нашли самую чёрную лужу с жидкой грязью и увлечённо в ней скачут и что-то ищут. Встречает нас смеющаяся мама, Анна: “Видали таких чумазых? Ничего, воды нагрела, отмоем!”

Дима Попов. Малый Чодураалыг.

Младшие Поповы, нашли замечательную лужу с чёрной грязью. Малый Чодураалыг.

Детей, уже семь, Поповы не просто любят, они их понимают. В доме светло от улыбок, а Афанасий начал новый строить - побольше простора детям. Сами детей учат, не хотят отдавать в далёкий интернат, где не будет родительского тепла.

За угощением быстро разговорились, будто какая-то невидимая волна заиграла созвучием и родила лёгкость и доверие между нами.

Работают Поповы много, старшие дети помогают. Хозяйство крепкое. Сами возят продукты продавать в район. На заработанные средства купили трактор и японский лодочный мотор. Хороший мотор здесь важен - на Малом Енисее опасные пороги, случись заглохнет ненадёжный старенький, можно погибнуть. А река и кормит, и поит, она же - путь сообщения с другими сёлами. Летом на лодке, а зимой по льду на тракторах и УАЗиках ездят.

Дочка Петенёвых, Прасковья. Игровая полянка в тайге между Малым и Большим Чодураалыгами.

Внучка Павла Бжитских в монастырской избе. Заимка Ок-Чары на берегу Малого Енисея.

Здесь, в далёком посёлке, люди не одиноки, общаются-переписываются со старообрядцами по всей России, газету старой веры из Нижнего Новгорода получают.

А вот общение с государством стараются свести к минимуму, от пенсий, пособий и льгот отказались. Но совсем контакта с властью не избежать - нужны права на лодку и трактор, технические осмотры всякие, разрешения на ружья. Хоть раз в год, да надо за бумагами идти.

Относятся Поповы ко всему ответственно. Был случай у Афанасия в молодые годы. Служил в армии, в начале 80-х, в Афганистане, водителем бронетранспортёра. Вдруг беда, у тяжёлой машины отказали тормоза, погиб офицер. Сначала определили как несчастный случай, но ситуацию раздули высокие чины, парню дали три года колонии общего режима. Командиры, полковой и батальонный, доверяли Афанасию, отправили в Ташкент без конвоя. Представьте ситуацию: приходит молодой парень к воротам тюрьмы, стучится и просит пустить, свой срок отсиживать. Позже те же командиры добились перевода Афанасия в колонию в Туве, поближе к дому.

Наговорились с Анной и Афанасием. О жизни здесь и в миру. О связи между старообрядческими общинами по России. Об отношениях с миром и государством. О будущем детей. Уходили поздно, с добрым светом в душе.

Следующим утром отправлялись домой - короткий срок поездки заканчивался. Тепло прощались с Марфой Сергеевной. "Приезжайте, в другой раз в доме поселю, потеснюсь, ведь как родные стали."

Много часов дороги домой, в лодках, машинах, самолёте, думал, пытаясь осознать увиденное и услышанное, что не совпало с первоначальными ожиданиями. Когда-то, в 80-х, читал в “Комсомольской Правде” увлекательные рассказы Василия Пескова из серии “Таёжный тупик”. Об удивительной семье староверов, ушедшей от людей глубоко в сибирскую тайгу. Статьи добрые, как и другие рассказы Василия Михайловича. Но впечатление о таёжных затворниках оставили как о людях малообразованных и диких, чурающихся современного человека и боящихся любых проявлений цивилизации.

Заборы кладут из целых бревен, скрепляют без гвоздей. Большой Чодураалыг.

Роман “Хмель” Алексея Черкасова, прочитанный недавно, усилил опасения, что знакомиться и общаться будет сложно. А фотографировать может оказаться вообще невозможным. Но надежда была, и я решился на поездку.

Потому и оказалось столь неожиданным увидеть простых, с внутренним достоинством людей. Бережно хранящих свои традиции и историю, живущих в согласии с собой и природой. Трудолюбивых и рациональных. Миролюбивых и независимых. Подаривших мне тепло и радость общения.

Что-то я у них принял, чему-то научился, о чём-то задумался.

Олег Смолий, 2013г.

Все фотографии альбома "Староверы " (нажмите на любую фотографию ниже для запуска слайд-шоу).

в Россию из-за рубежа русских староверов, достаточно вспомнить мастерские материалы Александра Рогаткина. И надо сказать, бородачей ждали на исторической родине с распростертыми объятиями.

Но весной 2017 года митрополит-старообрядец Корнилий стал первым за 350 лет предстоятелем православной старообрядческой церкви, кого официально принял глава российского государства. Президент России Корнилия в том, что теперь государство повнимательнее отнесется к старообрядцам, желающим вернуться в Россию.

"Бородачи" обосновались в Приморье, где к тому же сменился губернатор. Румяный хлеб они пекут только сами, хотя в электродуховке. Новенькая швейная машинка пускает строчку по будущим рубахам и сарафанам. Женщины, подоткнув длинные подолы, сели за руль.

"Другой раз мужиков нету. Которые с правами. Им некогда. Торговать ездим", — говорит Глафира Мурачева, село Дерсу, Приморский край.

Так и живут староверы — сохраняя свой уклад, но и принимая правила нынешнего мира. Село Дерсу в Красноармейском районе Приморья расположено в таежной глуши. Это сейчас, когда река замерзла, сюда можно добраться на машине, в остальное время только пешком по подвесному мосту. Здесь нет ни мобильной связи, ни магазинов, ни школы, ни больницы.
В приморский поселок старообрядцы приехали из Южной Америки. Там они нашли пристанище во время гонений после революции. Переселенцы рождены в Бразилии, Уругвае, Аргентине, но милой родиной для них всегда оставалась Россия.

"Мы любим нашу страну Россию, потому что это наше Отечество. Мы вернулись, чтобы жить здесь. Только здесь наша жизнь", — горячо уверяет испаноговорящий Иван Мурачев, односельчанин Глафиры.

На рынке в соседнем селе староверы продают урожай, молочные продукты и мясо. Все свое, но похоже, своими они для местных жителей еще не стали. О мирном соседстве говорить рано. Пока только привыкают друг к другу.

Ульян Мурачев, староста общины, не на шутку расходится, когда начинает говорить о проблемах. Не хватает земли, не хватает сельскохозяйственной техники. Не хватает вместительного автомобиля. Ведь для них семеро по лавкам не поговорка, а реальность. Только у Ульяна 12 детей и 20 внуков.

"Пугана ворона куста боится. Только у нас спросят. Чем мы будем хвастать?" - говорит Мурачев.

Ульян переживает, что о жизни в приморском поселке думают сородичи на другом континенте. Староверы радеют за то, чтобы со временем все barbudos (бородачи - испанский) поскорее перебрались в Приморье.

Новый глава региона Андрей Тарасенко предложил староверам создать в Приморье сельхозкооператив и даже готов построить во Владивостоке старообрядческий храм.
Уже на стадии оформления гражданства можно будет получать дальневосточные гектары. Земля для староверов важнее всего. Сами себя называют не фермерами, не крестьянами — агрикульторами на испанский манер.

"Здесь жизнь настоящая. Лес, красиво, далекоооо видать. А там — не, не то. В лес залезешь, на карачках ползешь. Плети отрываешь, невозможно пролезти", — говорит Евстафий Мурачев.

Речь староверов — причудливая смесь языков. Почти все знают испанский и португальский. А в их русском много нами уже подзабытого. Детей учат грамоте от аза до ижицы.

Образование — отдельный вопрос. В Южной Америке староверы государственных школ сторонились. В России пока приняли только программу начальной школы. Но не саму школу.

"Если мы их пустим в публичные школы, на учебу в город, мы потеряем нашу веру и традиции, мы только этим сохранили за рубежом нашу веру", — убежден Иван Мурачев.

Сейчас учить счету и грамоте приезжает педагог из соседнего села. Десятилетний ребенок — уже помощник в поле, и, считается, за партой ему делать нечего. Но староверы просят построить начальную школу прямо в Дерсу.

На стене в избе старосты Ульяна — семейные фотографии. Снято в Китае, на Аляске, в Канаде, Бразилии, Аргентине, Боливии. Пока ни одного группового фото из России. Здесь очень ждут переезда родных в Россию. Чтобы закончить скитания по свету и обосноваться здесь — пускай и на краю земли, но на родине.

Обещаем, что скоро мы опубликуем похожую публикацию, а пока – настоятельно рекомендуем прочитать этот текст!

Николай Усков: Невидимая Россия

Эта страна совершенно не похожа на ту, которую мы привыкли видеть - неухоженную, крепко пьющую и пресмыкающуюся перед начальством. Она словно другое измерение русской истории. Официальная историография изображала эту страну реликтом темного прошлого, но она парадоксальным образом ушла далеко вперед. Николай Усков продолжает публиковать свои историко-публицистические очерки. Нынешний посвящен раскольникам.

