Иоанн журавский о внутреннем христианстве. Тайна царствия божия или забытый путь истинного богопознания. Глава XXIIIЗаключительная песнь Преблагословенной Виновнице «умного пути» – Пресвятой Деве и Матери Божией

Катакомбная церковь

Катако́мбная це́рковь (Катакомбники ) - собирательное именование тех представителей российского православного духовенства, мирян, общин, монастырей, братств и т. д., которые начиная с 1920-х в силу различных причин перешли на нелегальное положение . В узком смысле под понятием «катакомбная церковь» понимают не просто нелегальные общины, а общины, отвергшие после 1927 года подчинение Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) , и находившиеся на антисоветских позициях. В таком значении (с положительной коннотацией) этот термин был популяризирован Русской зарубежной церковью сперва в русском зарубежье, а потом и в СССР путём отправки туда нелегальной литературы . В качестве синонима «катакомбной церкви» в этом значении используется и термин Истинно-Православная Церковь (ИПЦ) , но как отмечает историк Михаил Шкаровский : «катакомбность Церкви не обязательно означает её непримиримость. Этот термин охватывает всякую неофициальную и поэтому не контролируемую государством церковную деятельность» .

Организационно «катакомбные» общины как правило не были связаны (организации существовали лишь на бумаге, в делах НКВД) . Поэтому говорить об общей идеологии движения трудно. В подполье находились как общины, вполне лояльно относившиеся к Московскому Патриархату, но не имевшие возможности зарегистрироваться и собираться легально, так и те, кто считал, что пришла власть антихристова , по духу, и с официальной церковью не может быть никакого контакта. Несмотря на отсутствие общей идеологии и какой-либо организации, подполье существовало - как религиозная общность и характерная субкультура .

Кроме того, в «катакомбах» пребывали и неправославные движения: протестанты , иудеи , мусульмане , а с 1946 года - и украинские униаты , однако термин «катакомбное движение» получил распространение в публицистической, в мемуарной и отчасти в исторической литературе только применительно к православной церкви, включая близкие к ней по традиции религиозные группы .

Первые тайные православные общины появились в советской республике уже вскоре после Октябрьской революции - в 1918 году, вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона , предававшего анафеме гонителей Церкви. Ярко проявившее себя в годы гражданской войны крестьянское повстанчество в России возникло во многом на религиозной почве .

Возникновение обновленчества как господствующего течения весной 1922 года стало основной причиной появления тайных церквей, где службы проходили нелегально, уже в значительной части районов страны. Ушли в «катакомбы» также выступавшие против изъятия церковных ценностей и «ревнители» Православия, вошедшие в конфликт с Патриархом Тихоном и митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским) , которые соглашались на заключение компромиссов с безбожной властью .

Практическим создателем сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная даниловская группа архиереев , возглавляемая архиепископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). С даниловцами был связан и сыгравший чрезвычайно важную роль в создании катакомбной церкви архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский) , который совершил в 1920-е годы хиротонии (вместе с другими архиереями) более 10 тайных епископов (впрочем, многие из андреевских епископов затем признали митрополита Сергия).

Принято считать, что катакомбное движение после 1927 года возглавили митрополиты Иосиф (Петровых) и Кирилл (Смирнов) , архиепископы Феодор (Поздеевский) , Андрей (Ухтомский) , Серафим (Самойлович) , епископы Виктор (Островидов) , Алексий (Буй) и другие. Вокруг них сформировались движения «иосифлян », «даниловцев », «андреевцев », «буевцев » и другие, состоявшие из части архиереев, духовенства и мирян, не признавших Декларацию митрополита Сергия 1927 года о лояльности церкви по отношению к советской власти.

Однако, как указывает историк Алексей Беглов , легальные «оппозиционеры» Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) не были редкостью. Например, «иосифляне» часто старались действовать в рамках зарегистрированных приходов. С 1928 по 1931 году в Харькове легально окормлял свою паству «иосифлянский» епископ Павел (Кратиров) . В 1930-е годы легальные иосифлянские храмы, по данным Михаила Шкаровского , существовали в Воткинской, Вятской, Казанской епархиях . В самой Казани их было шесть. По его же подсчетам, в конце 1920-х годов к непоминающим митрополита Сергия присоединился 61 легальный приход Ленинградской епархии, в том числе 23 в Ленинграде. В Москве последний легальный непоминающий храм был закрыт в 1933 году, а в Ленинграде такой же приход продолжал действовать до 1943 года .

С другой стороны существовали нелегальные «сергианские» общины . Протоиерей Глеб Каледа , восемнадцать лет совершавший подпольное священническое служение, находясь в юрисдикции Русской Православной Церкви Московского Патриархата, писал: «Храмы закрывались, но появлялись катакомбные церкви. Они были двух типов: одни не признавали местоблюстительства митрополита Сергия, а другие признавали, а сам митрополит Сергий одной рукой подписывал свои декларации, а другой рукой посвящал ставленников для подпольных храмов» .

В 1930-е годы произошло очень сильное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х годов в подполье находились лишь «истинно-православные» и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. В 1930-е годы, в результате закрытия большинства православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Они оказались в подполье потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих » .

Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) свидетельствовал о большом числе катакомбных общин, лояльных Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому). В своём докладе немецким властям в 1941 году он писал :

В России была вообще очень деятельная тайная религиозная жизнь - тайные священники и монахи, катакомбные церкви и богослужения, крещения, исповеди, причащения, браки, тайные богословские курсы, тайное хранение богослужебной утвари, икон, богослужебных книг, тайные сношения между общинами, епархиями и Патриаршим Управлением. Чтобы уничтожить также и катакомбную Патриархию понадобилось бы казнить и всех епископов, в том числе и тайных, которые были бы несомненно посвящены в случае нужды.

Общим во взглядах радикальной части «истинно-православных» групп было стремление как можно меньше контактировать с советским обществом и государством. В связи с этим некоторые «истинно-православные» отказывались брать советские паспорта, официально устраиваться на работу, отдавать детей в школу, служить в армии, прикасаться к деньгам, разговаривать с официальными лицами («молчуны ») и даже использовать общественный транспорт. Во время Великой Отечественной войны некоторые «истинно-православные» восприняли немецкую армию как освободителей.

Во время войны часть наиболее непримиримо настроенных к Московской Патриархии катакомбников сотрудничала с оккупационной администрацией. В результате оккупации части территории СССР немецкими войсками в 1941-1944 годы возможность бежать на Запад получили многие священнослужители и миряне, пополнившие клир РПЦЗ .

Произошла также активизация нелегальных общин и на неоккупированных территориях. В июньском 1943 года спецсообщении начальника Управления НКГБ по Пензенской области говорилось о деятельности более 20 нелегальных и полулегальных групп, устраивавших моления на частных квартирах. В некоторых регионах таких групп насчитывалось сотни. В докладной записке председателя Совета по делам РПЦ Георгия Карпова Вячеславу Молотову от 5 октября 1944 года подчеркивалось :

В областях с незначительным количеством действующих церквей и в районах, где нет церквей, отмечается массовое распространение групповых богослужений в домах верующих или под открытым небом…, причём в этих случаях для совершения обряда верующими приглашается несостоящее на регистрации духовенство… В своей значительной части актив таких церковных незарегистрированных групп и духовенство, в них состоящее, оппозиционно настроены по отношению к легальной патриаршей православной церкви, осуждая последнего за лояльное отношение к советской власти и за патриотические позиции в своей деятельности. Большое количество верующих-фанатиков, находясь под влиянием этих групп …, в своих настроениях резко отличаются от групп верующих, находящихся под влиянием патриотически настроенного духовенства легальной церкви. Это же положение влечет за собой всякого рода «рецидивы» значительного оживления религиозных настроений в виде так называемого «обновления» икон, распространения «святых» писем, … а также агитации о гонении в СССР на религию и церковь…

Преследование тайных священнослужителей усилились с осени 1943 года. Советские власти наряду с радикальным улучшением отношения к Московской Патриархии попытались произвести в 1943-1946 годы разгром в «катакомбах», что им во многом удалось. В 1944 годы большинство выявленных «истинно-православных» на неокуппированной Европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях. Лаврентий Берия 7 июля 1944 году в своём секретном письме Сталину отмечал, что на территории Воронежской, Орловской, Рязанской областей было выявлено несколько организаций «истинно-православных христиан», но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов и поэтому целесообразно провести массовое выселение этих людей в Омскую, Новосибирскую области и Алтайский край, после чего 15 июля 1673 человека одновременно из 87 населенных пунктов насильственно переселили на восток .

Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды, открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепшую Московскую Патриархию её паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е годы в подполье. Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих » и «истинно-православных». Со смертью Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского) и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления - «узурпация» первосвятительской власти митрополитом Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом. В итоге в Патриаршую Церковь вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Ковровского Афанасия (Сахарова) , который написал также окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриаршей Церкви .

Во второй половине 1940-х годах численность катакомбников существенно уменьшилась. При этом там оставалось относительно небольшое количество тех, кто стал возносить молитвы за Патриарха Алексия I, продолжая находиться на нелегальном положении. Уже 14 февраля 1947 году Георгий Карпов в итоговом отчёте ЦК ВКП(б) за 1946 год с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране». Несмотря на это, проблема Катакомбной Церкви для властей во второй половине 1940-х годах продолжала оставаться достаточно острой. В справке отдела пропаганды и агитации Воронежского обкома ВКП(б) от 9 апреля 1948 года, составленной в ответ на специальный запрос соответствующего управления ЦК, сообщалось :

Наряду с официально действующими православными церквами в области существует большое количество нелегальных групп верующих православного толка, из которых наиболее распространенным течением являются «истинно-православные христиане»…, «ИПХ» исповедуют православную веру, но не признают ныне действующих церквей, как связанных с «безбожной Советской властью и коммунистами». Основные кадры «ИПХ» состоят в основном из бывших монашек, монахов, черничек и религиозно настроенных бывших кулаков… За 1947 год и 3 месяца 1948 года Управлением МГБ вскрыто и ликвидировано 11 антисоветских групп «ИПХ» с общим количеством арестованных 50 человек… Члены группы «ИПХ» систематически участвовали в нелегальных сборищах, где наряду с молениями, обсуждали вопросы форм ведения антисоветской деятельности среди населения. Распространяли провокационные слухи о якобы скорой войне СССР с Америкой и другими капиталистическими странами и гибели в этой войне Советского Союза. В период выборов в Верховные органы Советской власти призывали население не участвовать в них, не работать в колхозах, отказываться от уплаты налогов и госплатежей. Вели работу по вовлечению в антисоветские группы новых участников…

Во второй половине 1948-1949 годы ситуация ещё более осложнилась. В связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону, прекращением открытия храмов произошел определенный «рост рядов» Катакомбной Церкви. 5 августа 1948 г. Г. Карпов писал в Совет Министров СССР, что Совет по делам РПЦ «находит нужным совместно с МГБ и МВД СССР разработать мероприятия по ликвидации всякого рода нелегальных отправлений религиозных служб и обрядов и нелегальных молитвенных домов». Карпов ссылался на большие масштабы подобной деятельности и указывал, что в Рязанской области при 86 официально действующих церквах в 193 населенных пунктах проводят службы незарегистрированные священники. Начальник Управления МГБ по Тульской области в ноябре 1948 году сообщал об активизации в последнее время церковников нелегалов, бродячих монахов, отмечая деятельность 30 священников не признающих Московскую Патриархию .

25 апреля 1949 года встревоженный Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову специальную секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью», в которой подчёркивалось: «Деятельность в течение многих лет таких нелегальных молитвенных домов, пещер, тайных избушек и т. п. представляет собою крайне политически вредные явления, так как организаторы этих молитвенных домов и их священнослужители нередко имеют благоприятную почву для своей деятельности, а местные органы, в том числе и административные, не знают как с ними бороться». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Подавляющее большинство таких общин действовало на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, Горьковской - 47, в Бугульме Татарской АССР - 3 и т. д. В другом документе Совета по делам РПЦ указывалось, что если в 1948 году в Рязанской области действовало 175 незарегистрированных молитвенных домов, то в 1949 уже 190, причем в них служило около 200 священнослужителей.

