Камю миф о сизифе читать краткое содержание. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. Сизиф в эссе Альбера Камю

Наверное, многим известно крылатое выражение «Сизифов труд», и многие сами употребляют его в своей речи, говоря о бесцельной, бесполезной работе, которая никогда не заканчивается. Но кто же такой этот несчастный Сизиф, получивший столь тяжкого наказание? И всем ли известна легенда о нем?

Некогда бог ветров Эол влюбился в смертную женщину, чтобы было в порядке вещей в Древней Греции, и прижил с ней сына, названного Сизифом. Он рос хитрым и лукавым мальчиком, но став мужчиной сумел благодаря этим качествам стать успешным и богатым. Благодаря своим несметным сокровищам он построил город, названный Эфирой (позже его переименовали в Коринф) и жил припеваючи в роскошных палатах, поражающих воображение великолепием.

Конечно, у него было много завистников, но многие восхищались его ловкостью и изворотливостью. Когда его земное время подошло к концу и явился за его душой бледный Танат – посланник смерти, владыка Коринфа сумел и его обвести вокруг пальца и заковать ангела в оковы в своем подземелье.

И в тот же миг перестали покидать этот солнечный мир люди, не было больше пышных похоронных процессий, не курились жертвенники, не получали олимпийцы своих даров. Встревожился Зевс и послал на землю к людям посланца – жестокого своего сына – бога войны Ареса.

Кровавый Арес сумел обнаружить Таната и вызволить его, а тот, конечно, в то же мгновение забрал душу хитроумного Сизифа и увлек ее в мрачное царство мертвых, откуда нет возврата простым смертным.

Но ловкий Сизиф и тут успел шепнуть своей верной супруге, чтобы не хоронила его и не приносила в храмы жертв, а ожидала его знака. Послушная женщина сделала все, как велел ее царственный супруг.

И мрачный Аид, и прелестная Персефона, и верховный владыка Зевс долго ожидали даров и жертв из Коринфа, но ничего им не приносили. Тогда ловкий Сизиф обратился к самому Аиду, брату Громовержца, владыке умерших душ и сказал:

«Дай мне возможность, великий Аид, только на денек вернуться на землю в Эфиру к моей жене, я прикажу ей похоронить меня с великими почестями и принести самые богатые жертвы и дары всем богам, а особенно тебе, ведь именно ты – величайший из всех олимпийцев, хотя и не поднимаешься на вершины Олимпа. Я велю своей покорной жене принести такие жертвы, что все побледнеют от зависти и злобы, видя, как смертные поклоняются перед царем мертвых».

Эти льстивые речи не смогли не тронуть сердце Аида, который всегда соперничал со своим братом Зевсом и он отпустил Сизифа, единственного из всех смертных, обратно на землю.

Вернувшись в свой блистающий роскошью дворец, Сизиф и не подумал о том, чтобы поскорее вернуться обратно в мрачный Аид. Он стал жить, как жил раньше в веселье и праздности, не думая о смерти, но чрезвычайно гордясь тем, что сумел обмануть даже бога.

Долго ожидал Аид подарков и жертв, но так ничего и не дождался. Обратился он тогда к Зевсу за помощью. Вновь был послан Танат, что так ненавистен всем живущим на Земле и даже богам, за душой лукавого Сизифа. Прилетел ангел смерти в Эфиру и увидел веселого обманщика возлежащим за пиршественным столом в обществе друзей и красивых женщин. Выхватил Танат его душу и низверг в подземный мир теней, теперь уже навечно.

Долго думали и совещались боги, как наказать единственного смертного, сумевшего обвести вокруг пальца и ангела, и бога, и наконец, придумали страшную кару. Должен Сизиф день за днем, год за годом, век за веком, вкатывать на высочайшую гору громадный камень. Когда камень окажется на вершине скалы, наказание его будет окончено, и сможет он успокоиться.