Сергей Ефошкин «На улицах старой Москвы. XVIII век»

Считается, что после реформ Петра Великого Россия раскололась на два народа: просвещенное европеизированное дворянство и всех остальных, сохранивших бороду, традиционный русский костюм и привычки старины. Благородное сословие, усвоившее со времен Елизаветы Петровны привычку изъясняться по-французски, говорило по-русски с характерным акцентом, слегка в нос и картавя, так, cловно было в своем отечестве иностранцем. «Различия между людьми в этой стране столь резки, - пишет маркиз де Кюстин в 1839 году, - что кажется, будто крестьянин и помещик не выросли на одной и той же земле. У крепостного - свое Отечество, у барина - свое. Знать по образованности своей словно предназначена жить в иных краях; а крестьянин невежественен и дик».


Сергей Соломко «Эко чучела!»

Образованный русский человек и сегодня говорит о «народе» так, будто сам к нему не принадлежит. Этот взгляд - словно со стороны, точнее, свысока - образованный русский человек несомненно унаследовал от дворянства. Русская интеллигенция XIX - начала XX века даже картавила на манер знати. Картавость - это вовсе не «человечинка» в гранитном образе Ленина, а привычка его класса, как приверженность вождя костюму-тройке и енотовой шубе, унаследованной от отца-генерала.

Послепетровский раскол не последний в русской истории. В советское время его на свой лад продолжат большевики и трудящиеся массы, а затем интеллигенция и народ. Типологически эти расколы похожи. Их инициатором была власть, которая резко проводила черту между старым и новым, деятельным авангардом общественных перемен и нуждающимся в руководстве отсталым народом. В сущности первый такой раскол страны произошел в 1565 году, когда Иван Грозный поделил Московию на опричнину и земщину. Как и последующие социальные эксперименты, опричнина и земщина вовсе не воспроизводили границы существующих общественных классов, но учреждали новые по принципу близости-удаленности от верховной власти. Что опричники, что «птенцы гнезда Петрова», что большевики почитались носителями единственно правильных ценностей, которые полагалось насаждать среди простецов, не считаясь ни с чем.


Орест Ботехин «Опричнина», 1999 год

Мы, разумеется, не знаем, во что бы вылилась опричнина, сохрани ее Иван Васильевич, но петровская европеизация привела к длительному сосуществованию внутри одной страны двух народов. Когда драматизм преобразований миновал, эти общности условно стали именовать собственно народом и просвещенным классом, в котором петровская аристократия уже отнюдь не солировала. Ровно то же произойдет с большевиками и трудящимися массами. В пору заката советского режима они мутируют в интеллигенцию и народ. И так же, как дореволюционная интеллигенция - прямая наследница петровской аристократии - возглавит «освободительное» движение в Российской империи, так и в недрах советской интеллигенции сложится мощное реформаторское течение, которое одержит верх в революции 1991 года.


Илья Репин «Приезд царей Ивана и Петра на Семеновский потешный двор со свитой», 1900 год

Правда, взгляд на «народ» как пассивный объект истории новые власти сохранят и в том, и в другом случае. Просвещенный авангард лучше знает, что нужно народу, который просто еще не разобрался, но со временем обязательно поймет, в чем именно заключается его счастье. Пока же придется потерпеть. Так наша история снова и снова возвращается на круги своя, в какие бы платья ни рядились те, кто ее делают.

Значит ли это - повторю вопрос, волнующий меня в этой главе, - что так называемый народ действительно не способен быть субъектом собственной истории и обречен вечно служить материалом, из которого лепят то империю, то «первое в мире социалистическое государство», то демократию, то православный «уралвагонзавод»?

Отнюдь, хотя стараниями официальной историографии такое мнение и должно было сложиться. Мы видели на примере Господина Великого Новгорода, как миф об Александре Невском катком утрамбовал память о реальной альтернативе Московскому княжеству. Русская история должна была стать рассказом о вождях, которые противостояли внешним и внутренним врагам в борьбе «за само существование Русской земли». Так было, так есть и так будет, убеждали нас идеологи власти. Точно так же русский народ был, есть и будет стадом, увлекаемым прогрессивным меньшинством вперед, к европейскому величию, коммунизму, демократии или «русской весне». Этот авангард объединен вокруг вождя или некоего сокровенного знания о том, в чем именно заключается народное счастье.


Григорий Мясоедов «Самосожигатели», до 1911 года

Тем не менее в русской истории был другой раскол, который инициировала не власть, а сам народ, поставивший себя в многовековую конфронтацию с правительством. Речь идет о староверии. Оно заявило о себе уже в 1653 году, сразу после запрета патриархом Никоном двуперстия. Собор 1666–1667 годов анафематствовал всех несогласных с реформой церкви и грозил им наряду с духовными наказаниями разными «телесными озлоблениями». Раскольников будут бить кнутом, морить голодом, лишать языка, сжигать и прочее. Указ царевны Софьи 1685 года предписывал пытать раскольников, заставляя отречься от своих заблуждений. Если они «в том стоять упорно же, а покорения святой церкви не принесут», то «по троекратному у казни вопросу, будет не покорится, сжечь». Тех же, кто примет православие таким вот способом, а затем вернется к своим заблуждениям, указ предписывал «казнить смертию без испытания», то есть сразу, не тратя время на новые пытки.


Аполлинарий Васнецов «Московский застенок. Конец XVI века (Константино-Еленинские ворота московского застенка на рубеже XVI и XVII веков)», 1912 год

В ходе противоборства староверов с никонианами и их государством народ не только проявил себя субъектом собственной истории, но обнаружил немалое упрямство и недюжинный талант к самоорганизации. В конечном итоге отколовшиеся от власти староверы даже сумели эффективно соперничать с левиафаном русского государства, предложив вполне привлекательную альтернативу его неповоротливому величию.

Однако на картине русской истории для массового пользования раскольников изображали исключительно узколобыми мракобесами, которые устраивали акты коллективного самосожжения из-за «ерундовых» разночтений в обрядах. Двуперстие, написание имени Исус через одно «и», служение литургии на семи, а не на пяти просфорах, хождение посолонь, то есть по солнцу или от левой руки к правой, двоение, а не троение возгласа «аллилуйя» и т. д. - разве из-за этого стоило вообще спорить, а уж тем более идти на костер, в яму, на каторгу или устраивать акты коллективного самосожжения?


Василий Суриков «Боярыня Морозова», 1887 год

Раскольник в официальной русской истории - мрачный фанатик, какой-то реликт Средневековья, о котором неловко вспоминать на фоне превращения лапотной Московии в европейскую империю. О нем и не вспоминали, предпочитая оставлять в допетровской Руси с ее мракобесием и косностью. Боярыня Морозова с полотна Сурикова - иссушенная женщина, со стервозными тонкими губами, с глазами, распахнутыми в бредовое никуда, с воздетым к небу двуперстием - снова и снова уезжала от нас, прикованная к своим саням, в дремучее прошлое страны. Оно было дико и страшно.

В эту упрощенную картину как-то не вписываются старообрядцы Иван Морозов и Сергей Щукин, которые на рубеже XIX–XX веков собрали обширнейшие коллекции французских импрессионистов, Иван Сытин, крупнейший книгоиздатель России, Павел Третьяков, основатель главной московской галереи современного ему русского искусства, Константин Станиславский, создатель МХТ и родоначальник нового сценического метода, который до сих пор изучают в Голливуде, выдающийся врач Сергей Боткин, десятки других успешных предпринимателей, меценатов, общественных деятелей, коллекционеров. Русский капитализм и русский Серебряный век - прощальный расцвет уходящей России - невозможно представить себе без старообрядцев. Как соотносятся мрачные средневековые фанатики с предприимчивыми капиталистами и прогрессивным искусством? Официальная историография просто игнорировала этот факт, считая конфессиональную принадлежность новых героев русской истории малосущественной деталью их биографии. Так ли это? Тогда почему среди деятелей первого русского капитализма представители господствующей конфессии - большая редкость?

* * *

Атмосфера, в которой рождалось староверие, не сулила ничего прекрасного. Вот что пишет протопоп Аввакум, один из первых и самых пламенных учителей раскола, о своих мытарствах еще до назначения Никона патриархом, так сказать сцены из провинциальной русской жизни середины XVII века. В селе Лопатищи некий «начальник», вероятно, светский чин, отнял у вдовы дочь, «сиротину». Аввакум, бывший там священником, вступился. «И он, презрев моление наше, воздвиг на меня бурю, и у церкви, пришед на меня сонмом, меня задавили. И аз лежал в забыти полчаса и больше… потом… бил и волочил меня за ноги по земле в ризах… Во ино время… прибежав ко мне в дом, бив меня, и у руки, яко пес, отгрыз персты».