По данным историка Алексея Беглова местная власть как правило прекрасно знала, что в какой-то деревне нелегально собираются верующие. Более того, такие нелегальные собрания могли даже поощряться, поскольку для властей было гораздо важнее, чтобы в официальной статистике не фигурировала открытая церковь .

Вплоть до конца 1950-х годов в СССР число подпольных православных общин, по всей видимости, измерялось тысячами.

Жестокие преследования «истинно-православных» продолжались с разной интенсивностью все годы Советской власти - прежде всего в годы коллективизации , сталинизма , а затем - в начале 1960-х в связи с началом Хрущёвской антирелигиозной кампании .

В период хрущёвской антирелигиозной кампании, между 1957 и 1965 года, около 4-6 тысяч православных священников были лишены регистрации. Многие из них, конечно, продолжили служение в подполье, окормляя тех верующих, которые избегали посещения действующих церквей или не могли их посещать, поскольку все храмы в округе были закрыты. В конце 1960-х годов подобных незарегистрированных патриарших общин было выявлено в разных местах огромное количество, которое советскими экспертами оценивалось в несколько миллионов человек .

Помимо борьбы c легальными общинами, велась борьба и с нелегальными, которая особенно усилилась после хрущёвского указа 1961 года о борьбе с тунеядством . По нему были сосланы и посажены тысячи «истинно-православных», отказывавшихся официально устраиваться на работу (и, как правило, работавших по договорам) [ ] . В «Инструкции по применению законодательства о культах», утверждённой постановлением Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов от 16 марта 1961 года говорилось: «Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащие к сектам, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты , пятидесятники , истинно-православные христиане, истинно-православная церковь, адвентисты-реформисты , мурашковцы и т. п.».

В 1961-1962 годах были арестованы почти все активные члены «катакомбных» общин. В ссылке некоторые «истинно-православные» продолжали отказываться от официального трудоустройства, что вело к суду и отправке в лагерь. Там отказ от работы, как правило, приводил к фактически бессрочному заключению в карцер - что приводило к гибели. К началу 1970-х годов большинство оставшихся в живых «истинно-православных» вышло на свободу - однако движение было обескровлено.

Сохранились документальные данные и свидетельства о том, что некоторые священники Катакомбной Церкви, утратившие связь с епископами, с конца 1950-х годов начинали поминать в качестве своих предстоятелей первоиерархов РПЦЗ - Митрополитов Анастасия (Грибановского) , а позже - Филарета (Вознесенского) .

Как отмечает историк Николай Сапелкин, катакомбные христиане во многих местах умирали без исповеди и причастия , похороны совершались без священнического отпевания , младенцы оставались без миропомазания , супружество без таинства венчания . Такое положение угрожало Катакомбной церкви вырождением в сектантство , беспоповство и полным исчезновением. Некоторые катакомбные общины всё больше деградировали, в них практиковались заочные венчания, замена богослужений суточного круга акафистами и т. п. С течением времени в этих группах за отсутствием священников их роль стали выполнять странствующие проповедники, пожилые женщины, «чернички». Они служили панихиды, крестили, венчали, а некоторые даже исповедовали и причащали. Таким образом, первоначально заявленная как консервативное движение, Катакомбная церковь положила начало появлению так называемого нового русского сектантства .

В 1960-1970-х годах, одновременно со стремительным вымиранием деревни, истинно-православное подполье теряло свой массовый характер, частично вливаясь в официальную Русскую православную церковь.

В начале 1990-х годов многие катакомбные общины окончательно вышли из подполья и официально обратились за окормлением к Русской Православной Церкви за границей, активно открывавшей в тот период свои приходы на территории бывшего СССР . Однако часть катакомбных общин по-прежнему не связана друг с другом и какими-либо зарегистрированными церквями, объединяясь лишь вокруг своих наставников.

Самое раннее документированное употребление слова «катакомбы» для описания российских реалий XX столетия встречается в письмах игумении Афанасии (Громеко) .

Использование выражений «катакомбы», «катакомбная церковь» применительно к реалиям 1920-1930-х годов предполагало определённый образовательный и культурный уровень тех, кто употреблял эти понятия. Ведь люди, называвшие своё существование «катакомбным», сравнивали его с жизнью ранних христиан , которые во время гонений тайно собирались на свои богослужения в катакомбах - подземных кладбищах римских городов. Так преследования, обрушившиеся на Церковь при советской власти, уподоблялись гонениям первых веков христианства. По мнению историка Алексея Беглова , термин «катакомбы» и его производные были локальным петроградским (ленинградским) неологизмом , где было много активной церковной интеллигенции , которая могла оценить всё многообразие ассоциаций, связанных с этим словом . Примечательно, что саму игумению Афанасию митрополит Евлогий характеризовал как «умнейшую, образованнейшую монахиню с литературными способностями» .

Между тем в 1920-1930-х годах термин «катакомбная церковь» не получил широкого распространения. Чаще употреблялись другие выражения. В письмах, направленных в течение 1923 года в комиссию по делам религиозных культов при ВЦИК РСФСР с Северного Кавказа, из Средней Азии, позднее - из Центрального черноземья, встречаются упоминание о «старо-православных» и «истинно-православных христианах», которые противопоставляют себя обновленцам. В этих документах на первый план выходит не юридическое положение прихода, а его отношение к обновленческому ВЦУ и к «Живой церкви Сергия . В богослужебный чин РПЦЗ в конце 1930-х годов была введена даже особая литургическая формула поминовения катакомбной иерархии: «О православном епископстве Гонимыя Церкви Российския…» .

Термин «катакомбная церковь» стал активно использовать в работах бежавший в 1944 году на Запад деятель иосифлянского движения Иван Андреев , под влиянием трудов которого этот термин получил широкое распространение в эмигрантской периодике. Другие эмигранты второй волны отмечали сугубо заграничный характер выражения «катакомбная церковь» .

В трудах зарубежных церковных авторов и сформировывается «классический» образ катакомбной церкви: церковно-политическая оппозиционность руководству Московской патриархии , нелегальность с точки зрения советского законодательства и последовательная «антисоветская » настроенность её членов. Такой «катакомбник» воспринимался как стойкий борец с режимом, крайний нонконформист . В таком виде выражение «катакомбная церковь» стало орудием идеологической полемики деятелей Русской православной церкви заграницей. Мощное подполье в СССР, оппозиционное Московской патриархии, по мысли деятелей Зарубежной церкви, доказывало нелегитимность легальной иерархии . Например, в 1970 году в издании «Русское дело» было написано: «Он [митрополит Сергий] выпустил обращение, в котором сказал, что успехи и радости советской власти - успехи и радости Русской Православной Церкви… С этого момента Русская Православная Церковь в СССР разделилась на две части: на явную - сотрудничающую с врагами Христовыми и на Катакомбную - не признающую ни советской власти, ни советского патриарха с его синодом» . При этом выражение «катакомбная церковь» употреблялось в основном так же, как и в эмигрантской прессе. Кроме того, структуры РПЦЗ, появившиеся в СССР, стали применять этот термин как самоназвание . Как отмечал историк Андрей Кострюков в 2008 году: «современная деятельность организаций, именующих себя „катакомбными“, привела в некоторой степени к дискредитации этого понятия»

Глава XXIII

Заключительная песнь Преблагословенной Виновнице «умного пути» – Пресвятой Деве и Матери Божией

Последнюю песнь неудержимое сердце поет
Дерзновенной Виновнице
«умного пути»,
Светлейшей огнезрачных умов Деве -
Невыразимой, чтимой Матери Света
любимой;
Той Паломнице всеблаженной
и дерзновенной,
Что ночью бессветной
В темных веках бездорожных
Дерзнула «умный путь» проложить -
Кратчайший и непреложный -
К изначальной тайне Божией -
К святому нетлению!
И в страхе смиренном,
В крестных слезах,
На Своих Материнских руках
Вскормила, принесла и подарила
Жизнь нетленную, благословенную
Дольнему праху,
Смертному творению на утешение.
И всем утомленным, всем
изнуренным
В долгих скитаниях, в тайных
рыданиях
Пленникам тления и смерти
Бессмертное имя Бессмертного Бога
открыла -
Всем во спасение и в вечную радость.
И путь нам явила божественный
«умный», -
От тления и смерти
К святому бессмертию влекущий.
И слез наших горечь -
Текучую, жгучую, древнюю -
В сладость веселия славного нам
претворила пред Богом,
Споручницей грешных предстала.
Нас обласкала жаждой усладной,
отрадной
На ласковый Божий прием,
в Отчий дом.

Радуйся, Радуйся,
Тихая радость печальной земли!
Нашу пещеру – землю
бессветную
Радостным светом Небес
озарившая,
Ночь нашу темную,
Скорбь нашу долгую
Пеньем небесных певцов
усладившая.
В яслях души, потерявшей
словесность,
Слово родившая.
Дольнему праху, земному
творению
Благословение Бога Отца
благовестившая:
С Тобою Господь!
Радуйся, радуйся, Неповторимая!
И для «умных очей»
Ты – глубина неудобозримая;
Неизреченного Лица -
Ты сердце великое,
Крестной скорбью пронзенное,
как мечами,
И Своими святыми слезами
У подножия Креста Ты окропила
и освятила
Землю крестную и неплодную,
Где просияла нетленная и
несравненная
Красота!

Величай, душе моя,
Серафимов Светлейшую
Всеблаженную и Нетленную
Божию Матерь нежнейшую,
Нас возлюбившую, нашу печаль
озарившую
Отчим сиянием славы
Света любимого Незаходимого!

Вариант главы I. Тайны Царствия Божия – только верою прозревшим

Вам дано знать тайны

Царствия Божия, а тем

Внешним все бывает в притчах.

Так сказал Господь Спаситель Своим ученикам. Кому же дано знать эти сокровенные тайны Царствия Божия? Кто эти «не внешние», которых Бог одаряет этими тайнами? – Одаряет тех, кто смиренно просит, кто взывает к Нему: Умножь в нас веру!

Бог одаряет этими тайнами тех, кто идет к Нему путем веры, путем внутренним. Душа простых галилейских рыбарей обрела этот путь к Богу – простой, кратчайший и спасительный путь веры. На этом, хотя и необычном, но Божием пути открылись для них неизведанные, сокровенные тайны Царствия Божия. Путь веры привел их в это Царство. Путь веры – путь сокровенный, путь Божий, путь всех спасавшихся, путь святых. И он же для грешной природы человеческой – путь узкий, тесный, путь внутренний, и немногие идут по нему. Внешним, пребывающим в плотском житии, он недоступен. Внешним христианство дано во внешних притчах: в вещественном, в видимом. Но и они видя – не видят, слыша – не слышат и не разумеют виденного.

И только на пути веры душа познает внутренний, духовный смысл внешних притчей. Душа человеческая, ослепленная грехом, на пути веры прозревает и видит невидимое. Вера есть внутренний орган зрения души; верою душа воспринимает мир внутренний, невидимый, но реальный. Видимый мир – только образ, только тень мира иного, невидимого, – нереальная видимость реального.

Мир видимый воспринимается зрением. Мир невидимый – верою. Вера – дар Божий, прекраснейший, пребогатый, весьма обогащающий бедную скраденную душу. Этот дар обретается подвигом «умной воли». Душа, взыскующая веры, взывает: верую, Господи! помоги моему неверию.

Только душе, вступившей на путь веры, открывается доступ в Царствие Божие. Только на пути веры открываются тайны этого Царствия. И это – путь внутренний, недоступный для тех, кто пребывает в плотолюбном житии. Плотолюбцам вера недоступна. Только те, кто оставил внешнее и пошел путем внутренним, путем веры вслед за Богом, те обретают эти тайны Божии. Идти верою вслед за Богом – это значит: Если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, не оживет. Это духовный закон Божией жизни: сначала нужно умереть для внешнего, чтобы жить во внутреннем. Обманывает себя тот, кто живет плотолюбными вожделениями и думает, что живет в Боге и идет за Богом. Это путь самообмана, путь плоти; на нем не обитает Дух Божий. На нем нет подвига души, на нем нет веры. Только на пути веры душа человеческая обретает духовное бытие и на нем утверждает свою вневременную значимость. В кратком моменте времени, в точке земного бытия определяет направленность своей воли для необъятной деятельности и вечности. В подвиге веры душа утверждает свое бытие в божественном, входит в круг этого бытия и содействующей благодатью восприемлет оббжение и соделовается «Света причастницей и общницей Божества независтно» (см. Канон ко Святому Причащению).