И катит несчастный, изнемогая от непосильной ноши, огромный обломок скалы, надеясь на скорое избавление от тяжких трудов, но когда цель уже близка и остается лишь два-три шага до вершины, скатывается камень вниз и вновь приходится Сизифу спускаться за своей ношей и вновь катить ее на вершину. И бесконечен его путь, и бесцельна его работа, и некого больше обманывать ему, чтобы облегчить свою долю.

Может быть, и теплится в сердце несчастного надежда, но знает он теперь, что месть богов жестока и беспощадна, и нет ему прощения, и нет избавления от ноши, и нет результата его трудов. Так и будет вечно Сизиф катить свой камень, так и каждый из нас несет свою ношу, тяжелую и скорбную, если она не радует душу, но легкую и приятную, если мы видим в ней не долг, а призвание.

Паскалю Пиа

Рассуждение об абсурде

Страницы, следующие ниже, посвящены распыленному в воздухе нашего века абсурдному жизнечувствию, а не собственно философии абсурда, каковой наше время, по сути дела, не знает. Простейшей честностью будет поэтому оговорить с самого начала, сколь многим эти страницы обязаны ряду современных мыслителей. Скрывать это настолько не входило в мои намерения, что их высказывания будут приводиться и комментироваться на протяжении всей работы.

Полезно вместе с тем отметить, что абсурд, до сих пор служивший итогом умозаключений, в настоящем эссе принимается за отправную точку. В этом смысле можно сказать, что в моих соображениях немало предварительного: невозможно судить заранее о позиции, которая бы с неизбежностью из них вытекала. Здесь найдут лишь описание болезни духа в чистом виде. Пока что оно без примеси какой бы то ни было метафизики, каких бы то ни было верований. В этом пределы и единственная заведомая установка книги.

Абсурд и самоубийство

Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос — вопрос о самоубийстве. Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, — это значит ответить на основополагающий вопрос философии. Все прочие вопросы — имеет ли мир три измерения, существует ли девять или двенадцать категорий духа — следуют потом. Они всего лишь игра; сперва необходимо ответить на исходный вопрос. И если верно, что философ, дабы внушить уважение к себе, должен, как хотел того Ницше, служить примером для других, нельзя не уловить важность этого ответа — ведь он предшествует бесповоротному поступку. Для сердца все это непосредственно ощутимые очевидности, однако в них надо вникнуть глубже, чтобы сделать ясными для ума.

Спросив себя, а как можно судить, какой вопрос более настоятелен, чем другие, я отвечу: тот, который обязывает к действию. Мне неведомы случаи, когда бы шли на смерть ради онтологического доказательства. Галилей, обладавший весьма значительной научной истиной, легче легкого отрекся от нее, как только над его жизнью нависла угроза.

В известном смысле он поступил правильно. Истина его не стоила того, чтобы сгореть за нее на костре. Вращается ли Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли — все это глубоко безразлично. Сказать по правде, вопрос этот просто-напросто никчемный. Зато я вижу, как много людей умирает, придя к убеждению, что жизнь не стоит труда быть прожитой. Я вижу других людей, которые парадоксальным образом умирают за идеи или иллюзии, придававшие смысл их жизни (то, что называют смыслом жизни, есть одновременно великолепный смысл смерти). Следовательно, я прихожу к заключению, что смысл жизни и есть неотложнейший из вопросов. Как на него ответить? Когда дело касается вещей сущностных — под ними я разумею те, что чреваты угрозой смерти, как и те, что удесятеряют страстную жажду жить, — у нашей мысли есть только два способа подступиться к ним: способ Ла Палиса и способ Дон Кихота. Лишь сочетание самоочевидных истин с уравновешивающим их сердечным горением может открыть нам доступ одновременно и к душевному волнению и к ясности. Раз предмет рассмотрения так скромен и вместе с тем исполнен патетики, понятно, что ученая классическая диалектика должна уступить место менее притязательной установке ума, который бы пускал в ход совместно здравомыслие и приязнь.