Кирилл Киселев «Раскол»

А вот про плаванье с боярином Шереметевым по Волге. Тот велел Аввакуму «благословить сына своего, бритобратца», то есть бреющего бороду, что на Руси тогда воспринимали как признак половой распущенности. Надо сказать, что сын боярина, Матвей Шереметьев, был фаворитом царя Алексея Михайловича, человеком весьма уважаемым, к тому же стольником. Но Аввакум отказался благословлять, «видя любодейный образ» молодого человека, и боярин велел скинуть священника в Волгу. Аввакум выплыл, но, едва вернувшись домой, оказался в осаде от того самого «начальника», отгрызшего ему пальцы: «Приехав ко двору моему, стрелял из луков и ис пищалей с приступом».

Вскоре Аввакума назначили в Юрьев-Повольской протопопом. Там его проповеди не пришлись по вкусу местному населению, и однажды Аввакума вытащили на улицу - «человек с тысящу и с полторы их было » - и «били батожьем и топтали. И бабы были с рычагами, грех ради моих убили замертва и бросили под избной угол ». Протопопа на силу отбил воевода, выставив у его дома охрану. Но народ все равно собрался. «Наипаче же попы и бабы, которых унимал от блудни, вопят: «Убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров кинем! » И так далее и тому подобное.

То ли нрав у Аввакума был склочный, то ли страна была такая. Думаю, справедливы оба предположения. Так или иначе уже накануне раскола появляется тот тип нового русского человека, который не подстраивается под окружающую реальность, не меняет свой окрас ради выгоды, а открыто борется с «неправдами», бесстрашно встречает ярость среды. К кружку таких новых русских людей - их называют в историографии «ревнителями благочестия» или «боголюбцами» - принадлежали и Аввакум, и Никон, простой крестьянин-мордовин, поднявшийся до патриарха всея Руси и «собинного друга» Алексея Михайловича. Царь называл его даже «великим солнцем сияющим».

Патриарх Никон с клиром. Парсуна 1662 года

Однако Никон, едва избранный патриархом, отойдет от своих прежних друзей, которые теперь все станут отцами староверия. И тут мы увидим уже сцены из столичной русской жизни середины XVII века. Одного епископа патриарх лично избил на соборе, сорвал с него мантию, сослал и якобы «огнем зажег », других отправил по отдаленным монастырям, третьих, как Аввакума, посадил на цепь в яму. Протопоп рассказывает о последовавших унижениях: «За волосы дерут, и под бока толкают, и за чеп трогают, и в глаза плюют». Причем творит эти насилия не солдатня какая-то, а архимандрит и братия, в яме у которых священник сидел. Не все сносили поношения спокойно. Один поп из староверов во время насильственного расстрижения плевался в глаза Никону прямо через алтарь и запустил ему в лицо своей рубашкой. Аввакум описывает эту сцену с нескрываемым удовольствием. «Чудно!» - восклицает он. Дерзкого попа заковали в цепи и потащили по улицам, избивая «метлами и шелепами», пока не бросили «нагого» в темницу.

А вот как сам патриарх Никон действует против неугодной ему манеры старорусского иконописания. По домам был устроен обыск, у отобранных икон выкалывали глаза и в таком виде носили их по городу. Вскоре на одном из богослужений патриарх объявил об отлучении всех, кто будет писать или держать у себя неправильные иконы. Свои слова он подкрепил тем, что бросал образа о железный пол с такою силою, что они разлетались в щепки. Но и этого было мало - Никон потребовал сжечь неисправные иконы. Даже царь Алексей Михайлович вступился, робко предложив образа не жечь, а зарыть в землю.


Сергей Иванов «Во время раскола», 1909 год

Аввакум, обращаясь к никонианам, так комментирует новую манеру иконописания: «А вы ныне… пишите таковых же, якоже вы сами: толстобрюхих, толсторожих и ноги и руки яко стульцы. И у каждого святого… выправили вы у них морщины… Все говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в алтаре за афедрон хватать (то есть за задний проход)… Собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияна, воры, прелагатаи, другия немцы русския». А это уже ученый диспут Аввакума с вселенскими патриархами на соборе 1666–1667 годов, так сказать, в реальном времени: «Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились грудою, человек их с сорок… Все кричат, что татаровя».


Алексей Кившенко «Никон представляет новые книги на церковном соборе 1654 года»

Такой предстает Русь во времена реформы церкви: толкающаяся, дерущаяся, ругающаяся, сжигающая, плюющаяся, выкалывающая глаза иконам, проклинающая, матерящаяся. Уже это свидетельствует, что разгоревшийся конфликт между староверами и никонианами не был, да и не мог быть кабинетным спором богословов, сверяющих в тиши своих келий одни книги с другими. Это столкновение темпераментов, характеров, природная грубость которых была лишь слегка тронута христианской фразеологией и образностью.

Раскол - вопрос прежде всего силы. Кто кого - власть с ее кнутом, дыбой, раскаленным железом и казнями или староверы с их несгибаемым упорством. И в этом смысле симптоматично, что заклятые враги - Никон и Аввакум - изначально принадлежали одному кружку, были страстными и неуютными людьми своего времени. Они и кончат похоже. Никон будет лишен сана, расстрижен и отправлен в ссылку. Аввакум расстрижен и пройдет долгий путь мытарств в изгнании, по тюрьмам и в ямах. «Я-таки, что собака, так и ем, - пишет он, - Не умывался веть… Щелка на стене была, - собачка ко мне по вся дни приходила, да поглядит на меня… Я со своею собачкою поговаривал; а человецы далече окрест меня ходят и поглядеть на тюрьму не смеют. Мышей много у меня было, я их скуфьею бил… блох да вшей было много… Тошнее мне было земляные тюрьмы; где сижу и ем, тут и ветхая вся - срание и сцанье; прокурить откутают, да и опять задушат». Аввакум - первый заключенный в русской истории, которому в 1666 году велели «чернил и бумаги» не давать. Он же, по-видимому, и первый диссидент, которого власть приговорит к смерти. Аввакума сожгут в Пустозерске в 1682 году. Он переживет Никона на восемь месяцев.

На стороне староверия был не только «огнепальный» литературный талант русской истории - протопоп Аввакум, - но и сила самопожертвования, которая всегда нравственно выше физической силы, угнетающей, калечащей и убивающей других. «Огнем, да кнутом, да висилицею хотят веру утвердить! Которые-то апостолы научили так? » - вопрошает Аввакум.


Григорий Мясоедов «Сожжение протопопа Аввакума», 1897 год

Справедливости ради надо отметить, что и по существу вопроса староверы были правы. А никониане - нет. Еще ученые рубежа XIX–XX веков, академик Голубинский и член-корреспондент Каптерев доказали, что староверческая традиция древнее никонианской и восходит к первым контактам Руси с православной византийской церковью, а реформы Никона, наоборот, насаждали новогреческий вариант благочестия, видоизмененный по сравнению с древней традицией.

Реформа церкви была задумана Алексеем Михайловичем и Никоном - этим первым тандемом русской истории, или, как тогда говорили, «премудрой двоицей», - в связи с переменами во внешнеполитическом положении России. Страна долго жила отдельно от другого мира, в том числе православного. Об этом свидетельствует и консервация на Руси старых византийских порядков церковной жизни, относящихся к IX–XI векам. Самоизоляция Руси имела разнообразные причины, но в XV веке к ним добавилась и конфессиональная.

В надежде спасти Константинополь от османского завоевания греческая иерархия в 1439 году приняла на Ферраро-Флорентийском соборе унию с католической церковью. Митрополита Киевского Исидора, представлявшего на соборе русскую церковь, Василий Темный вскоре бросит в тюрьму, откуда, впрочем, тот сбежит в Рим. Неприятие унии с католической церковью содействовало установлению автокефалии Москвы от Константинополя в 1448 году, когда русские сами избрали себе митрополита. С падением же Константинополя в 1453 году Москва вообще осталась единственным православным государством, что вскоре стали трактовать как знамение, дескать, предали греки веру отцов, вот и угодил Цареград в руки безбожных агарян. Другое дело - Москва: она держится древнего благочестия, потому и стоит.


Игорь Машков «Царь Алексей Михайлович и Патриарх Никон осматривают афонские древности», 2008 год

Надо отметить, что унию еще в XV веке отвергли и восточные патриархи, но этот нюанс уже мало что менял в возгордившейся голове московского обывателя. «Твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием; ты один во всей вселенной именуешься христианским царем», - обращается к Федору Ивановичу Константинопольский патриарх Иеремия, прибывший в Москву для посвящения первого русского патриарха в 1589 году. Таким образом, политическое самомнение Москвы питалось религиозной самоуверенностью, и наоборот. Вместе они углубляли духовную изоляцию страны не только от вселенских патриархов греческого Востока, но и от епископата Южной Руси, которая входила в состав Речи Посполитой, а в канонических вопросах подчинялась патриарху Константинопольскому.