И кто обрел сей путь и подвигом «умной воли» преодолел внешнее плотолюбное житие как соблазн, оградился верою от сего «древа познания добра и зла» и свободно устремился внутренней мыслью и чувством к внутреннему, сокровенному, «умному предстоянию» пред Богом и, в труде внимая своему житию, непрестанно просит, трезвенно ищет едва приметный путь Божий, и смиренно стучится болезнующим сердцем в дверь покаяния, – тому ответят, и он обретет, и ему отверзутся двери сокровенных тайн Царствия Божия.

И сия сокровенная духовная жизнь Божия обретается деланием сокровенным. А само делание обретают немногие: лишь те, кто отрешился от владений «мысленных, невещественных» – от мечтаний и вожделений, и взыскал внимание к своим помыслам. Сии «отрешенные» принадлежат к чину христиан более внутреннему, по слову преподобного Макария Великого (Слово 1-е. Гл. 9), принадлежат к иному роду христианскому. О них сказала Родоначальница этого «иного рода» Пресвятая Дева, указуя на преподобного Серафима: «Сей рода нашего». Они и есть носители этого «рода иного». Носители живой веры Божией – многодейственной, чудотворящей. Они и есть «верою прозревшие» и опытно познавшие сокровенные тайны Царствия Божия.

Иеромонах Сергий (Ситиков)

О старце Иоанне Журавском, многолетнем хранителе рукописи «Тайна Царствия Божия» и великом подвижнике

Жизнеописание старца Иоанна Журавского

В память вечную будет праведник.

(Пс. 111, 6)

Старец Иоанн – Иван Петрович Журавский – родился 12/25 сентября 1867 года в волости Лаудон Мадонского уезда в Латгалии (Латвии). Кроме Ивана в многодетной семье о. Петра (1826–1892) и матушки его Мелании было четверо детей: Симеон, который стал священником, и три сестры. Отец Иоанн происходил из семьи служителей Божиих: отец и дед его оба были священниками и служили в Полоцкой епархии Русской Православной Церкви.

Дед, по всей видимости, был просветителем, он погиб еще молодым: во время совершения требы (возможно, крещения) на дому был убит раскольниками.

Отец, Петр, для получения образования был определен матерью в Полоцкое духовное училище. Затем поступил в Петербургскую образцовую Духовную Семинарию, где окончил курс в 1847 году. В следующем 1848 году, 7 марта, он был рукоположен во священника к Баловской домовой церкви Полоцкой епархии (ныне город Балви, Латвийской республики), а через пять лет начал службу в Скрудалинской церкви Рижской епархии, где священствовал до 1856 года. Но еще раньше, с 1841 года, среди латышей и эстонцев Рижской епархии возникло движение по переходу из лютеранства в православие. С этого времени в Прибалтийском крае начали строить православные церкви и назначать туда священников.

О. Петр Журавский, желая принести пользу делу православия среди латышского народа, просил о назначении его в один из приходов, где основным населением были бы латыши, а служба совершалась на латышском языке. По указу владыки

Платона (Городецкого), архиепископа Рижского и Митавского, о. Петр был определен священником в Кальценавскую церковь Керстенбемского благочиния.

С этого времени началось 44-летнее служение о. Петра среди латышей и продолжалось до смерти. Три года он был Кальценавским священником, около восьми лет – Марциенским, девять лет состоял Голгофским священником, заведовал Стомерзейским и Буцковским приходами, и последние десять лет – приходом Лидернской церкви в Видземе.

Простой и ясный человек, он был предан Богу и православию. Где бы о. Петр ни служил, он везде оставлял по себе добрую память. К концу жизни Господь сподобил его дара чистой и сильной молитвы. К нему приезжали издалека крестьяне помолиться о своих несчастьях, – как православные, так и лютеране. Не только при полном здравии, но и в болезни, во всякое время и при любой погоде о. Петр отправлялся по первому зову в дома своих прихожан для совершения треб.

В своей жизни он испытал много скорбей, неся служение в иноверческом крае. Умер о. Петр Журавский 10 июня 1892 г.

Отпевали его 8 священнослужителей, среди которых было двое его сыновей – иерей Симеон и диакон Иоанн Журавские, а возглавлял службу благочинный. Заупокойная литургия совершалась на латышском языке, а отпевание – на церковно-славянском языке.

На похоронах присутствовало около двухсот человек, день был ясный и тихий, пение прекрасное, и в духовной атмосфере ощущалась исключительная значимость происходящего.

Много позже, став батюшкой, о. Иоанн обращался к памяти отца за помощью и получал ее.

…В детстве Ванечка Журавский увидел ангелов, и это таинственное видение отметило его душу особой божественной печатью. Надо полагать, что уже с детства он с братом Симеоном и сестрами исправно ходил на службы в церковь, в которой служил их отец, помогал петь на клиросе. Ванечка полюбил церковное пение и молитву.

После окончания школы в 1884 г. он поступил в Рижскую Духовную Семинарию, которая вместе с семинарской Покровской церковью находилась на бульваре Кронвальда, 9 (ныне там факультет Рижского мединститута). В свободное от учебы время Иван Журавский пел в Рижском архиерейском хоре в Кафедральном Христорождественском соборе под управлением регента Кислова, бывшего учеником руководителя Петербургской капеллы и композитора Александра Львова. Иван получил глубокие познания в области церковного пения, что позволило ему в 1900 году издать «Богослужебный сборник для церковного пения» на латышском языке с нотами (Рига, 1900), которым широко пользовались верующие в латышских приходах. Впоследствии о. Иоанн говорил своим прихожанам, что молитва – это пение души Богу, «молиться надо нараспев», «церковные певцы – это светильники дома Божия». Сам же особенно любил Херувимскую (№ 69), Милость Мира (№№ 11, 12, 13) из «Церковного Обихода».

Заботясь об общенародном пении в храмах, об общей молитве, о том, чтобы священник молился «вместе с народом, а не вместо народа», впоследствии он подготовил к изданию в конце 30-х годов карманный сборник удобного для прихожан формата – «Песнослов» (Всенощное бдение, Литургия, Великий пост) для единообразного пения в православных церквях, школах и семьях. К сожалению, из-за военных событий Второй мировой войны сборник был утерян и так и не издан. Но завещание о. Иоанна о издании такой книжки для обучения пению верующих следовало бы исполнить нам – его потомкам. Может быть, этот сборник сохранился у кого-нибудь из читающих эти строки?

В 1890 году, после окончания Семинарии, Иоанн служит псаломщиком в Виндаве (Вентспилс), в Замковой Всехсвятской церкви, где настоятелем был известный священник о. Василий Алякритский. Через год Иоанн – псаломщик в Вознесенском латышском приходе в Риге (что по улице Менее). 19 февраля 1892 года архиепископ Арсений (Брянцев) рукоположил его во диакона в Якобштадтскую (в Якобпилсе) Свято-Духовскую церковь, а 12 февраля 1895 года – во священника в Марциенскую церковь в Видземе, где когда-то служил его отец. Здесь, в Марциене, о. Иоанн Журавский продолжает святое дело своего отца: он реставрирует иконостас в Свято-Алексеевской церкви (1898 г.), строит часовню во имя святого благоверного князя Александра Невского на православном кладбище (1897 г.) и Марциенское духовно-приходское училище (1899 г.). За свою деятельность неоднократно получает благодарность от Рижского архипастыря Агафангела (Преображенского).

О годах служения в Марциене о. Иоанна известно, что он был прекрасным законоучителем – добрым, мягким, приветливым. Его кроткая душа доносила до учеников слово Божие в истинном виде, в свете любви и молитвы.

В 1900 году Ригу и Виндаву (Вентспилс) посетил святой праведный отец Иоанн (Сергиев) Кронштадтский. В Риге он служил Божественную литургию (или молебен) в церкви иконы Матери Божией «Всех Скорбящих Радосте», а затем 12 мая в Виндаве – молебен на освящении детского санатория и Литургию в Виндавской церкви. В Виндаве о. Иоанну Кронштадтскому сослужили священники Рижской епархии о. Василий Алякритский, о. Владимир Плисс – ключарь Кафедрального собора, отцы Винтер, Янкович, Церинь. Возможно, о. Иоанн Журавский встречался с о. Иоанном Кронштадтским в этот период в Скорбященской церкви, а возможно, когда был еще семинаристом, посетил его в Кронштадте. Достоверно известно только, что святой Кронштадтский пастырь подарил о. Иоанну Журавскому рясу и передал свои духовные заветы. Народ говорил впоследствии: «Дар от Иоанна к Иоанну перешел».

До последних лет своей жизни о. Иоанн Журавский хранил рясу о. Иоанна Кронштадтского, а на жертвеннике в алтаре всегда стояла фотография святого праведника. И в своей жизни о. Иоанн Журавский всегда старался исполнить его заветы. Какие же?

Был о. Иоанн нестяжателем, бессребренником, раздавал бедным свой заработок, отказался от выгодного места в Кафедральном соборе и принял на себя крест служения в Рижской тюремной церкви и Свято-Фирсовой Садовниковой богадельне. Он всегда служил законоучителем в школах (кроме советского времени), никогда не отказывался причащать больных и ходил со Святыми Дарами к тем, кто жаждал Божия посещения. Кротко терпел многие скорби от ближних, особенно от супруги, с которой жил, как брат с сестрой. Был он и лучшим наставником и духовником рижских молодых священников. Но, как раскрывается сегодня в полной мере, главное – он был великим молитвенником, молился постоянно, особенно по ночам. Случалось, что он являлся своим чадам в сновидениях, предупреждая их о чем-либо или наставляя.

Отец Иоанн Журавский стал удивительным совершителем Божественной литургии. Духовные дети его считают, что этот дар к нему перешел от о. Иоанна Кронштадтского. Литургия совершалась им истово и по полному чину. Пели стройно и молитвенно. В алтаре батюшка часто стоял на коленях.

Во время службы о. Иоанн сподоблялся иногда зреть мир невидимый, души усопших. Страшно становилось от его служения. Имея дерзновение о. Иоанна Кронштадтского, батюшка допускал чтение вслух тайных молитв, открывая Царские врата на Евхаристическом каноне. Поминание о здравии живых и упокоении душ усопших читалось дважды вслух – на Проскомидии и на Литургии.

Храм «Всех Скорбящих Радосте», где он служил, был всегда переполнен, а другие, рядом находившиеся церкви, пустовали. Верующие рассказывают, что служба в Скорбященской церкви начиналась в 8 часов утра, а заканчивалась в 3 часа дня. Потом все шли к нему на совет, как к старцу, и на благословение. Из храма домой будто летели по воздуху, – такая сила благодати сходила на людей!

О. Иоанн Журавский получил от Бога великую благодать: дар исцеления – и, бывало, исцелял, помазывая освященным маслом; дар прозорливости, что проявилось в прозрении того, что было и что может быть. Он предупреждал своих чад об опасности, духовно видел, «схватывал» всего человека. Молитва старца хранила и оберегала.

С 1902 года и до эвакуации в 1915 году (когда Германия оккупировала Латвию) о. Иоанн Журавский служил в Виндавской Свято-Николаевской церкви. Где находился батюшка в годы эвакуации (1915–1918), неизвестно. Но есть свидетельства, что он был в Киеве и здесь проводил беседы на духовные темы.

С 1920 по 1940 годы о. Иоанн – священник-лектор Рижских тюрем. Он служит в Центральной Рижской тюрьме на ул. Матиса, где была еще с царского времени Свято-Никольская церковь, и в Рижской пересыльной тюрьме (на станции Браса), в Свято-Сергиевской церкви. Посещает также и Свято-Фирсову богадельню. Служение здесь о. Иоанна словно являло образ Святителя Николая – доброго пастыря. Множество карманов его специально сшитой рясы всегда были полны подарков для арестантов, а в великие праздники он обходил камеры уже с целыми мешками подарков.

В тюрьме о. Иоанн создает четыре хора, две духовные библиотеки, ибо он считал, что через пение и молитву заблудшие души приходят к Богу. Арестанты же ему изготавливали для церкви резные оклады к Евангелию (почти как в Домах трудолюбия о. Иоанна Кронштадтского) и некоторые другие вещи церковного обихода. Многие заключенные впоследствии оставили свое преступное ремесло, изменились, многих о. Иоанн возвратил в Церковь и помог спасти душу.