Самоубийство всегда истолковывалось только как явление социального порядка. Здесь, напротив, поначалу речь пойдет об отношении между индивидуальной мыслью и самоубийством. Подобно великим произведениям, оно вызревает в безмолвных недрах сердца. Сам человек об этом не знает. Однажды вечером он вдруг стреляется или бросается в воду. Как-то мне рассказывали об одном покончившем с собой смотрителе жилых домов, что за пять лет до того он потерял дочь, с тех пор сильно изменился и что эта история его «подточила».

Эссе «Миф о Сизифе» Камю было написано в 1942 году. Философское произведение посвящено теме абсурда и его влиянии на жизнь человека. В качестве красноречивого примера приведен древнегреческий герой Сизиф, вынужденный безуспешно поднимать на гору каменную глыбу.

Главные герои

Другие персонажи

Сизиф – древнегреческий герой, наказанный богами за свое презрение к ним и любовь к жизни.

В своем произведении автор отмечает, что « абсурд, который до сих пор принимали за вывод, берется здесь в качестве исходного пункта ». Абсурд неизменно связан со смыслом жизни, и основной проблемой философии является самоубийство. Самоубийцы перестают понимать собственную жизнь, и решают от нее избавиться.

« Причин для самоубийства много », и самые явные среди них не всегда являются самыми действенными. Горечь жизни и нестерпимая скука могут скапливаться в человеке годами, чтобы самый неожиданный момент вылиться наружу желанием покончить с этим существованием.

Автор утверждает, что предметом изучения эссе является « связь между абсурдом и самоубийством, выяснение того, в какой мере самоубийство есть исход абсурда ». Он объясняет, что суицид не способен решить жизненные проблемы, и приходит к выводу, что « абсурд – это ясный разум, осознающий свои пределы ».

Отличительными качествами абсурдного человека является осознанность, вера в свои силы и отрицание светлых надежд на будущее. Одним из ярких представителей абсурдных людей, по мнению автора, является герой древнегреческих мифов по имени Сизиф. По воле богов он был приговорен к вечному каторжному труду. Сизиф таскал огромные камни на вершину горы, откуда они неизменно скатывались вниз. Боги были уверены, « что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд ». Причиной же столь страшного наказания послужило « презрение к богам, ненависть к смерти и желание жить » Сизифа.

Жизнь современного общества во многом напоминает горькую участь Сизифа. Но понимание абсурда позволит пересмотреть свои взгляды на жизнь и обрести свободу. Сизиф счастлив в своей ежедневной работе – « одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека ».

Заключение

Миф о Сизифе является наиболее ярким и доступным примером абсурда в жизни человека. Только полное осознание его принесет долгожданную свободу и счастье.

После ознакомления с кратким пересказом «Миф о Сизифе» рекомендуем прочесть эссе в полной версии.

Тест по эссе

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 63.

Миф о Сизифе (эссе)

Краткое содержание

Эссе, посвящённое Паскалю Пиа, состоит из четырёх глав и приложения.

Рассуждение об абсурде

Камю пытается ответить на единственный, по его мнению, имеющий значение философский вопрос: «Стоит ли жизнь труда быть прожитой?»

Человек абсурда

Как должен жить человек абсурда? Очевидно, этические нормы не применимы, поскольку все они в высшей степени основаны на самооправдании. «Порядочность не нуждается в правилах» «Всё позволено» … речь идёт не о возгласе освобождения и радости, а о горькой констатации. Дальше Камю переходит к настоящим примерам абсурдной жизни. Он начинает с Дон Жуана , серийного соблазнителя, жившего необузданной, постной жизнью.

Следующий пример - актёр , изображающий эфемерные жизни для эфемерной славы.

Третий пример человека абсурда Камю - завоеватель, забывший все обещания вечности ради влияния на человеческую историю.