Положение начало меняться около середины XVII века, когда после многочисленных поражений первой половины столетия правительство Алексея Михайловича стало готовиться к войне с Речью Посполитой. Основной расчет был сделан на внутреннюю нестабильность Польши, прежде всего крайне напряженные отношения между «ляхами» и казацкой Русью. Отстаивая свои традиционные вольности от коронных притеснений, казачья старшина была озабочена поиском союзников. Поначалу она метнулась к крымским татарам и османскому султану, но затем предпочла конфессионально близких москалей.


Николай Сверчков «Царь Алексей Михайлович с боярами на соколиной охоте близ Москвы», 1873 год

Украинский гетман Богдан Хмельницкий впервые пишет московскому царю в 1648 году и сразу же распаляет его честолюбие посулами польской короны, дескать, если «Ваша царская Велможност» только выдвинет свою кандидатуру на вакантный польский престол, то Войско Запорожское эту кандидатуру поддержит. В начале 1649 года Иерусалимский патриарх Паисий торжественно благословлял Богдана Хмельницкого в Софии Киевской «на войну с ляхами». Он же, Паисий, сопровождает первое посольство гетмана в Москву. И там же говорит Алексею Михайловичу, что тот должен стать царем не в какой-то там Варшаве, а в самом Константинополе: «Да будеши Новый Моисей, да освободиши нас от пленения». Так в русской истории впервые замаячит роковая мечта о Константинополе. Меньше чем через триста лет, в Первой Мировой войне, она прикончит романовскую империю.

Игра, в которую начинает втягиваться Алексей Михайлович, заставит отнестись к контактам с другими православными церквами иначе, чем делали его предшественники. Былое зазнайство быстро улетучится. Его сменит «низкопоклонство» перед всем греческим уже только потому, что будущий амбициозный план объединения Малой и Белой Руси с Великою, а потом и всего православного Востока, требовал оставить свою гордую самобытность ради новых «вселенских» горизонтов.


Вячеслав Шварц «Царь Алексей Михайлович играет в шахматы», 1865 год

Царь Московский по меньшей мере готовился стать царем Всероссийским, а для этого необходимо было заручиться прочной поддержкой прежде всего южнорусской церкви, находившейся в тесных контактах с греками. Без устранения существующих различий между церквами об этом можно было и не мечтать. Так, в конце 40-х годов XVII века, когда переговоры между царем и гетманом Богданом Хмельницким только начались, на греческом Афоне состоялся собор всех его монастырей. Он признал двуперстие ересью, сжег московские богослужебные книги и собирался даже сжечь старца, у которого их обнаружили. Один из вселенских патриархов, разобрав дело, официально указал на ошибочность московских традиций. Держаться прежних обычаев становилось рискованно, тем более что посредниками на переговорах между гетманом и царем выступали именно греческие патриархи, тот же Паисий Иерусалимский, Гавриил Назаретский, Афанасий Константинопольский, Иосаф Коринфский и другие.

В этом контексте приведение обычаев русской церкви в согласие со вселенским православием становится неизбежным. В феврале 1653 года Никон запрещает двуперстие. 2 июля царь издает грамоту о принятии Украины «под нашего Царского величества высокую руку». Параллельно в ссылки отправляются первые староверы, в том числе Аввакум. Осенью решение царя о включении Украины в состав России подтверждает Земский собор, торжественно объявлена война Польше. А в январе 1654 года Переяславская рада уже присягает Алексею Михайловичу как своему новому государю. В конце марта - начале апреля 1654 года под председательством Никона соберется церковный собор, который решит провести «справу» всех русских книг по «истинным» греческим.


Алексей Кившенко «Переяславская рада»

Хотя внешнеполитический успех Москвы окажется кратковременным, а ее господство над Украиной и в начале XVIII века будет шатким, раскол русской церкви станет реальностью. Древнее благочестие пало первой жертвой проснувшегося зверя Российской империи. Он сделал несколько пока не слишком уверенных шагов из своего дремучего леса, оглянулся окрест, почесался да стряхнул с себя мох и паутину старины. Но раскольники не увидели в этом неуклюжем монстре великого будущего, а только знамение последних времен, образ зверя апокалиптического о семи головах и десяти рогах.

Показательна судьба Никона, который стал орудием большой русской политики, ошибочно полагая, что вознесен на свои вершины самим Богом. Никон пользовался титулом «великого государя», который из всех предстоятелей русской церкви до того был закреплен, кажется, только за дедом Алексея Михайловича, патриархом Филаретом. Правда, в жилах Филарета текла царская, романовская, кровь, а в жилах Никона - крестьянская, мордовская. Филарет - племянник царя Ивана Грозного, двоюродный брат царя Федора Ивановича и, наконец, отец царя Михаила Федоровича. А кто такой Никон? Никитка Минов. Так его звали в миру. Незначащий червь мира сего, дерзнувший называться «великим государем».

Правда, одного титула Никону было мало. Он считал себя не только равным природному царю, Алексею Михайловичу, но даже осмелился ставить духовную власть выше светской: «Солнце нам показа власть архиерейскую, месяц же показа власть царскую, ибо солнце вящи светит во дни, яко архиерей душам, меньшее же светило - в нощи, еже есть телу».


Вячеслав Шварц «Патриарх Никон в Новом Иерусалиме», 1867 год

Очень скоро «меньшее светило», то есть царь Алексей Михайлович, даст понять патриарху, что в России, вообще-то, существует только одно светило. Именно оно зажигает остальные. Ну или тушит. Блистательно исполнив роль тарана русской старины, Никон стал не нужен. Царь Алексей легко очаровывался людьми и был, вероятно, даже привязан к патриарху. Но Никону в какой-то момент отказало чувство меры, а главное, чувство места - важнейшее для любого прирученного любимца, состоящего при особе абсолютного монарха.


Сергей Милорадович «Суд над патриархом Никоном», 1885 год

По иронии судьбы Никона прикончат тем же «вселенским» оружием, которым он разил своих врагов - староверов. Патриарха низложит, наверное, самый представительный православный собор в истории русской церкви, поистине вселенский, который будет заседать в Москве в 1666–1667 годах. На нем присутствовало 12 иностранных архиереев, в том числе два вселенских патриарха, Александрийский и Антиохийский, пять митрополитов Константинопольского патриархата, другие представители православных церквей Востока. Этот же собор окончательно анафематствует раскольников и пригрозит им «телесными озлоблениями».

Митрополит Газы Паисий Лигарид будет петь царю: «Поистине наш державнейший царь, государь Алексей Михайлович, столь сведущ в делах церковных, что можно думать, будто целую жизнь был архиереем. Ты, Богом почтенный царю Алексие, воистину человек Божий». Паисий не только находился на содержании у Алексея Михайловича. Щедрые подарки получали многие греческие иерархи, в то время весьма нуждавшиеся (это, кстати говоря, стало существенным фактором их особого рвения в деле соединения Руси со вселенской матерью-церковью). Любопытно, что Паисий Лигарид - первый деятель русской церковной истории, который подрабатывал еще и торговлей табаком. Аввакум упоминает, что один келарь Пафнутьева монастыря разжился у Паисия аж шестьюдесятью пудами табака, домрой и «иными монастырскими тайными вещами, что игравше творят».


Борис Черушев «Никон возвращается из ссылки в Ново-Иерусалимский монастырь»

«Вы боитесь будущего, - обращается митрополит Паисий к иерархам церкви, - чтобы какой-нибудь новый государь, сделавшись самовластным… не поработил бы церковь российскую. Нет, нет! У доброго царя будет еще добрее сын его наследник». Видимо, Паисий «перепился табаку», как тогда говорили. Сын царя Алексея, Петр Великий, упразднит в 1700 году патриаршество и превратит господствующую церковь в ведомство империи, духовную коллегию, по примеру мануфактурной или адмиралтейской.

Как я уже сказал прежде, раскол - это вопрос прежде всего силы. Он стал столкновением двух энергий - государственной и человеческой. И это противостояние отчетливо ощущается за всем кажущимся мелкотемьем тогдашних споров. Ключевский назвал реформу Никона «искусом церковного послушания» и «пастырской игрой религиозной совестью пасомых». Проблема расколоучителей, в частности Аввакума, состояла в отсутствие у них «столь гибкой совести», какая нужна была власти, то есть Никону и царю Алексею Михайловичу с его «вселенским» проектом.

Гибкость совести - важное качество для подданных любой деспотии. Поначалу, с непривычки, это может вызывать у них некоторые неудобства и даже озлобление, как, собственно, и произошло в России середины XVII века, в пору зарождения романовского абсолютизма. Но потом многие привыкают. «Все поняли, что дело не в древнем или новом благочестии, - продолжает Ключевский, - а в том, остаться ли на епископской кафедре без паствы, или пойти с паствой без кафедры». «Ничто же тако раскол творит в церквах, якоже любоначалие во властех», - чеканит Аввакум. Именно «любоначалие во властех» или низкопоклонство перед начальниками в ущерб совести и истине, как ее понимали раскольники, и есть корень зла.