В короткое довоенное советское время тюремную церковь закрыли, книги из библиотеки выбросили, а церковь в Свято-Фирсовой богадельне разрушили и расхитили. Удивительно и чудесно, но самого батюшку Бог хранил от бедствий.

Приходят немцы, 1941 год. Гестапо и войска СС устраивают массовые расстрелы евреев в Риге. Батюшка совершает крещения многих евреев в православие и этим спасает их и от духовной, и физической смерти. Чем грозит это ему? – Расстрелом! Но Бог его хранит.

1944 год. Советские войска в Риге. Что делать? Бежать? Уезжает навсегда группа из 25 священников во главе с епископом Рижским Иоанном (Гарклавсом). Батюшка спрашивает (именно так!) у своей любимой иконы Казанской Богоматери: ехать ему или нет? Матерь Божия отрицательно качает головой: «Не уезжай». И он остается.

С 1940 и по 1962 годы о. Иоанн Журавский – настоятель церкви «Всех скорбящих Радосте», в которой однажды служил о. Иоанн Кронштадтский. Это последнее место его служения, на которое он пришел, будучи уже 73-х лет. Но батюшка еще полон сил. Видимо, именно в тот период Божиим промыслом к нему попадает рукопись книги «Тайна Царствия Божия».

Ее автор – иеромонах Сергий Ситиков (1889–1951), был истинным исповедником веры и человеком трудной судьбы. Дворянин, светский человек, он еще в молодые годы встретился на Кавказе с иеромонахом Стефаном (Игнатенко), который пробудил в юноше интерес к духовной жизни и молитве. После революции 1917 года Сергей, окончивший к тому времени Духовную Академию, вместе со своей супругой, баронессой Марией (Розен), был выслан в один из северных лагерей. Там любимая им Мария умерла от чахотки, а о. Сергий получает второй срок на 10 лет. После дальневосточных лагерей он поселился на Алтае, в городе Бийске. Но Господь не оставил Своего служителя – видимо, и в ту пору уже усердного делателя «умной молитвы». Его духовной сестрой, хотя и супругой по паспорту, стала Вера Александровна, переехавшая в 1940 году из Ленинграда в Бийск по благословению старца. После войны супруги перебрались в Мичуринск. Здесь, в убогом домишке, вместе с несколькими близкими родственницами Веры они образовали «малую церковь» – свой «монастырь», приняв монашеский постриг. Вероятно, там о. Сергий на основе своего духовного опыта и закончил рукопись «Тайна Царствия Божия, или Забытый путь истинного богопознания. (О внутреннем христианстве)» – восторженную поэму, посвященную Иисусовой молитве, «умному деланию». Составленная из святоотеческих наставлений и собственных глубоких размышлений, она Промыслом Божиим оказалась у отца Иоанна Журавского и многие годы служила батюшке. В то время, когда богословская литература была в прямом смысле на вес золота, рукопись, не раз перепечатывавшаяся на машинке, стала драгоценной настольной книгой для нескольких поколений мирян и священников. Многие сотни, если не тысячи людей она научила молитве, покаянию, но главное – побуждала усиленно желать Царствия Божия.

Став настоятелем Скорбященской церкви, о. Иоанн отдает себя пастырской деятельности и молитве. Есть уже большой опыт служения. Но надо «претерпеть до конца». Опасно уподобиться евангельскому богачу, накопившему богатство и успокоившемуся. И батюшка служит без отказа. Он особенно любит молиться Божией Матери, служить Ей акафисты. Очень любит детей, которых «вычисляет» еще в утробе матери, когда они еще не родились, – о. Иоанн «видит» их. Детей он ласкает всегда, дает им сладости и благословляет. Проповеди говорит смелые, прямые, обличительные, отвечает на все вопросы приходящих к нему. Вслух говорит о безбожниках-коммунистах. За ним следят подосланные шпионы-доносители… Но Бог хранит его!

Главное же – он научает прихожан молитве, этой главной добродетели Христа. Его вера была непоколебима, ибо за ревностность служения о. Иоанн удостаивался редких откровений. Батюшке неоднократно были видения душ святых, у рак которых он молился, душ усопших на кладбищах и в церкви, во время служения, особенно во время Божественной литургии. Ему являлись те, за кого он молился. Столь сильная молитва старца как бы «проявляла» изображение невидимого мира. Ему принадлежат прекрасные слова, что за усопших следует молиться «со слезами на глазах». Он был всегда душой так близок к тем, за кого молился или кому молился, что это вызывало таинственное действие. Случалось это и в отношении к здравствующим духовным детям, которые, находясь вдалеке, физически ощущали близость старца, присутствие его.

Это – живое учение о «мире живых» – Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, – очень важно для современного рационального и часто холодного сознания, не ведающего живых наших связей с усопшими, реальной близости к ним.

В последние годы своего служения уже 90-летний старец Иоанн начал излучать особый свет благодати. Вспомним святого Серафима Саровского, которого Бог 47 лет готовил на служение людям, а потом открыл для всех. Так же и о. Иоанн. В последний период жизни он – старец, «золотой батюшка», как его называют в народе. Он истинный, от Бога, духовный руководитель. К нему идут и едут со всей России и из-за рубежа. Он пишет десятки писем ежедневно и помогает, помогает, помогает… Он «собирает со Христом» стадо Христово. Он – близкий друг бывшего валаамского старца, духовника Рижской Спасо-Преображенской пустыни о. схиархимандрита Космы (Смирнова). ОН – ДУХОВНИК МНОГИХ ДУХОВНИКОВ.

Именно в этот период Господь открывает в старце дар прозрения будущего. Он говорит о святости Латвийской земли и о ее будущем освобождении, и о будущих скорбях, и о Божиих карах, и о том, что «дети ваши будут еще учить Закон Божий», и о многом другом, – и все это сбылось на наших глазах.

В конце жизни о. Иоанн претерпел гонение. Сначала это было предупреждение – от своей же братии, священнослужителей, с последующим официальным указом, запрещающим говорить в проповедях «соблазнительные и неудобопонятные выражения, примеры и факты» (наверное, о коммунистах), а «в отправлении Богослужения руководиться строго указаниями Служебника… Царские врата открывать в положенное время». Затем, за два года до смерти (старец предсказал это), по доносу опять же своей братии, его отстраняют от служения в Скорбященской церкви и заставляют самого написать прошение об увольнении за штат. Ему 95 лет, но он еще может служить, он столько сделал для Церкви Христовой… Приход Скорбященской церкви писал правившему тогда архиерею в защиту батюшки: «У каждого из нас здесь была одна семья, один дом. Почти у каждого из нас десяти-двадцатилетняя молитва, совместно изливаемая с преклонением колен пред престолом с отцом Иоанном. Просим Вас, Высокопреосвященнейший Владыко… обрадуйте нас, и без того в трудных наших житейских скорбях. И не будет для нас превыше той радости, как вновь обрести и узреть протоиерея Иоанна у того же престола храма " Всех Скорбящих Радосте», от которого так безбожно изгнали его!».

Батюшка предсказал, что когда его отстранят и он умрет, то церковь снесут. И действительно, это была единственная в Риге церковь, которую снесли в советское время! Задаешься вопросом: почему? Если бы сами православные не предали своего старца, разве могли бы нас внешние враги победить?

Да, мы неуязвимы, доколе у нас мир. Об этом стоит задуматься. Всем же разрушителям Церкви: тем, кто в 1925 году сносил часовню Казанской Божией Матери на привокзальной площади в Риге, и тем, кто закрывал Рижский Христорождественский собор, и тем, которые оклеветали его, – старец предсказал Божию кару, и над всеми она исполнилась неукоснительно еще при его жизни.

Умер батюшка на Вербное воскресение – Вход Господень в Иерусалим -31 марта 1964 года. И мы веруем, что он вошел в Царствие Небесное. Отпевали его в белом гробике в Рижской Иоанно-Предтеченской церкви 4 апреля, в канун Великой Пятницы. В отпевании приняли участие 20 священников Рижской епархии Русской Православной Церкви во главе с епископом Никоном (Фомичевым), Рижским и Латвийским, при большом стечении народа.

Могила старца находится на кладбище с правой стороны от алтаря Иоанно-Предтеченской церкви и почти напротив входа в бывшую Казанской иконы Божией Матери церковь.

Я понимаю всю недостаточность составленного мною жизнеописания, так как осмеливаюсь писать о старце, чья духовная мера бесконечно велика. Что же могу добавить в заключение? Читая воспоминания духовных чад отца Иоанна, беседуя со многими людьми, знавшими его и получившими от него духовную помощь, видишь, что портрет старца удивительно напоминает святительский образ Николая Чудотворца! – Учительный, спокойный, незлобивый, кроткий, нетщеславный, нестяжатель, бессребренник, защитник угнетенных, освободитель и спаситель заключенных, питатель Святыми Таинами алчущих; нагих – облачитель, чистоты сердца и силы молитвенной достигший, многих исцеливший, от бед и скорбей уберегший, гибель нечестивых предсказавший…

Житие о. Иоанна Журавского на этом не заканчивается, так как он сам говорил: «Когда я умру, приходите ко мне на могилку помолиться. Но только, когда служба отошла. Во время службы я в храме». Те, кто приходят помолиться, знают – он помогает. И получают исцеления, благословения, вразумления по их вере.

Задумываюсь над важным для меня вопросом: что же сделало о. Иоанна старцем? как сподобился он, будучи женатым приходским «обычным» священником, достичь столь высокой меры, которую даже в монастырях достигают только избранные?

Трудолюбие, ежедневная, непрестанная самоотверженность в служении, не оставляющая времени для себя, – все только для Бога и для людей. Его приход и его чада духовные – это его постоянная «жертва». Ему говорят: «иди» – и он идет, «прийди» – и он приходит. Его просят – и он исполняет не за страх, а за совесть. О. Иоанн до конца усвоил слова Христа о Страшном Суде, где ясно сказано, за что Господь вознаградит праведных и осудит злых. Мы видим исполнение старцем на протяжении всей его жизни – буквальное исполнение! – Божия повеления: алчущих он накормил, нагих одел, странников принимал, заключенных спасал, больных посещал и причащал. «Ни один тощ от него не отыде».

Старец соблюдал посты и был постоянно умерен в пище, но не был строгим аскетом; в его жизни преобладал пост духовный: блюдение мира помыслов, чистоты сердца, молитвы. Сами мы по себе знаем, как ни во что обращаем свой пост, когда раздражимся или еще что неподобное сделаем или скажем.

О. Иоанн непрестанно наполнял все свои дела молитвою. Все совершал он только во славу Божию. Постоянной, вначале понуждаемой, а потом «самодвижной» была в сердце его молитва Иисусова.

Зрение собственных согрешений, для нас кажущихся ничтожными, а для него – огромными, было его постоянным навыком. Смотрение частое в себя, всегда внимательность, трезвение, плач о себе, о недосягаемости Бога. Прощение ближних, смирение, кротость, когда его преследовали и гнали. Он не входил ни в какие внутри-церковные партии и не имел никаких личных претензий к правящему епископу, хотя поводы, конечно, были: и в смутное время перехода Латвийской Православной Церкви под Константинопольскую юрисдикцию (1936), и при митрополите Сергии (Воскресенском) (1940–1944), и при владыках послевоенного периода. Старец боялся повредить пшеницу, выпалывая плевелы…

О. Иоанн стяжал старчество всем своим жизненным подвигом, более всего – через то, что исполнил заповедь святого Серафима Саровского Чудотворца: «Ходящий в мирном устроении черпает от Бога, как бы лжицею, Духовные Дары (Духа Святаго)».

ОТЧЕ ИОАННЕ,

МОЛИ БОГА О НАС!

Из воспоминаний духовных чад, последователей и сослужителей старца Иоанна Журавского

Отец Иоанн Журавский был «тюремным батюшкой», сохранился резной оклад Евангелия в Ивановской церкви 1923 года, выполненный Адольфом Иосифовичем Блюмом во 2-й столярной мастерской тюрьмы (Центральной Рижской тюрьмы – ЦТР). Надо полагать, о. Иоанн, чтобы поддержать заключенных, делал им заказы и оплачивал их, что поддерживало их не только духовно, но и материально.