Приближенный Никона, будущий патриарх Иоаким, точно выразил смысл своего служения: «Аз-де, государь, не знаю ни старые веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готов творите и слушати их во всем». В отличие от Никона, не готового слушать «начальницы» во всем, Иоаким мирно умрет законным патриархом, в 1690 году. Протопоп Аввакум в письме к царю юродствовал, но, очевидно, был очень близок к сути происходящего: «Хотя медведя дай нам в олтар-ет и мы рады тебя, государя, тешить, лише нам погребы давай, да кормы с дворца».


Сергей Милорадович «Путешествие Аввакума по Сибири», 1898 год

Протопоп не раз будет подчеркивать материальный соблазн компромисса с царством, который в конечном итоге оборачивается служением дьяволу: «Посмотри-тко на рожу ту, на брюхо то… толст ведь ты! Как в дверь небесную вместитися хочешь! Узка бо есть и тесен путь». Библейский царь и священник Мелхисидек, например, «не искал ренских, и романей (названия популярных тогда вин. - Н.У.), и водок, и вин процеженных, и пива с кордомоном, и медом малиновых, и вишневых, и белых розных крепких… На вороных в каретах не тешился, ездя!.. А ты хто? В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу, по площади, чтобы черницы… любили… А ныне уж содружился ты с бесами… в карете с тобою же ездят и в соборную церковь и в верх к царю под руки тебя водят».


Александр Литовченко «Итальянский посланник Кальвуччи зарисовывает любимых соколов царя Алексея Михайловича»

Как власть видела в раскольниках врагов не только церкви, но и государства, так и раскольники считали церковь и государство, отпавшие от веры отцов, порождением Антихриста. Православная симфония, а по сути подчинение церкви государству, принятое у восточных христиан, оборачивалось теперь «Антихристовой» симфонией. С тех пор староверы словно самоустранятся из ландшафта русской жизни и будут сохранять дистанцию с официальной Россией, даже когда отношение власти, начиная с Петра Великого, станет к ним смягчаться. Причем нечистой будет считаться вся полнота обычной русской жизни, которая текла себе без особого злого умысла по отношению к раскольникам. Уже с конца XVII века появляются детальные регламентации общения староверов с «внешними». Например, «закупаемое на торгу брашно» и «питие» надлежало «очищать»: следовало класть многочисленные поклоны и произносить особую очистительную молитву «от торжищных нечистот».


«Воевода Мещеринов подавляет Соловецкое восстание». Лубок XIX века

Сколько всего людей ушло в раскол, сказать сложно. Особенно лютыми были гонения в последней четверти XVII века. Они унесли тысячи, скорее, десятки тысяч жизней, как это следует из старообрядческих синодиков для поминовения. Уже в 60–70-е годы начинаются первые коллективные самосожжения - «гари» - и уморения себя голодом. Массовым стало бегство староверов в Польшу, Священную Римскую империю, Швецию и Турцию.

В историографии высказывалось мнение, что в первой четверти XVIII века Россия пережила демографический спад или по меньшей мере замедление прироста населения. Некоторые оценивают сокращение податных людей по переписи 1715–1716 годов почти на 20% по сравнению с 1678 годом. Понятно, что этот демографический провал не стоит связывать только с расколом. Репрессии против раскольников, казачьи, крестьянские и стрелецкие бунты, бесконечные войны, строительство Санкт-Петербурга, неурожаи, эпидемии - вся тяжелая жизнь времен кровавого зачатия Российской империи должна была сказаться на демографическом положении народа.


Сергей Милорадович «Восстание Соловецкого монастыря против новопечатных книг в 1666 году», 1885 год

Тем не менее по косвенным данным мы можем прийти к заключению, что по меньшей мере эмиграция из России, в том числе вызванная конфессиональными преследованиями, была весьма значительной. В 1723 году Петр приказывает учинить во всех приграничных областях «крепкие заставы». Военной коллегии предписывалось «стрелять из ружья» в беглых, а тех, кто подговаривал к побегам или содействовал им, надлежало вешать и с виселиц не снимать, «дабы другие смотря на такую казнь, того чинить не дерзали». Иными словами, железный занавес, как и много позднее, защищал не от внешних врагов, а удерживал собственных подданных от эмиграции. Правда, он оказался не слишком эффективным решением проблемы. Скорее, указ Петра заявлял, а точнее, вопил о наличии такой проблемы и ее остроте.

В 1728 году правительство Петра II предпринимает первые попытки вернуть беглых из Речи Посполитой ласковыми призывами. Там, на реке Сожи образовался целый староверческий анклав - Ветка (так называли протоку, которая образовывала на Сожи остров). Правда, уже в 1735–1736 годах войска Анны Ивановны насильно выгоняют оттуда раскольников. За несколько операций удалось вернуть в Россию в общей сложности 60 тысяч душ.

Объявленная в 1755 году, в царствование Елизаветы Петровны, политика «сбережения русского народа» была нацелена в том числе на возвращение в страну беглых людей и создание для них атмосферы благоприятствования. В 1762 году Петр III прямо скажет, что желает возвращения староверов в Россию. Более того, он впервые специально оговорит, что «им в отправлении закона по их обыкновению и старопечатным книгам возбранения не будет». По правительственным данным того времени, в Польше и Турции проживало не менее 1,5 миллиона русских мужского пола, то есть самое малое 3 миллиона человек.

Еще труднее понять, сколько староверов оставалось в самой России. Внимательное чтение жития и переписки Аввакума позволяет утверждать, что в кратчайшие сроки он и другие староверы создали первое в русской истории настоящее подполье - разветвленную, законспирированную сеть обмена оперативной информацией и распространения своих взглядов. При этом отцы староверия, разумеется, находились не в Цюрихе или Лондоне, а сидели зачастую в тюрьмах да ямах, утопленных в вечную мерзлоту.

«Соловецкое восстание». Лубок

Например, связи Пустозерья, где находился Аввакум, с Москвой были настолько налажены, что протопоп посылал целые бочки освященной воды своим ученикам, получал от них деньги, одежду, еду и даже малину, до которой был большим охотником. Некоторые послания ему удавалось передавать через завербованных стрельцов. Так начинает складываться первая структура горизонтальных, личных связей, альтернативная существующей церкви и вертикали власти, своего рода анти-Россия, невидимая страна древнего благочестия. Ее география - это поначалу просто конкретные люди, как правило, духовные дети учителей староверия, дети детей, их родственники, друзья, рабы, слуги, которые становятся спонсорами, связниками, переписчиками, посыльными, проповедниками, всем сразу. Затем на тайной карте анти-России появятся места мученического подвига староверов, вроде Соловецкого монастыря, почти десятилетие противостоявшего Москве, Боровска, где приняли смерть многие раскольники, в том числе боярыня Морозова, наконец, Пустозерска - там сожгли протопопа Аввакума и его сподвижников.


Василий Перов «Никита Пустосвят. Спор о вере. 1880-81. («прения о вере» 5 июля 1682 года в Грановитой палате в присутствии Патриарха Иоакима и царевны Софьи)»

Постепенно субстанция невидимой страны сгустится, затвердеет и образует целые материки, разделенные океаном Антихриста. Как правило, это были дремучие, в прямом смысле медвежьи углы Руси, где легко было скрыться от попов и стрельцов. Один из первых - Пошехонье, к северу от Волги. В «гарях» тут погибло, по разным данным, от двух до пяти тысяч человек. Дальше - Вязниковские леса во Владимирской области, где так же были сильны сторонники самосожжений. В соседней с ними области вокруг Нижнего Новгорода обосновались более умеренные староверы. По Керженцу, левому притоку Волги, уже в 60-х годах XVII века стали многочисленны староверческие скиты и починки. Керженец постепенно превратится в один из главных центров русского староверия.

Немало раскольников найдут убежище в Поморье, их опорными пунктами станут Троицкая Сунарецкая и Курженская обители. Другим полюсом раскола в Поморье будет Выговская община, начало которой положат несколько монахов Соловецкого монастыря, бежавшие оттуда накануне взятия обители царскими войсками. Выге предстоит стать важнейшим центром староверия в XVIII веке. Впрочем, весь Поморский край в силу, вероятно, еще сохранявшихся воспоминаний о новгородской вольности, будет наполнен скитами раскольников.

Оттуда по налаженным с древних времен торговым путям идеология раскола проникнет в Сибирь и на Урал. В 1679 году в районе Тюмени случится первая «гарь», в которой, по одним данным, погибло 300, по другим - 1700 человек. Главным поджигателем в Сибири будет, правда, армянин, Иосиф Астомян из Казани. А вообще, в силу удаленности от России, Сибирь надолго останется староверческой. На заводах Урала, которые Петр Великий поручил тульскому староверу Никите Демидову, первая православная никонианская церковь была построена только в 1750 году, то есть спустя полвека после открытия горных заводов. Основной контингент занятых там рабочих опять-таки составляли староверы.