Рассказывают, что пока старец служил, на колокольне его храма жили голуби. Хотели их прогнать – мол, пачкают крышу и паперть. Но старец не давал. Потом не дали ему служить. Когда он умер, изгнали голубей и церковь взорвали.

Он плакал на Проскомидии, у жертвенника, вынимая частички за умерших. И видел тех, кого он поминал, стоящими вокруг жертвенника. Когда он проходил по кладбищу, усопшие, в знакомом для него образе человеческом, стояли около своих могил и приветствовали его.

Однажды (рассказ старенького священника, друга о. И.), отходя от престола к жертвеннику во время Херувимской, старец увидел у жертвенника архиерея, который уже давно умер. Как и положено архиерею в этот момент службы впервые подходить к жертвеннику, – тот стоял и вынимал частицы из просфор. Отец Иоанн смиренно обратился к нему: «Владыко, мне вам сослужить?» – «Нет, – ответил архиерей, – сегодня я сослужу тебе».

Своей алтарнице Марии о. Иоанн строго говорил: «За умерших надо молиться со слезами».

Другая Мария – псаломщица храма святого Иоанна Предтечи, тоже духовное чадо старца, вспоминала, что когда старец еще жив был, она пришла к нему домой просить благословение на работу в Ивановском храме. Вышла к ней приемная дочь старца и передала его ответ: «Иди, через месяц я там буду». Через месяц его похоронили около храма, и затем больше 20-ти лет Мария ухаживала за его могилой. Думаю, что и она – монахиня из того невидимого «монастыря», который устроил старец в городе. Вдов, которые не были венчаны, он благословлял носить простые кольца – обручал их единому Жениху и ограждал от нескромных глаз.

Эта Мария вспоминала, что после службы он садился в храме на стул, а его духовные дети вставали на колени и клали свои руки на его колени, и он беседовал с ними. Как-то раз встретил он на рижской улочке молодого человека, которого когда-то отпевал. Спрашивает его: «Что ты здесь делаешь? Ты же умер!» – Умерший отвечает: «Батюшка, сестра моя очень больна. Но никто о ней не знает. Ее надо срочно причастить. Она лежит в такой-то больнице, в такой-то палате». Старец пошел по указанному адресу, и действительно, нашел болящую. Та заплакала: «Батюшка, как Вы меня нашли?! Я очень хочу причаститься».

Когда он говорил проповедь, то одной рукой опирался на голову одного маленького мальчика, а другой – на головку его братика. Оба они впоследствии стали священнослужителями. Один служил настоятелем во «Всех святых», в двух кварталах от взорванной церкви «Всех Скорбящих», а другой – иеромонах Серафим – умер в 27 лет. Прошел очень тяжелый путь. Долгое время не служил. Потом вдруг вернулся к престолу. Это было чудо – воскресение из мертвых: «Мертв бе и оживе…» Назначили его как раз к нам, в Ивановский храм. Помню, зашел он в алтарь, взял кадило: «Пойду, – говорит, – к Журавскому, послужу панихиду». Через год, на Светлой Седмице, он умер. Сердечная недостаточность. Хоронили в Ивановском. Обнесли вокруг храма его тело – крестным ходом. Мимо могилки старца.

Жил о. Иоанн Журавский в очень тяжелых условиях. Недалеко от нынешней Филармонии. Окна его квартиры упирались в стену соседнего дома, через узенькую улочку. Лестница в его квартиру шла почти перпендикулярно. Если вспомнить, что старец жил очень долго, то можно себе представить, как он поднимался по этой лестнице, каждый день восходя на свою «Голгофу».

Все, что старец получал, – раздавал. Его духовные дети уносили конверты с деньгами по тем адресам, которые он указывал. Был он еще и «тюремным» батюшкой. В рясе у него было много внутренних карманов. Надзиратель заметил, что после ухода священника все заключенные что-то жуют. Подзывает однажды к себе батюшку и строго спрашивает: «А Вы ничего не даете заключенным?» Тогда старец полез в самый дальний карман рясы, достал еще один конверт, дал надзирателю, благословил его и говорит: «Молчи, молчи».

Я видел собственными глазами одно большое и одно маленькое напрестольное Евангелие из его храма в уникальных деревянных окладах ручной работы: четыре Евангелиста и Спаситель. Их вырезали заключенные – подопечные старца. Слышал я от церковных людей, что в 39-ом году, когда пришли советские войска, то открыли тюрьму. А там было много политических. Начали они хватать надзирателей и бросать их в печь. Тут пришел, как обычно, и о. Иоанн. Схватили и его. Тогда другие заключенные сказали: «Этого деда не трогай. Он нам всем помогал».

Я видел старый богослужебной журнал из храма о. Иоанна. После войны очень многих старообрядцев он присоединял к православию. Кто знает, как взыскательны старообрядцы и в каких отношениях они с нашей Церковью, тот поймет величие и привлекательность старца.

Когда старца хоронили, архиерей сказал: «Одним людям Господь дает долгие годы жизни, человеколюбиво ожидая их покаяния, а о. Иоанну Господь дал долгие годы ради его праведности».

До сих пор, когда мы поминаем в алтаре у жертвенника, нам попадаются в руки поминальные книжечки с дарственной надписью о. Иоанна Журавского: «Праведный верою будет жив…».

Однажды бежал вор и гналась за ним милиция, в это время батюшка выходил из церкви. Он впустил вора в церковь. Пришли милиционеры: «Не видели ли Вы вора?» – спрашивают отца Иоанна. – «Нет, никого не видел». Когда они ушли, батюшка сказал вору: «Вымой в церкви полы и ничего не трогай». Затем батюшка закрыл церковь и ушел. Пришел утром, в шесть часов, церковь была вымыта, и он выпустил вора. Думается, вор бросил свое ремесло…

Отдельные выражения батюшки:

– Я никогда не служу в пустой церкви: пусть меньше живых, тем больше усопших.

– Когда я говорю: «Мир всем», – всегда слышу ответ: «И духови твоему», – пусть тихо, как шелест, но всегда слышу.

Елене Кондратьевне Чуйковой (духовному человеку, ныне умерла) он говорил о детях: «Этого назови Михаил, а этого – все равно как». И в самом деле – назвали Сергием, а он имя поменял в монашестве на Серафима.

По ночам батюшка не спал – сидел и молился за усопших.

Батюшка говорил: «Не приносите мне на могилку цветы – это роскошь, а поставьте свечку и помолитесь».

Вокруг батюшки был сплочен очень духовно крепкий приход.

Валентина Мстиславовна Сиротина и Андрей Льясов.

О. Иоанн Журавский был девственником. У него было двое приемных детей – Мария и Михаил. Михаил погиб во время войны, Мария имела двоих детей, но они умерли. Муж ее был провизором, в Ригу приехали они накануне Второй мировой войны, а до этого жили в Москве.

Батюшка говорил: «Жена меня бьет, а я выхожу на лестницу в коридор с Евангелием». Жену батюшки звали Вера (в девичестве Лосская).

Служба у о. Иоанна шла долго, в воскресенье начиналась в 8, заканчивалась в 17 часов (а потом уже недалеко вечерня). Потом батюшка садился на амвон и принимал всех людей, каждый мог к нему подойти, называли имена родственников, батюшка их записывал (за кого помолиться). Церковь всегда была полна народа, с утра до вечера. День проходил как час.

При помазании о. Иоанн помазывал не только лоб, но и грудь, и уши, и руки. В наше время священники привыкли все машинально делать, а отец Иоанн делал все с глубоким духовным чувством; никто не отходил от него «тощ и неутешен», все отходили с любовью.

Я шла из церкви, как на метр от земли. Я летела, как по воздуху, – такую получала благодать и силу.

Батюшка каждому что-то давал: яблоки, бомбонки [леденцы], – никто не знал, откуда у него бралось. Каждому что-то давал.

Когда у меня умер муж (в 27 лет внезапно), я поменяла кольцо на другую руку, прихожу в церковь, а батюшка дает мне 10 рублей. «Не надо, – говорю я, – деньги у меня есть». Прихожу домой, а у меня отец умер (телеграмма). Надо ехать на похороны, тут деньги и пригодились.

Когда батюшка умер в 9 часов вечера, пришел Алексий и говорит мне об этом. Я побежала на квартиру к батюшке. Там были уже о. Николай Трубецкой (благочинный) и о. Николай Баранович. Панихиды по батюшке совершали до часу ночи. Потом о. Николай спрашивает: «Кто купит гробик?» – Никто не отозвался. Утром я все же решила купить гроб и бегу к матушке (М. И. – дочери о. Иоанна). Она мне говорит: «Приложись к батюшке и попроси его благословения». По молитвам батюшки нам удалось найти очень красивый белый гробик, привезли его к батюшке домой. Опять несколько панихид отслужили.

Привезли о. Иоанна в Ивановскую церковь (в то время Скорбященская церковь была уже закрыта). А на другой день я вижу сон: стоит о. Иоанн в полном облачении перед открытыми дверями Скорбященской церкви. Перед церковью – толпа народа, я пробираюсь через толпу к батюшке и становлюсь второй после еще какой-то женщины, и святой отец благословляет нас. И все исчезло. Так сбылось провидение батюшки. Он мне говорил: «Ты – моя внученька». – «Ну, какая же я тебе внученька?» – думала я. И вот, сбылось, стала я его внученькой – хоронила батюшку, покупала ему гробик. Я же и земельку заказывала на кладбище.

Однажды отец мой был в больнице. Бегу к батюшке спросить, что с ним будет. А из-за двери М. И. отвечает со слов его: «И операцию перенесет, и жить будет». Так и случилось!

– После Причастия, – говорил батюшка, – выпей чаю только в этот день, и пусть пребывает ЛЮБОВЬ в доме для всех.

Надежда Ивановна Нордквист.

Батюшка был прозорливец, молитвенник, ясновидец. К нему приезжали со всех сторон России.

Однажды приехала ко мне мама. А она в поезде познакомилась с теми, кто ехал к батюшке. И пишет мне, что есть у вас церковь Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте», постарайся пойти к батюшке в церковь эту. И стала я к нему ходить.

До смерти матушки своей Веры батюшка в церковь ходил пешком. А после ее смерти (1955 г.) его возили на машине.

В латвийское время батюшка ходил в тюрьму и богадельню, а в советское время – в пансионат.

Очень любил батюшка схиархимандрита Косму – был он у него первый гость. С Казанской иконой Богоматери батюшка в алтаре всегда разговаривал. Однажды привели в церковь ребенка – нищего, оборванного и грязного. Батюшка дал деньги и велел прихожанам умыть и одеть его, потом крестил его, после чего беспризорный ребенок был определен в надежные руки.

Деньги, которые давали батюшке, он все раздавал. Он никогда не брал себе ничего. Когда ему говорили об этом: «Что же Вы все раздаете, батюшка?» – он отвечал: «Мне ничего не надо, надо кушать творожок и овсяночку».

Если батюшка исповедовал, а, бывало, у исповедника крестика нет, то у батюшки всегда есть, он раз – и наденет (у батюшки много было «тайных» карманов в рясе для раздачи подарков).

Я потеряла зрение. Батюшка мне говорит: «Давай я тебя пособорую – и будет хорошо». Я не послушалась, а послушалась старух, вот и до сих пор слепая.

В воскресенье к батюшке в храм приходили к 9 часам утра, после Литургии – молебен; служба заканчивалась в 3–4 часа дня. Записки о здравии читались дважды. После службы батюшка садился на амвоне и каждый к нему приходил со своим горем.

Однажды мама дала мне телеграмму, что отца в больницу положили. Что делать? Я пошла к батюшке. «Ехать не надо», – сказал он, и действительно, получаю телеграмму, что он уже дома. Второй раз вдруг получаю от мамы телеграмму, что отец серьезно болен; я опять к батюшке. А он говорит: «Теперь ты должна поехать, чтобы спасти его». И я поехала, выходила отца, и он прожил еще 10 лет.

Однажды в церковь через окно залезли ФЗУ-шники, обворовали храм. «Что там плакать, – сказал батюшка, – они все принесут». И действительно, они все принесли. «Казанская Богоматерь нас хранит», – сказал батюшка. Батюшка знал всех прихожан, кому что надо. Бывало, когда батюшка по храму идет, все стараются его рясы коснуться. Он молился и за самоубийц.

Я пришла к батюшке домой в час смерти его, когда он только умер. «Мария, – говорю я дочери его (а батюшка в соседней комнате), – что-то он долго спит». Умер он тихо-тихо, светло-светло, в день Входа Господня в Иерусалим. И хоронили его в белом гробике.

«После смерти моей, во время богослужения, ко мне на могилку не ходите – я на службе», – говорил он. И однажды во время службы священник о. Владимир Дубакин в Скорбященском приделе (который после снесения Скорбященской церкви находится в Иоанно-Предтеченском соборе) увидел батюшку, как он «прошел» мимо него.

«Храм снесут после моей смерти, – говорил батюшка, – пока я жив, храм не снесут». Так оно и было, лишь после смерти батюшки церковь Скорбященскую снесли.

Александра Павловна.

Батюшка был учеником о. Иоанна Кронштадтского до конца жизни своей. Иоанн Кронштадтский подарил ему рясу (черное пальто). Народ говорил, как будто «дар от Иоанна к Иоанну перешел». Однажды батюшка служил Литургию вместе с Иоанном Кронштадтским.

Когда я вышла замуж, пришла к батюшке. «Иди сюда. Ты что, Дмитрия ждешь? Ну что, будет у тебя Дмитрий – Донской!» Через 10 лет спрашивает: «Ну что, Татьяну захотела?» – «Нет, батюшка, – говорю, – я с одним намучилась». Но действительно, родилась для братика Дмитрия – сестра Татьяна.

В Ивановской церкви есть икона Казанской Богоматери (из алтаря Скорбященской церкви, ныне находится в алтаре Скорбященского придела). Батюшка всегда с ней разговаривал. Она со всех сторон смотрит. То Она печально смотрит, то («ну, Божия Матерь, благослови меня», – просит батюшка) радостно смотрит. И как смотрит – так и бывает.

Часто по почте батюшке приходило до пятидесяти конвертов писем. Прочитать он их успевал, но не успевал ответить. «Лелечка, – бывало, говорил он мне, – напиши «да», или «не надо», или «нет», " поправится»».

Однажды я пришла с больными ногами к его могилке и вдруг почувствовала, что они исцелены.

К нему приезжали из всех уголков страны: из России, Грузии, Армении, Эстонии, а также из Германии и многих других стран.

Всех своих прихожан он знал по имени, и где они живут.

Около вокзала была маленькая часовня. Премьер-министр М. приказал ее снести. Батюшка говорил: будет Божия кара. Через несколько дней М. погиб, разбился на машине недалеко от Тукумса; собака его осталась жива, а он погиб.

Когда Ф[урцева] приказала снять кресты с Рижского Кафедрального собора и закрыть его, батюшка предвещал Божию кару, которая исполнилась на тех, кто кресты спилил (двое разбились), на самой Ф., на епископе И., давшем подпись-согласие.

О. Иоанн Журавский был очень вежлив, очень корректен. Одной рукой брал – другой отдавал.

Умер в нищете. Хоронили его в старой рясе.

Леонила Маевская.

Батюшка обладал сверхъестественным зрением. Он мог видеть то, что происходит в другом месте, даже в другом городе, по всему свету. Глаза у него были чистые, ясные, как у ребенка, как у ангела.

Батюшка говорил, что когда крестят человека, – Ангел записывает его в «Книгу жизни» и дает ему «загробную одежду», и Ангел хранит его всю жизнь. Если человек начинает грешить, Ангел уходит, а одежда пачкается. О некрещеных детях он говорил, что хочет душа на свет появиться, а сатана во тьме ее держит. Враг не пускает его креститься.

Во время мобилизации на принудительные работы большевиками в 1919 году батюшку заставили за Двиной землю копать. Только батюшка лопату в землю воткнул, вдруг, откуда ни возьмись, молодой человек, взялся за его лопату: «Я буду копать». И копал весь день. Кончился день, батюшка хотел его поблагодарить, а его и нет. Назавтра опять повторилось то же. Только батюшка хотел начать копать землю, опять молодой человек – откуда ни возьмись – заменил его. Хотел поблагодарить его в конце дня, – опять его нету. Однажды после этого приехал батюшка домой, вдруг смотрит – стоит перед ним этот же молодой человек и улыбается. Только хотел его батюшка отблагодарить, а его и нету, исчез. «Это был мой Ангел-хранитель», – говорил батюшка.

Когда пели в церкви: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение», – батюшка всегда становился на колени пред престолом.

Пред Божией Матерью «Всех Скорбящих Радосте» во время пения он на коленях стоял. Он говорил, что в алтаре всегда стоит Божия Матерь и Господь Иисус Христос.

Однажды чудо случилось такое: я забыл на Литургию взять поминальник и очень расстроился, что не дам его батюшке, чтобы он помолился. Вдруг слышу, батюшка читает пред престолом имена из моей книжечки. Книжечка сама из дому «пришла» к батюшке.

Батюшка учил перед праздниками освящать квартиру святой водой на все четыре стороны, громко прочитать «Отче наш», тогда никакая вражия сила не подступит к твоей квартире.

«Молись, как нараспев», – учил батюшка.

Иподиакон Александр Лапковский.

Батюшка не спеша служил Литургию, мы приходили к нему в праздники и спрашивали благословения. В первый раз я пришла к нему в Скорбященскую церковь и стояла у порога; если кто-то становился за мной, то я себя неловко чувствовала. Батюшка говорил проповедь о том, что вера без дел мертва, а в Риге у нас много возможностей творить добрые дела: есть тюрьмы, детские дома, психбольница. Если материально не можем помочь, то добрым словом, лаской можем. Если мы только молимся, это нас не спасет. А я стою и думаю, что сама я в монастыре только 3 рубля в месяц получаю, а из монастыря выходить не могу. И думаю, что я не могу спастись.

Когда батюшка кончил проповедь, я подхожу ко кресту, а он мне говорит: «Послушание и смирение – вот твои добрые дела». И это он мне сказал несмотря на то, что я была в мирской одежде (в то время монахини строго-настрого за ворота монастыря выходили без монашеского одеяния). Тогда я поняла, что о. Иоанн прозорливец. И с тех пор со своими скорбями я шла к нему.

В 60-е годы закрывали Рижский монастырь. Уже в газете объявили монастырь закрытым. Монахини были расписаны по родным. Угрожали: кто не уедет, того погрузим и увезем на целину. Матушка игуменья Тавифа послала меня к батюшке. Я и говорю ему: «Батюшка, монастырь закрывают». – А он: «А замок висит?» – Я говорю: «Монахинь выгоняют». – А он: «Как выгоняют? Плетку берут?» – Я говорю: «Говорят, что закрывают». – А он мне: «А если говорят, то язык без костей». – Говорю: «В газете написано». – А он: «Газета – бумага, подержат – да в печку». – Я спрашиваю его: «Вот, матушка игумения меня на работу посылает устраиваться». – А он: «Ну, раз матушка сказала, то я тебе не хозяин. А монастырь – будет!»

Это я его в церкви спрашивала. Потом все провожают его на такси, кругом обступили. А я стою поодаль, и катятся у меня слезы, крупные слезы. Он сел в машину, потом приподнялся и на меня смотрит, и улыбается, чуть ли не смеется. Я, помню, еще подумала: вот так батюшка смеется надо мной…

И пошла устраиваться на работу за Двину, уже и дом подобрала, где жить, и так хорошо устроилась… Но вдруг все кажется мне отвратительным. Пришла домой, кушать не могу, молиться не могу, спать не могу, страшный мрак на душу нашел, и так душа томится, – кажется, ни одна душа не могла бы справиться, в такое страдание впала душа! И начала я думать: в чем я не права? Я давала обет, когда постригалась в монахини, но послушалась матушку. А батюшка говорил: «С этого пути назад возврата нет». (Некоторым прихожанам он говорил: «Теперь монастырей нет; будь монахиней в миру» – белое монашество!) И думаю: «Я согрешила, батюшка ведь говорил: с этого пути возврата назад нет». И я пошла к чудотворной Толгской иконе Божией Матери (в Свято-Сергиевой церкви Рижского монастыря).

«Матерь Божия, я чувствую, что я согрешила. Ты меня прости, больше я никуда не пойду, – пусть хоть на целину меня пошлют». И как встала я с колен, – тут же моя душа воскресла, как короста с души спала. И больше мне нет дела, что будет с монастырем, со мной и со всей землей. И мне только одно надо – оставаться монахиней! Тогда я стала говорить другим монахиням: «Никуда не уходите отсюда, иначе душа в ад попадет». Мне говорят: «Тише, матушка наверху, она все слышит». – А я отвечаю: «Не боюсь я никого: ни матушек, ни батюшек, ни патриарха, ни архиерея». Матушка Тавифа услышала и говорит: «Вот, я не знала, что Ольга такой твердой веры» [монахиня Н. в то время была послушницей].

Одна монахиня только ушла из монастыря, ей дали хорошую работу, общежитие, она стала стахановкой, в газете о ней писали, что «приносит теперь пользу государству». Потом стала в обморок на работе падать, попала в психбольницу. И она всем говорила: ни под каким условием не уходить из монастыря – «душа моя в аду, благодать отошла».

Был такой священник, отец Григорий. Он женился, ушел из Церкви и тоже говорил: «Я внутри души покоя не имею».

Отец Иоанн был святой жизни. К себе небрежно относился, а к людям – такое милосердие! Всю жизнь посвятил людям и Богу. Ни один из монахов такую жизнь не вел. Он целый день в церкви и по ночам за людей молился. Все, что батюшка говорил, сбывалось. Помню, одна женщина к нему подходила, а он ее все гнал: «Сколько ты будешь грехом заниматься?!» А матушку М. (скорбящую) он хорошо понимал: «Иди ко мне, моя хорошая».

Ходил он в больницы, причащал зловонных и раковых. И в тюрьмы ходил. Он предсказал, что архиепископ Никон – хороший владыка, но он долго не будет. Предсказал, что будут Божии кары за закрытие Кафедрального собора. Епископ И., который подписал бумагу о закрытии собора, тяжко через недолгое время заболел. Владыке Никону тоже принесли бумагу – расписаться о закрытии монастыря. Он же ответил: «Если вы имеете право, то закрывайте монастырь, а моей подписи не будет».

Алексий Н., по молитвам за него батюшки, однажды ночью увидел над собою эфиопа ощерившегося, а он язык то высунет, то втянет. И так он перепугался, что сказал брату своему: «А вот теперь ты меня веди к батюшке». Когда пришли, отец Иоанн ему говорит: «Ну вот. Бог показал тебе твоего «хозяина», которому ты служил. Если не покаешься, то пойдешь на вечную жизнь к таким». И с того же дня Алексий перестал пить водку. А потом принял монашество.

Однажды сказал о. Иоанн семейному человеку, который пришел в церковь без внука: «Сам пришел в церковь, а внук с котом играет».

Как-то я привела к о. Иоанну латышку-лютеранку, Эмилию, с больными глазами. Он принял ее и расспросил, а потом говорит диакону: «Неси мирницу» (сосуд с миром). Затем батюшка помазал Эмилию, прочитал молитвы, затем исповедал и отпустил грехи, и причастил Святых Таин.

После этого Эмилия подходит ко мне с недоумением и спрашивает: «А что же он мне ничего не дал для излечения глаз?» Я подошла к батюшке и говорю, что Эмилия смущается, а он мне сказал, что Эмилия скоро умрет и в будущей жизни будет видеть: «А раз она пришла просить помощи, то я сделал то, в чем она нуждалась. Теперь вы можете за нее частички вынимать из просфоры и отпевать по православному обряду».

И, действительно, Эмилия скоро умерла, а я до сих пор (скоро 30 лет) молюсь за нее.

Батюшка говорил, что если враждуют двое, то за них надо из просфоры выбирать одну общую частичку, и тогда они помирятся. В этом он сам убедился. Про Кафедральный (Христорождественский) собор он предсказывал, что «вы еще дождетесь, что в соборе зажгутся лампадочки, но не надолго».