«Расправа с раскольниками». Лубок

Немало раскольников обосновалось и на юго-восточной границе России, по Средней и Нижней Волге, а также на Дону. Связи с донским казачеством установили еще узники Пустозерья, Аввакум и другие. Они там, по свидетельству властей, «весь мир восколебали». По Дону и его притокам, Хопру, Медвидице, Цимле, Донцу, другим речкам было основано множество старообрядческих скитов. Правда, знаменитые Иргизские монастыри на притоке Волги в районе Самары - Большом Иргизе - появятся уже при Екатерине Великой. В продолжение указа Петра III она не только звала раскольников на родину, но и предоставила им 70 тысяч десятин лучшей заволжской земли, освободив от податей и работ сроком на шесть лет.

На юго-западе России старообрядцы осели в Калуге, но главной их цитаделью стала территория Стародубского полка, в непролазных лесах Брянщины, давших имя Брянску (или Дебрянску от дебрей). Отсюда, собственно, происходили беглецы на Ветку, в Речь Посполитую. В свою очередь многие веткинцы при Екатерине перейдут на Большой Иргиз.

На карте невидимой страны уже в начале XVIII века появится и свой земной рай - легендарное Беловодье. Оно находится далеко на востоке, там, где восходит солнце. Почему бы не в Опоньском царстве, на океане-море, на семидесяти островах?! Ведь был там Марко, инок Топозерского монастыря, и, истинно, нашел 179 церквей асирского языка и 40 русских, построенных бежавшими из Соловецкого монастыря иноками. Поиски Беловодья уводили все новых и новых староверов на восток. Так, например, возник целый русский субэтнос - община Бухтарминских каменщиков на территории Юго-Западного Алтая в многочисленных горных долинах реки Бухтармы (собственно горы - это по-русски «камень», отсюда «каменщики» или горцы). Многие в надежде обрести рай уходили еще дальше в Китай, даже в Северную и Южную Америку.


Николай Рерих «Странник светлого града», 1933 год

Князь Щербатов напишет во второй половине XVIII века: «Между подлого народа эта ересь так распространилась, что нет почти ни города, ни знатного селения, где бы кого из раскольников не было, а есть и целые города, как Каргополь, Олонец, Нижний Новгород и многие другие, которые этим ядом заражены». Даже Москва оставалась довольно важным центром староверия, несмотря на все гонения. При Петре Великом в докладе Синода 1721 года отмечалось, что в Первопрестольной «в некоторых приходах никого, кроме раскольников, не обретается». Доктор исторических наук Пыжиков уверен, что уже с начала XVIII века староверы в основном концентрировались в районе Преображенского и Измайлова, то есть не где-нибудь, а при самых чреслах Российской империи. Не следует забывать, что именно на востоке Москвы, в Преображенском, Cеменовском, Измайлове и Немецкой слободе начнется путь Петра к созданию империи, но там же, особенно в нынешнем Лефортове, будут останавливаться все российские императоры вплоть до начала XIX века. Фактически именно этот район Москвы был второй столицей империи. Слободской и Лефортовский дворцы старее и нынешнего Зимнего, и Большого Кремлевского. Из всех резиденций российской власти, дошедших до наших дней, по возрасту они уступают, наверное, только Грановитой палате и Теремному дворцу Кремля.

Полагают, что доступ в самую цитадель Антихриста раскольники обрели благодаря царице Прасковье Федоровне, вдове Ивана Алексеевича, старшего брата Петра. Она была особой набожной и охотно окружала себя разными божьими людьми и странниками. Имеются свидетельства о контактах Прасковьи Федоровны с раскольниками из Выговской пустыни. Когда Екатерина Великая в 1771 году разрешила староверам основывать общины для борьбы с охватившей город эпидемией чумы, они моментально появятся именно здесь под названием Преображенского и Рогожского кладбищ, что, вероятно, стало лишь легализацией существовавших прежде центров раскола.

В силу жестоких гонений или ущемления в правах многие предпочитали не афишировать своей принадлежности к староверию, поэтому удобоваримой статистики у нас нет. К тому же раскольники с большим недоверием относились к идее любой переписи, в которой им виделась «запись в число» Антихриста. В свою очередь официальная церковь и местные власти, по русскому обыкновению, стремились занижать количество раскольников, дабы не навлечь на себя негодование Петербурга за попустительство еретикам.

Крупный знаток раскола, профессор Зеньковский, полагал, что в XIX - начале XX века от 20 до 30% русских либо были староверами, либо религиозно тяготели к ним. Между тем перепись 1897 года показала всего около двух миллионов старообрядцев. Считается, что речь идет о десятикратном занижении реальных цифр, тем более что в поле зрения официальной статистики даже в пору относительной веротерпимости попадали в основном старообрядцы-поповцы. Беспоповцев просто было трудно отследить в силу того, что они отправляли свои обряды тайно.

Староверие действительно было невидимой страной. В 1847 году в «Записках замоскворецкого жителя» Александр Николаевич Островский, тогда еще малоизвестный литератор, признался, что собирается писать о «стране, никому до сего времени в подробности неизвестной и никем еще из путешественников не описанной». Вергилием Островского стала его первая жена - московская мещанка из староверов. Впрочем, сам Островский не решится напрямую говорить о конфессиональной принадлежности своих героев, ведь в николаевское царствование, когда будущий драматург начал свое творчество, было предпринято последнее крупное наступление на раскол.

Симптоматично, что первую в нашей литературе панораму старообрядческой жизни создаст бывший чиновник МВД Павел Иванович Мельников-Печерский, автор русской саги о Форсайтах - романов «В лесах» и «На горах» (70–80-е годы XIX века). Кто еще мог в России представлять себе реальное положение дел в невидимой стране, кроме чиновника МВД?!


«Спор о вере». Неизвестный художник ХVIII век

Впрочем, оставаясь невидимой, эта страна довольно скоро сделалась весьма влиятельной. В конце XIX века министр финансов Вышеградский отмечал, что старообрядцы «в российском торгово-фабричном деле - великая сила; они основали и довели нашу заводскую промышленность до полнейшего совершенства и цветущего состояния». Экономический взлет невидимой страны стал возможен благодаря усилиям правительства Екатерины Великой. Она не только продолжила политику веротерпимости Петра III, но фактически уравняла раскольников в правах с другими подданными империи: была ликвидировала Раскольничья контора, староверы перешли в юрисдикцию обычных судов; императрица отменила двойную подушную подать, которой раскольников обложил еще Петр I, разрешила принимать их свидетельства в суде и допустила к выборным должностям. Впервые в русской истории Екатерина запретит употреблять даже сам термин «раскольники», впрочем, в отличие от других ее решений, это не возымеет силы фактически до начала XX века.

Существенную роль в формировании староверческого капитализма сыграли указы Екатерины II по поддержке частной инициативы и либерализации предпринимательства. Хотя они были адресованы всей стране, максимальные выгоды из решений правительства сумели извлечь именно староверы. В этом заключается одна из самых больших загадок русской истории нового времени. Как отброшенные на обочину истории фанатики, ведущие замкнутый образ жизни, отвергающие окружающий их мир Антихриста, сумели стать ведущей силой капиталистической модернизации России?

Староверы не только вели более рациональное хозяйство, значительно активнее включались в торговлю и промышленность, но и по зажиточности сильно обгоняли никониан. Причем отличия наблюдались даже на уровне крепостных крестьян. Так, крепостные староверы гомельской вотчины графа Румянцева в 30-е годы XIX века выделялись предприимчивостью: «Много между ними фабрикантов, мастеровых и торгашей». Помещики, вообще, охотно переводили староверов на оброк - фиксированный процент от самостоятельной хозяйственной деятельности, - тогда как никониане в основном отбывали барщину, то есть обрабатывали барские земли.


Владислав Нагорнов «Рождественская ярмарка», 1999 год

По данным за 1850 год, староверы официально составляли лишь 5% населения Москвы, то есть абсолютное меньшинство, тем не менее в гильдейском купечестве их насчитывалось до 15%. Еще выше была концентрация староверов в промышленности. К 30-м годам XIX века можно говорить о преобладании староверов в целых секторах экономики Первопрестольной. Так, из 17 текстильных фабрик Лефортовской части 12 принадлежали староверам. Характерно, что именно староверы превратят Лефортово из имперского квартала в первый рабочий район Москвы. К 1870 году доля старообрядцев составляла свыше 34% в бумаготкацкой промышленности Московской губернии и 75% - в Москве, а в шерстоткацкой - 63% в Москве, свыше 42% в губернии и 40% по России в целом. В Калужской губернии у старообрядцев было 90% фабричного бумаготкацкого, во Владимирской - 37% прядильного производства.

Уже в конце XVIII века Стародубье и Ветка становятся мощным центром капиталистического хозяйства с применением вольнонаемного труда. Здесь расцветает текстильная промышленность, ведется широкая, в том числе международная торговля. В старообрядческих посадах, слободах и городах этого региона во второй трети XIX века проводилось ежегодно по 3-5 ярмарок с оборотом до 40 тысяч рублей.