Женщины жаловались батюшке, что дети безбожники. Он сказал им: «Ваши дети будут учить Закон Божий».

Монахиня Н.

У меня дома хранится свидетельство о Крещении, написанное рукой настоятеля Рижской Скорбященской церкви протоиерея Иоанна Журавского. А по рассказам ныне покойной матери я знаю, что 23 августа 1946 года в маминой квартире совершено было Таинство Крещения, при котором мне дано было имя Веры – вместо Екатерины. Этим именем хотел назвать меня отец. Так светлый образ этого удивительного старца вошел в мою жизнь. И еще дома хранится его фотография с дарственной надписью: «Золотой Верочке на молитвенную память», и дата рождения – 17 июля 1946 года. Дома хранятся и другие вещи – молитвенники, книги, подписанные отцом Иоанном Журавским.

Он был утешителем и наставником моей матери, Надежды Александровны Бартошевской, и ее сестры, моей тети, Лидии Александровны. В детстве меня часто водили в церковь, и он так и запомнился – уже совсем седой, с добрыми голубыми глазами. Мое внимание обратили на то, что батюшка читает все без очков, хотя в молодости носил очки, и у маминых знакомых я видела фотографии его в молодости с очками. Несмотря на юный возраст, два рассказа батюшки мне запомнились четко. В одном речь шла о человеке, который много пил и умер от пьянки, но жена его очень скорбела и просила батюшку за него помолиться. «Вскоре, – рассказывает отец Иоанн, – он мне приснился голый, в мрачной темной комнате. Прошло десять лет. И вот он снова снится, уже одетый, но с босыми ногами. Проходят еще годы. И вот снова явился весь светлый с благодарностью за освобождение из мира тьмы». Может быть, я ошибаюсь, но у меня осталось в памяти, что батюшка молился за него в течение 40 лет. И эта сила молитвы священника, возможность спасти грешника уже после его смерти, оставила колоссальное впечатление в моей душе.

Вторая история произошла уже с самим батюшкой. Однажды что-то случилось у него с ногой. Состояние батюшки было настолько серьезно, что его поместили в больницу, и ему грозила ампутация ноги. Накануне операции батюшка молился всю ночь, скорбя, что с одной ногой он не сможет священствовать. И молитва его была услышана. Когда на другое утро врач пришел за ним, то не только операции уже не нужно было, но его можно было сразу выписать из больницы.

На долю о. Иоанна Журавского выпадали и скорби, и испытания. Дома мне рассказывали, что семья его, то есть его матушка и дочь не понимали его, не заботились о нем, не пускали к нему прихожан. Моя тетя рассказывала, что ей зачем-то очень нужен был батюшка, и она пошла к нему домой. А дома застала такую картину: батюшка с перекинутым полотенцем моет посуду и готовит себе еду. Он и тете предложил овсяной каши, которой сам питался и о которой часто вспоминал в проповедях, завещая прихожанам для их же здоровья чаще использовать в своем рационе геркулесовую кашу.

И еще дома рассказывали о том, что батюшка помогал заключенным в тюрьмах и какой благодарностью и любовью платили ему заключенные, иногда своими руками старались что-то сделать ему: или крест вырезать, или коробку, или еще что-то. К сожалению, время, наверное, стерло какие-то и другие воспоминания, но для меня он на всю жизнь остался как мой крестный отец.

Вера Куртовна Бартошевская.

Однажды я встретил на могилке о. Иоанна одну женщину, которая заливалась слезами (это было через 4 года после его смерти). И еще мне сказала, что плачет потому (как не плакать?), что она не могла ходить, ее к нему принесли на руках, а ныне она ходит.

Как-то о. Иоанн говорит дочери Марии: «Иди к ним, трое стоят у дверей». Мария отвечает: «Не может быть, я только что смотрела – там никого нет». – «Нет, иди, открой». Открывает, смотрит – действительно, стоят трое: владыка Никон, Иван Александрович и еще кто-то третий.

О. Иоанн говорил: «Пока я тут служу, церковь (Скорбященскую) не снесут». А после его смерти – снесли.

Однажды я сказал о. Иоанну, что у меня нет Евангелия, а он мне говорит: «Ты помолись, и будет у тебя Евангелие, и не одно», – и действительно, через некоторое время мне подарили четыре Евангелия.

Однажды он меня спросил, чем я занимаюсь. Я был портной: и в армии, и в Сибири шапки, куртки шил. «Шапки ты будешь и здесь шить, духовные шапки ты будешь шить. Дай, Мария (дочь его), митру мою. – Вот такие ты будешь шить!» И правда, пришло время, и я стал митры шить.

Один человек купил машину и хотел ехать в пустыньку, пришел за благословением к о. Иоанну. А о. Иоанн говорит ему: «Не езди, получишь аварию на 9-м километре от Риги». Он не послушался и, действительно, попал в аварию, в машину въехал самосвал.

О. Иоанн говорил мне, что многого сказать он не может, сейчас некому говорить, люди не то чтобы не хотят понять, но нет Божия призвания.

Все те, за кого батюшка молился, – все они при церкви и по сей день.

У батюшки был друг Гриша, он был на фронте, у него было две сестры – Наталия и Вера. Однажды Наталия заболела. Батюшке снится, что Наталия заболела и просит его причастить. Батюшка отстоял службу, взял запасные Святые Дары и пошел на улицу Набережную, 28–20. Стучит. Выходит Вера: «А мы Вас не звали». – «Как не звали, у вас Наталия больная». И причастил Наташу.

Мария Г., когда была больна, просила батюшку молиться Богу и дала ему 500 руб. Он отдал их сразу Надежде, вышедшей из тюрьмы – мученице Христовой. Мария еще батюшке 200 руб. принесла. Но он не взял, сказал: «Тебе самой нужны будут». Она, действительно, в Преображенской церкви стала старостой, и деньги ей нужны стали. Она дала обет, что если выздоровеет, то церковь всю вымоет (церковь внутри была вся черная). Так оно и случилось.

Иподиакон Владимир Алексеевич Алексеев.

О. Иоанн по просьбе моих братьев, в основном брата Валентина, вымолил меня, безбожника, в конце 1959 г. Я до 29–30 лет жил безбожником – хулиганом, искал правду всю жизнь, но сильно выпивал.

О. Иоанн нам рассказывал, как до революции, бывало, в Петербурге и в Москве, где ни подходил к святым мощам, везде раки открывались, из них выходили святые и беседовали с ним, а окружающие ничего не видели. А когда подходил к раке святителя Алексия, сошел святитель Алексий, снимает с батюшки очки и говорит: «Отец Иоанн, ты молодой батюшка, а носишь очки – как некрасиво», – и заходит в раку. И батюшка стал хорошо видеть, видел до смерти хорошо. И нам говорил: «Обращайтесь со зрением к Алексию, митрополиту Московскому. Он Небесный глазной врач».

Однажды в 1961 г. о. Иоанн говорил проповедь и чуть не плакал: «Ай-ай! Бабу поставили епископом! Ай-ай! 80 лет назад мне было 14 лет, на открытие собора приезжал в Ригу император Александр III с архиереем, а я пел в хоре. Мы идем сзади, император Александр III перерезает ленту, и было освящение храма». Действительно, через неделю после проповеди приезжает в Ригу Фурцева, министр культуры СССР, вызывает епископа И. и предлагает закрыть собор, он согласился по малодушию, и собор перевели на кр. Барона [так в тексте]. Потом о. Иоанн говорит: «Время придет, вам отдадут собор».

Еще говорил о. Иоанн: «Придет время, Латвия отойдет от СССР, латыши станут гнать вас из Латвии, но вы не уезжайте».

О. Иоанн учил: «Когда идете в храм, по сторонам не смотрите, читайте какую-нибудь молитву. По ночам молитесь кратко, по нескольку раз за ночь. Как проснетесь, не задерживайтесь ни на секунду – на коленки и молитесь».

Несколько выражений, которые запомнил:

«Встречайте скорби приветливо, давайте им святое целование, и они вручат вам Небесный дар, посланный от великой и богатой Любви Божией нашей бедности».

«Молитва – высшая добродетель, а всякая добродетель – мать печали, пребывающий в молитве без печали, пребывает в обольщении».

«Чтобы христианину получить спасение, нужно гордость заменить на смирение, для этого христианину нужно пройти сквозь чудо».

«Мы – бесчувственные камни. Лики святых – Небесные Цветы, возросшие на почве «умного делания», на почве трезвения, на почве непрестанной молитвы, вспаханной скорбями и орошаемой тайными слезами покаяния; только такая почва приносит плод в 30, в 60 и во 100 крат. Эти Небесные Цветы – святые Николай, Мария Египетская, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, и им нет числа, они облагоухали всю вселенную и до сих пор благоухают». Я книгу ту [о непрестанной молитве] переписывал, но у меня ее украли.

Монах Алексий Н.

Известно, что когда матушка о. Иоанна за что-то ругала, то он уходил: «Я как воды в рот наберу и уйду».

Когда батюшку спрашивали, как он прожил почти 100 лет, то он отвечал так: «Надо питаться умеренно». Любил он овсяночку и чаек с молочком, пирожки с капустой.

Службу совершал батюшка целиком и полностью, неспешно. На жертвеннике у него всегда стоял образ о. Иоанна Кронштадтского, который совершал в той же Скорбященской церкви молебен во время проезда через Ригу. При отце Иоанне Журавском очень много людей посещало церковь.

Однажды отец Иоанн говорил проповедь. До этого ему один человек пожаловался, что его сын попал за растрату в тюрьму. «А кто он был?» – спросил батюшка. – «Начальник базы, коммунист». – «Как коммунист – так вор», – сказал батюшка. А в проповеди сказал: «Атеист – существо страшнее всякого скота несмысленного!»

Иподиакон Иоанн Карпушин.

Как-то на Пасху совершали крестный ход в Скорбященской церкви. Рядом было ПТУ. Мальчишки-учащиеся имели обыкновение бросать в верующих разными предметами. Я спросила батюшку – не опасно ли идти? Но отец Иоанн благословил, и ни одному ничего не попало в голову.

Галина Карпушина.

Когда о. Иоанн служил в богадельне, я думал: а с чего он живет? Ведь треб нет. Решил, что он дотации получает в Синоде, там я его встретил как-то: все с большим уважением к нему относились. Был у нас кафедральный иподиакон о. Илия (Лифшиц), который любил задавать всем каверзные вопросы. Илия как-то спросил о. Иоанна: «А где же Ваш крест?» У о. Иоанна висел на груди из простой лучины сделанный крест, вернее, перекрестие. «Матушка отняла, – ответил о. Иоанн, – я евреев крещу, а матушка не велит». Это было в 1941 году.

Он почтительно относился ко всякому человеку. Отец Иоанн предсказал смерть о. Евгения Свинцова, который похоронен справа от крыльца Всехсвятской церкви. Они

Служили вместе некоторое время. Однажды о. Иоанн служил службу и всю службу чувствовал присутствие и сослужение ему отца Евгения. На следующий день о. Евгений умер. Отец Иоанн Журавский был несколько похож на о. Иоанна Кронштадтского по своей деятельности и даже внешне.

Отца Иоанна Кронштадтского засыпали деньгами: в карету пакеты с деньгами купцы клали, и в рясу тоже. На эти пожертвования о. Иоанн Кронштадтский построил несколько Домов трудолюбия. Туда устраивали погибших – потерявших цель жизни, свихнувшихся грешников. Все, кто там жил и работал, молились за о. Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн Журавский тоже заботился о людях, которые потерялись и были арестантами, которые «свихнулись» наподобие подопечных о. Иоанна Кронштадтского. Разница в том, что о. Иоанн Кронштадтский мог осуществить это дело на практике, а отец Иоанн Журавский мог помогать им только молитвой.

Протоиерей Иаков Начис.

Отец Иоанн Журавский объединял людей сомневающихся, жаждущих высоты духовной. Мыслил он очень современно, несмотря на старинное воспитание и обучение.

Протоиерей Серафим Шенрок.

В 1959 году как-то присутствовала на Литургии в церкви «Всех Скорбящих Радосте». За несколько дней до этого зашла в Кафедральный Христорождественский собор, и оттуда выходят пять богомольцев-паломников из Сибири и спрашивают меня: «Где у вас тут служит «золотой батюшка»?» Он был действительно «золотой». В 1959 году ему было 92 года, но вялости и дряблости в нем не было никакой, он весь был собран.

Проповеди у о. Иоанна были прямые, обличительные. Сейчас так никто не говорит. Однажды он в проповеди прямо упомянул имя и фамилию и адрес одного полковника, который притеснял бедную женщину.

Валерия Витальевна Смирнова (Илуксте).

Батюшка был строгий молитвенник, очень спокойный, при нем все обретали это спокойствие.

Батюшка обслуживал тюрьму, и мы ходили туда в довоенные годы, помогали петь. Помню, все собирались в тюремной церкви: заключенные в полосатых одеждах, мы. Многие во время Литургии причащались Святых Христовых Таин.

Однажды был такой случай. Поскольку о. Иоанн обслуживал тюремных, то уголовный мир хорошо знал его. Рассказывают, однажды двое уголовников напали на него в надежде поживиться. Вдруг третий, стоявший поодаль, узнал батюшку и закричал: «Что вы делаете? Не трогайте его, это наш любимый батюшка!»

Я курил. Однажды прихожу к о. Иоанну, а он мне очень спокойно говорит: «Хоть это и Божия травка, но лучше не курить». Через некоторое время курить я бросил.

Иподиакон Михаил Васильевич.

У некоей Марии был сын, он очень плохо учился в 10-м классе, и она сокрушалась, что он не поступит в институт и так и останется неучем. Мария пришла к отцу Иоанну. «А ты, матушка, пришли ко мне колечко самое дешевое, какое сможешь, я его освящу, и пусть сын твой, когда пойдет на экзамен, наденет это колечко». Она так и сделала. А сын ее поступил в университет.

Прошел на вступительных экзаменах очень легко.

Прихожане Скорбященской церкви со скорбью приходили к батюшке и говорили: «Что же мы будем делать, когда Вас не станет!»

Батюшка отвечал: «Вот как вы ко мне живому приходите, так приходите на могилку и разговаривайте со мной, как с живым».

Прихожане Рижской церкви святого Архангела Михаила.

Однажды к о. Иоанну пришла женщина со своим горем: мужа из тюрьмы собирались посылать в Сибирь. Батюшка ей: «Радуйся!» И действительно, через некоторое время ее мужа вообще освободили и отпустили домой.

У одной женщины очень болели зубы, и она пошла к о. Иоанну за помощью. И не успела она подойти к батюшке, как он коснулся ее щеки и спросил: «Скажи мне, какой зуб у тебя болит?» Женщина не могла вспомнить, боль тут же прекратилась.

После прихода советской власти в Латвии из тюрьмы, которую так часто окормлял о. Иоанн, были освобождены политзаключенные, многие из них быстро стали местными рижскими начальниками. Они всегда здоровались с о. Иоанном: «Здравствуйте, батюшка!»

Зинаида Алексеевна Соковенина.

Я познакомился с батюшкой в Риге у могилы настоятеля Вознесенской латышской церкви протоиерея Блодона. Стою, вдруг подходит о. Иоанн: «Вы откуда?» – «Из Виндавы». – «Я там служил, это чудесно. Зеленое море и синий лес; Вы приходите ко мне, я дам Вам книги». Во время эвакуации в 1915 года батюшка спас книги Виндавской церкви, вывез их к себе. В 60-х годах одна прихожанка, Мария Васильевна Пименова, подошла к батюшке к целованию креста, плачет и говорит батюшке, что будет война (тогда ходили такие усиленные слухи). А батюшка ей говорит: «Войны не будет, не плачь».

О. Иоанн отслужил в церкви 71 год, это небывалый случай в нашей епархии.

В 1961– 62 годах его уже привозили в Скорбященскую церковь на такси. Когда он выходил из церкви, его обступала толпа богомольцев, пока он шел к машине. В эти годы, помню, голос у него был, как у молодого, читал он без очков. Отец Иоанн обладал видением невидимого мира.

Протоиерей Георгий Тайлов.

Однажды одна женщина просила у батюшки, чтобы он дал ей благословение на паломничество. У нее и дети были, несколько. Батюшка не стал сразу давать ответ и вышел из комнаты. Смотрит женщина из любопытства в замочную скважину, что делает батюшка, а он стоит перед образами и молится… Вышел к ней и благословил: «Бог благословит». Приходит к нему другая женщина: «Батюшка, и меня благословите, и я хочу странствовать». Он ей сказал: «У тебя не получится». Первая же, кажется, и по сей день странничает с деточками… Богу служит. Когда батюшка был молод, поехал в Печоры в монастырь. В дороге села к нему, уж не помню – в купе или карету, – девушка. Обменялись словами: «Вы куда, в Печоры?» – «Да». Потом долго молчали. На подъезде к месту батюшка оглянулся – нет девушки. Спрыгнуть и выйти тихо не могла незамеченной. Кто же это был? «Это был мой Ангел-хранитель», – говорил батюшка. Интересно, что Ангел явился к о. Иоанну и в раннем детстве (как это было у о. Иоанна Кронштадтского), и во время принудительных работ, кажется, в 1919 году.

Великим Постом он ходил по больницам, тюрьмам и богадельням и причащал всех православных христиан, немощных, слабых, забытых, угнетенных. И вот в Садовниковой богадельне, что на ул. Садовникова, было три этажа, а на каждом этаже множество комнат. И в каждую дверь входил батюшка и всех-всех стариков и старушечек, бывало, причащал. Исполнял так он заповедь Христа. И за это, веруем, что над ним исполнилось то, о чем сказал Господь: «Над всем имением поставил Он его» – во Царствии Своем.

Есть в этом же Евангелии и предостережение «злым рабам», но об этом не хочется и говорить.

Батюшка жил с матушкой Верой. Бывало, ему доставалось от матушки. Вот, однажды подхожу я к батюшке… А батюшка мне и говорит: «Матушка меня ругает, ругает». – «За что же ругает?» – Оказывается, за столовое серебро. Батюшка, бывало, раз – да и отнесет мастеру, а тот из него крестики выльет, батюшка их подарит. А матушка его ругала за это.

На второй день Рождества Христова, кажется, в 1961 году, по обычаю положено было петь батюшке в храме «Многая лета». Приходит батюшка домой и говорит: «Я больше служить не буду. Мне не спели «Многая лета»». И, действительно, с этого времени батюшка начал болеть и перестал служить до самой светлой кончины своей.

Когда батюшка заболел, горько спрашивали мы у него: «Что же мы будем делать без Вас?» – Батюшка всегда говорит то же, что и святой Серафим: «Приходите ко мне на могилку помолиться, цветов не нужно, а свечечку и только молитву. Приходите, когда служба отошла, – на службе я в церкви».

Не было случая, чтобы батюшка отказал в прошении. О. Иоанн очень любил церковное пение. Называл церковных певцов светильниками «дома Божия», лампадочками. В 1900 году им было издано «Последование церковных служб» с нотами на латышском языке. В годы войны он подготовил к изданию три трехголосых «Песнослова» с нотами, карманного размера (1/4 формата) – Всенощное бдение, Литургия, Великий Пост, но из-за военных событий они были утеряны.

Валентина Былинская, Татьяна Московец, Параскева Глушаченкова, Елена Богданова.

В 1944 году арестовали моего мужа, Ивана Дмитриевича Р., фольклориста, и отправили в Мордовские лагеря.

В 1945 году арестовали в феврале сына, ученика средней школы. Осудили на 15 лет каторги. Увезли в Казахскую ССР, и я осталась с дочерью – ученицей средней школы. В таком положении у меня была надежда только на Господа Бога, на Его милость. Вот отец Иоанн был для меня моральной поддержкой и часто утешал в тяжелые минуты. Нет писем, – иду к нему, он говорит так уверенно: не беспокойся, получишь. И на сердце станет легче. Его молитвы и мои сохранили моих узников. После смерти Сталина они вернулись. Муж издал две книги фольклора, плод 50-ти лет труда. Сын женился, он доктор-хирург, имеет двоих детей. Живут отдельно. Сын мне – опора в старости. Муж умер в 1975 году, в ноябре.

Перед приходом наших все, кто мог и хотел, уезжали из Риги. Жена о. Иоанна настаивала, чтобы уехать, так как дочь была за границей, и даже бурно требовала и боялась оставаться в Риге. Но батюшка мне говорил, что икона Божией Матери Казанская, которая находится в алтаре, отрицательно качает головой, и они не уехали. Получилось очень хорошо, вернулась дочь, они сохранили квартиру.

Одна знакомая, очень немолодая, очень верующая, доктор-хирург, стояла в церкви. Батюшка кадил, проходил мимо и говорит: «Что же у тебя нет крестика? Подойди, я дам». Она хирург, ей надо было снимать одежду, потому и не носила креста, а батюшка это провидел!

Отец Иоанн говорил мне, что с сорока лет стал жить с супругой как брат с сестрой. За три дня он предсказал о своей смерти.

М. Е. Фридрих.

В то время нас здесь было три брата: Вениамин, Алексей и Валентин. Я (Вениамин) и Валентин в церковь ходим молиться, а средний брат (Алексей) ходил только на Пасху и то, может быть, в нетрезвом состоянии. Я и Валентин обратились к батюшке с обидой на брата, что он не ходит в церковь. Отец Иоанн записал наши имена, а меня похлопал по плечу и сказал: «Будет ходить, будет ходить!» После разговоров с батюшкой он стал постепенно ходить в церковь и даже ездить в женский Троице-Сергиев монастырь. В конце концов он решил служить Богу и стал проситься, чтобы ему дали рекомендацию из Рижского монастыря для переселения его в мужской монастырь в город Печоры. На работе все были встревожены таким решением брата. Его уговаривали остаться здесь. Но он не согласился ни на какие уговоры и советы. И вот, он уехал в монастырь. Там живут все за одного, один за всех. Таким образом брат Алексей превзошел нас всех. По молитвам отца Иоанна Журавского.

Примерно 33 года тому назад, то есть в 1958-59 годах я обратился за помощью к протоиерею Иоанну. У меня болело правое ухо, из него текло. Я целый год, живя здесь, в Риге, регулярно лечился в 9-й поликлинике у одного врача (врач была латышка, а сестра русская). Но лечение мне на пользу не шло. Тогда врач предложила мне сделать операцию. И вот, я разговорился в храме Троице-Задвинском с Анной Ивановной Новиковой. Она мне посоветовала обратиться в Скорбященскую церковь к батюшке Иоанну Журавскому и дала адрес этой церкви. И я обратился к нему за советом. Он записал мое имя и дал благословение делать операцию. Но после этого, когда я пришел на очередной прием ко врачу, то мне предложили новый метод лечения, стали делать припудривание порошком из белого стрептоцида. Когда я пришел в третий раз, то врач сказала, что ухо лечить больше нечего. После этого я опять пошел к батюшке и сказал, что меня вылечили без операции. А он мне ответил: «Я за вас молюсь».

Иподиакон Вениамин Нордквист.

Я была прихожанкой в Скорбященской церкви, где служил батюшка Иоанн Журавский. Однажды увидела я во сне: какой-то угодник в келлии подает мне ясный крестик, а впоследствии мне сам батюшка Иоанн подарил крестик.

Я часто ходила в эту церковь, не пропускала его богослужений. Он нас, грешных, всегда исцелял. Скажешь ему: голова болит, – он положит свою руку на голову – и голова не болит. Болел зуб – он также исцелил меня. У одной женщины был немой мальчик, еще младенец, – он его исцелил.

Батюшка говорил, что, когда он служил по воинам панихиду, то ему кланялись умершие воины. Однажды он шел куда-то и видел Ангела, идущего с ним.

Батюшка Иоанн Журавский был очень ласковый, благодетельный: всем раздаст, что ему надают, гостинцы, – особенно детям. Давал деньги на покупку пищи, одежды, венчал бедных бесплатно, крестил бедных тоже бесплатно и давал им денег.

Он говорил, когда он уйдет в загробную жизнь, то церковь Скорбященскую снесут. Еще говорил: «Детки, не плачьте обо мне, мне Господь сказал: хватит жить. Приходите ко мне на могилку, я вам помогу». Он ко мне, грешной, изредка приходит во сне.

Да, еще его пророческие слова. Говорил: войны не будет, все будут верующие.

Глушаченкова Параскева.