В Поволжье старообрядцы доминировали на Сызранской хлебной пристани, в судоходстве по Волге, на Макарьевской, а затем Нижегородской ярмарке. К концу 50-х годов на Нижегородской ярмарке реализовывалось продукции на 57 миллионов рублей, это примерно как ежегодный оборот всех лавок и магазинов Москвы. По свидетельству современников, вся торговля и промышленность Нижегородской и Ярославской губерний полностью контролировалась староверами. В Западной Сибири большинство купцов второй половины XIX века вышли из старообрядческой среды, в Алтайском крае - 15%. И так далее и тому подобное.


Илья Репин «Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петровского дворца в Москве»

Существенно выше был и уровень благосостояния массы староверов, еще даже до екатерининской либерализации. По многочисленным отзывам современников, дома и деревни раскольников выглядели богаче, крепче и красивее, у них было больше скота и земли. По данным первого съезда крестьян-старообрядцев 1906 года, 90% их хозяйств числились средними, 6,5% - зажиточными и менее 4% - малоимущими. На одно старообрядческое хозяйство приходилось в пять раз больше купленной и арендованной земли, чем в среднем по России. Много позже Крупская, вдова Ленина, признает, что развернутая советской властью «борьба с кулачеством есть одновременно борьба со старообрядчеством».

Над тайной невероятного успеха староверов ломали голову давно. Особенно озадачивала стремительность, с которой создавались баснословные состояния. Вроде жил человек, голытьба голытьбой, и вдруг миллионщик. Некоторые полагали, что это устроил не кто-нибудь, а сам Наполеон Бонапарт, дескать, он привез и разбросал по Москве фальшивые ассигнации. Ими-то и завладели раскольники. Староверов вообще будут часто связывать с фальшивомонетчиками, вероятно, в духе русской присказки: «Я деньги не печатаю», то есть я бедный, а вот другие, богатые, они «деньги печатают».

В глазах обывателя уже зажиточность и аккуратность поселений староверов предостерегала: здесь что-то не так, «все это добыто ими не чисто», пересказывает толки людей литератор Златовратский, ходивший в народ в конце XIX века. Не может же быть, чтобы русская деревня, а дома богатые и красивые. Вот и Алеше Пешкову, будущему Максиму Горькому, дед втолковывал, что все крупные купцы Нижнего Новгорода были фальшивомонетчиками, грабителями и убийцами. Думаю, поэтому в неприязни Горького к капиталу больше традиционной русской зависти, чем холодного немецкого марксизма. Реакция обывателя симптоматична. Народное сознание допускало существование богатых бар: они господа, им так положено. Но то же сознание, очевидно, пасовало перед успехом простых людей. Этот успех мог быть только криминального свойства, потому что непостижим.

Если не Наполеон Бонапарт, то кто или что помогло раскольникам создать русский капитализм? Хотя предприимчивость старообрядцев бросалась в глаза практически всем наблюдателям, в историографии только недавно был предпринят первый систематический и детальный анализ этической модели староверов, которая, как выяснилось, диаметрально отличалась от общепринятой в России. Автор этого фундаментального труда, профессор Керов, применительно к раскольникам говорит даже об «alter ego российской государственной модернизации», затеянной Петром Великим. Парадоксальным образом учение, апеллировавшее к старине, клеймившее всякие «новины» как происки Антихриста, оказалось не просто модернизационной, но даже революционной альтернативой всей русской жизни. Преклонение перед начальством, безынициативность, рабская покорность, лень и пьянство - ничего этого нет у старообрядцев и в помине. Их невидимая страна действительно стала alter ego России видимой, которая жила по табели о рангах и связывала успех лишь с верной службой государю и господину.

Борис Кустодиев «Купец», 1918 год

Уже сам раскол - сознательный разрыв с комфортной средой, риск гонений и мученической смерти, готовность начать все заново в самых суровых условиях, часто за сотни верст от родного дома, - предполагал отбор в староверие наиболее самостоятельных, сильных и активных индивидов. Характерно, что Аввакум отказывался понимать жалобы обывателей, дескать, мы люди маленькие, ничего не решаем, а потому и ответственности на нас никакой: «Глаголют бо безумнии человецы, утесняющие себе душу: “не нас де взыщет Бог законное дело и веру; нам де что? Предали патриарси и митрополиты со архиепископы и епископы, мы де и творим так”… О неразумные души беззакония… сила Божия есть всякому верующему…»

Иными словами, ссылки на малый социальный статус, якобы извиняющий безответственное поведение и компромиссы с совестью, решительно отвергаются Аввакумом. «Прозри, дурачищо, болишь слепотою», - кричит он. Протопоп вообще исходил из идеи равенства людей в христианском подвиге: «От дел звание приемлют. Али ты нас лутчи, что боярыня? - обращается протопоп к Морозовой. - Да единако нам Бог распросте небо, еще же луна и солнце всем сияет равно, такожде земля, и воды, и вся прозябающая по повелению Владычню служат тебе не больши, и мне не меньши». И далее Аввакум говорит о «чести», то есть знатности практически словами современного подростка: «А честь пролетает. Един честен, - тот, кто ночью востает на молитву».

Таким образом, раскольники, конструируя свою новую общность, отвергали существующую в России социальную систему с ее малыми людьми, которые якобы ничего не решают, властями и родовой знатью - вся эта иерархия, по словам протопопа, «пролетает». Взамен он предлагает то, что сегодня назвали бы «меритократией»: избранными являются хорошие люди, по личным качествам, а не по своему чину, социальному или имущественному положению.

Характерно, что в общинах раскольников не было деления на иерархию, обладающую сакральным знанием, и безмолвную паству, каждый рассматривался как полноценный участник церковной жизни, в том числе в вопросах толкования Писания. Неудивительно, что старообрядцы в массе своей были гораздо более грамотными. Так, в первой половине XIX века в среде синодальной паствы один грамотный приходился на 17 неграмотных, в старообрядчестве пропорция была 1 к 3. В 1908 году 36% крестьян-староверов умели читать и писать, в Московской и северных губерниях - до 50%, в то время как среди крестьян-никониан Центральной России таких было только 23%. Даже в Польше грамотных крестьян насчитывалось всего 30,5%. Еще в начале XVIII века никонианский митрополит Дмитрий Ростовский негодовал: «Почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизируют и учат о вере». Один наблюдатель середины XIX века замечает: «Всякий бедняк имеет… свой голос». Во время полемики могут «заправлять речью», «ничем и никого не стесняясь, наиболее начитанные, будь это хоть последние бедняки».

Так в центр всей этической системы староверия переместилась личность человека. В этом смысле раскол очень близок к западноевропейскому гуманизму, который некоторые идеологи власти преподносят сегодня как абсолютно чуждый «традиционным российским ценностям». Отнюдь. Не все в русской истории считали человека «лагерной пылью», «биомассой» или «винтиком». Некоторые говорили о его «самодержавии» в этом мире. Староверы еще до полномасштабного проникновения европейских веяний в русскую культуру создадут свой, вполне самобытный антропоцентризм.


Борис Кустодиев «Чаепитие», 1916 год

Уже в ранних староверческих сочинениях житийного жанра конца XVII - начала XVIII века придается огромное значение индивидуальности, вплоть до описания внешности. Так, основатель Выговской обители Даниил Викулович был «возрастом тела средним… плотию от природы не был точию но и крепок и, могущ. Власы седые и просты имея, браду скуду, на ланитех нимало влас имеющу… Лице благоокругло, продолгущ нос, ноздрат плещи высоце, перси пространнее имея. Очима черныма, зракав них немалыма…» А вот другой выговский деятель, Андрей Денисов «возрастом телесным доволен, плотию тончав. Власы главы имущ кудрявы и лепы… малонадседы же и белы. И брадные власы такоже светлы с белостию и надседы. Браду Златоустному подобну, округлу и частейшими струями сияющу. Очи имеющ светлее, брове часте и вознесене, продолгущ нос и прав мало нагорб, ноздре малоумеренне, руце долзе, персты в длинности тонкостию цветущими». А так автор житий описывают характеры: один «безсонен, бдящ присно и плачющ… Обычаем привтен, всякого к себе любовию толико влекущь, нежели магнит железо»; другой «живость памяти, остроту ума, силу разсуждения имеющь многу».

Характерно, что даже в изображении простых членов общежития, писавших иконы, работавших в кожевне, пекарне, на пашне содержится множество личных подробностей. Не обходят староверы вниманием и женщин - стариц, вдов и девиц. Это уважительное отношение к правам женщин у староверов будет особенно раздражать никониан: у них «что мужик - то вера, что баба - то устав», жалуется Феофилакт Тверской в первой половине XIX века.

Представления о громадной ценности индивидуума, вне зависимости от мирской иерархии и половой принадлежности, поддерживались прежде всего идеей личного подвига во имя совести и истины. По мнению учителей староверия, личность должна быть не созерцательной, а деятельной, активной, напористой. Даже классическая категория русского дискурса - терпение - предстает у староверов в совершенно новом обличье. Это не смирение, кротость и податливость, но стойкость в вере и противление гонителям. Под этим углом зрения «ярость и гнев», защищающие пространство личной совести, становятся добродетелями. Таким образом, терпение у староверов превращается скорее в несгибаемое упорство, требование активной напряженной борьбы за истину. Напротив, лень, покорность обстоятельствам, уныние объявляются грехами. В одном из духовных стихов эта мысль выражена так:

Жить не лениво,
А всяко дело
Начал бы ревниво.

Интересы личного спасения требуют рациональной организации жизни до мельчайших ее подробностей. Отсюда столь значительные различия в быте между староверами и никонианами. Все наблюдатели отмечают трезвость, домовитость, скромность, опрятность, чистоплотность старообрядцев, «дома у старых веров чисто как в раю» - восхищается их сосед в Вятской губернии. Они разделяли кухонную и банную посуду, были щепетильны в вопросах личной гигиены, которая, по-видимому, рассматривалась как метафора духовной чистоты. За книгу, например, можно было браться только чистыми руками. По данным на начало XX века, в старообрядческой крестьянской семье на алкоголь в среднем уходило только 3-4% расходов, а в 19% хозяйств его вообще не употребляли.


Пропаганда трезвого образа жизни. Плакат 1902 года

Таким образом, старовер - редкий для России тип деятельной личности, хозяина своей судьбы, рационально организующего собственную жизнь, в том числе бытовую. Ответственность за сохранение истинной веры лежит не на ком-то далеко, в палатах высоких, а лично на каждом члене общины. В этом проявляется качественное отличие староверческой концепции общины от никонианской, которая была озабочена поддержанием равенства и ревниво относилась к успеху любого из своих членов. Если никонианскую общину цементировала круговая порука в выплате податей государству, то старообрядческую - стремление защитить свою идентичность и одновременно обеспечить спасение и жизнь вечную для каждого из своих членов. А это было достижимо только благодаря личным усилиям конкретных людей. Личность старообрядца не растворяется общиной, не подавляется ею, но, наоборот, максимально стимулируется. Община должна выдвигать и поддерживать самых сильных и самых ярких своих членов, а те в свою очередь несут на себе ответственность не только за себя, но и за общину, за всю истинную веру и спасение самой земли Русской из рук Антихриста. Таким образом, личный успех вызывает у общинников не зависть, а радость, он повышает устойчивость всей общины и ее шансы на выживание во враждебном мире. Соответственно возвышение одного из членов коллектива - не столько повод для проявления им социальной гордости и показной расточительности, сколько новая ответственность за всех собратьев по вере.

Именно эта концепция общины, как считается, помогла староверам создать своеобразную систему общинного кредита, которая стала одним из важнейших факторов развития староверческого капитализма. Община выдвигала наиболее умелых и ярких своих членов, ссужала их деньгами, но сохраняла общий контроль за капиталом. Полагают, что заработанные деньги во многом шли на содержание социальной инфраструктуры и нужд того или иного согласия. Иными словами, это была коллективная собственность, замаскированная под личную и таким образом легализованная. Нередко капиталы переходили не к прямым наследникам, а к тому, кто казался старообрядческим наставникам более подходящим и способным дельцом.

Для судеб капитализма в России такая система имела важнейшее значение. Дело в том, что государство фактически не заботилось о развитии доступного кредита в стране. Банковские учреждения России, созданные правительством в XVIII - начале XIX века, концентрировались главным образом на поддержании финансового благосостояния российского дворянства, ссужая его деньгами под залог имений и обеспечивая экспортно-импортные операции. Экономика спала из-за отсутствия доступных денег, ее пробуждению содействовало общинное кредитование староверов. Причем дела, судя по всему, велись на веру и по совести. Именно тогда станет складываться легенда о «крепком купеческом слове». «Вот вам русская биржа и маклерство! - восклицает литератор Шелехов в 1842 году. - В совести ищите основание кредита».

Только под давлением правительства Николая I практика перераспределения капиталов внутри староверческих общин была прекращена. В 50–60-е годы XIX века крупные состояния стабилизируются в руках конкретных семей и их потомства. Правда, тогда же миллионеры из раскольников разворачивают масштабную благотворительность, которую будут считать своим общественным или общинным долгом. Старовер исторически - это социально ответственный капиталист.


Нижегородская ярмарка. Фотография XIX века

Староверов часто называют русскими протестантами, говорят об их этическом учении в категориях «духа капитализма» Макса Вебера. Сходство обнаруживается действительно немалое, хотя одно отличие все же не стоит упускать из виду. Если протестантизм был результатом многовековой эволюции вероучения, то староверие сформировалось под давлением жестких обстоятельств почти мгновенно и являлось не столько доктринальной, сколько социальной альтернативой всему порядку русской жизни. Староверие фактически откололось от государства и выработало модель жизни, абсолютно не вписывающуюся в господствующую этатистскую этику. В результате оно оставалось редким источником частной инициативы в стране, где все было придавлено громадой государственной машины. Неудивительно, что староверие сумело найти свой путь в рамках капиталистической экономики раньше, чем кто бы то ни было в России осознал ее преимущества. Ведь в капиталистическом предпринимательстве востребованы не трусость, лояльность и смирение, а смелость, напористость, изобретательность, смекалка, ответственность и трудолюбие.


На бывшем заводе Рябушинских АМО-ЗИЛ

Любопытно, что староверы в целом оставались достаточно аполитичны. В бунтах Степана Разина или Емельяна Пугачева, конечно, участвовали раскольники, но эти движения не имели конфессиональной окраски. И позднее староверов трудно заподозрить в симпатиях к либерализму. Политизация некоторых представителей староверческой буржуазии начнется только в XX веке и проявится уже в ходе революции 1905 года, но едва ли они отражали интересы всей массы старообрядцев. Тем не менее денежная элита староверия, очевидно, оказалась готова к восприятию новых эстетических и политических идей быстрее, чем их коллеги по классу буржуазии. Иначе миллионеры-старообрядцы не финансировали бы современное, в том числе радикальное искусство, и не поддерживали бы эсеров и социал-демократов в противостоянии с консервативным Санкт-Петербургом. Один Савва Морозов, фабрикант и главный спонсор МХТ и Станиславского, тоже старообрядца, передал эсдекам, судя по всему, несколько миллионов рублей. Без Морозова не было бы ни «Искры», ни других большевистских газет.


Валентин Серов «Савва Морозов», 1910 год

Жажда обновления всей системы русской жизни вовсе не была самоубийственной. Сказывалась веками воспитанная способность к формированию собственной точки зрения, умение принимать решения, которые выглядели подчас сумасбродно и экстравагантно, но были весьма тонко просчитаны. Капиталисты-староверы руководствовались вполне прагматическими задачами ослабления позиций самодержавия и тесно связанной с ним петербургской финансово-промышленной группы. Опираясь на административный ресурс, петербургские предприниматели весьма успешно теснили московскую, поволжскую и уральскую буржуазию, по преимуществу староверческую. Разумеется, никто из капиталистов-староверов не предполагал, что маргинальные социалистические группы способны на что-то большее, чем создание фоновых шумов. А эти шумы - взрывы, стачки и баррикады - нужны были для перераспределения административного ресурса в интересах московских капиталов. Они стремились добиться контроля над бюджетом, законотворчеством, а затем и правительством через выборную Думу, тем самым ослабить своих петербургских конкурентов и развернуть правительственную политику в своих интересах. Николай Мешков, владелец крупного торгового пароходства в Волжско-Камском бассейне, гласный Пермской городской думы и основатель Пермского университета, заявлял: «Самодержавие надо валить, оно нам мешает». Так прежний раскол с царством Антихриста был переведен на язык политэкономии.

Правда, в массе своей староверие было не про политику, а про сохранение себя. И, надо сказать, староверам это удавалось лучше, чем кому бы то ни было еще. Во всяком случае из всех классов прежней России только старообрядцы сумели сохранить собственную идентичность даже в советское время.


Евсей Моисеенко «Красные пришли», 1961 год

При строительстве олимпийских объектов в Сочи правительство Российской Федерации мало с кем считалось - оно выселяло людей, сносило целые районы, арестовывало экологов. Ничего не смогли сделать только с небольшим староверческим кладбищем в Имеретинской низменности, которое так и осталось на своем историческом месте, оказавшись в результате прямо под факелом Олимпиады. Это кладбище было основано cтарообрядцами-некрасовцами. В XVII веке донские казаки во главе с атаманом Игнатом Некрасовым бежали от никониан в Турцию, а в начале XX века вернулись и поселились в Новороссии, в частности, в Имеретинской бухте в надежде, что отныне смогут жить на родине спокойно и безмятежно. Но так здесь, видимо, не получается. От человека у нас снова и снова требуется терпение, как его понимали староверы, то есть несгибаемое упорство в борьбе за право оставаться самим собой. В Сочи староверы одержали очередную победу, какую уже по счету.


Стройка Олимпийских объектов в Сочи Фото: AFP/EastNews