Абсурдное творчество

В этой главе Камю исследует абсурдное творчество художника.

Миф о Сизифе

Сизиф бросил вызов Богам. Когда пришло время умирать, он попытался сбежать из преисподней. За это Боги решили его наказать: вечно он должен был вкатывать огромный камень в гору, откуда тот неизменно скатывался вниз, и все нужно было начинать сначала. Боги полагали, что на свете нет ничего ужасней, чем тяжёлая и бесполезная работа. Камю считает Сизифа абсурдным героем, который живет полной жизнью, ненавидит смерть и обречен на бессмысленный труд. Сизиф наиболее интересен Камю, когда он спускается к подножию горы к скатившемуся камню. Это поистине трагический момент, в который герой осознает свое безвыходное положение. У него нет надежды, и тяжёлая судьба не может быть преодолена с помощью презрения к ней. Но у Сизифа есть камень, который является его достоянием, и каждый отблеск руды в нём для героя - целый мир. Камю заключает, что «все хорошо» и, что «Сизифа следует представлять себе счастливым».

Автор представляет непрерывный и бессмысленный труд Сизифа как метафору современной жизни, потраченной на бесполезный труд на фабриках и в офисах. «Сегодняшний рабочий каждый день своей жизни трудится над одной и той же задачей, и эта судьба не менее абсурдна. Но это трагично только в редкие моменты, когда это осознаётся».

См. также

Примечания

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Миф о Сизифе (эссе)" в других словарях:

Миф о Сизифе: Миф о Сизифе древнегреческий миф о строителе и царе Коринфа, после смерти приговорённом богами вкатывать на гору камень, который каждый раз скатывался вниз. Миф о Сизифе философское эссе Альбера Камю, написанное в 1942 году … Википедия

- (Camus) Альбер (1913 1960) фр. философ, писатель, публицист, лауреат Нобелевской премии по литературе (1957). Сформировался под влиянием идей С. Кьеркегора, Э. Гуссерля, Ф.М. Достоевского, Л. Шестова. В центре внимания К. этические проблемы («Я… … Философская энциклопедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Сизиф (значения). Франц фон Штук. Сизиф Сизиф (точнее Сисиф, др. греч … Википедия

Франц фон Штук. Сизиф Сизиф, точнее Сисиф (др. греч. Σίσυφος) в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти (в Аиде) приговорённый богами вкатывать на гору тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, каждый раз… … Википедия

- (лат. ad absurdum исходящий от глухого) термин интеллектуальной традиции, обозначающий нелепость, бессмысленность феномена или явления. В истории философии понятие «А.» стало использоваться экзистенциализмом как атрибутивная характеристика… … Новейший философский словарь

В самом общем смысле находящееся за пределами разума, алогическое или неинтеллектуальное, несоизмеримое с рациональным мышлением или даже противоречащее ему. Обычно противополагается понятию рационального. И. как нечто недоступное… … Философская энциклопедия

Сизиф (греч. Σίσυφος): Сизиф персонаж греческой мифологии. Сизиф репозиторий пакетов ALT Linux Team. Сизифы род жуков навозников из подсемейства Скарабеины. Миф о Сизифе эссе французского писателя и философа Альбера Камю … Википедия

- (Camus) Альбер (1913 1960) – франц. философ эссеист, писатель, журналист. Изучал философию в Алжир, ун те. Руководил Театром труда в Алжире, участвовал в Сопротивлении, сотрудничал в подпольной газете “Комба”, после освобождения ее гл.… … Энциклопедия культурологии

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Камю. Альбер Камю Albert Camus … Википедия

Камю Альбер

Миф о Сизифе

Миф о Сизифе. Эссе об абсурде.

АБСУРДНОЕ РАССУЖДЕНИЕ

Душа, не стремись к вечной жизни, Но постарайся исчерпать то, что возможно.

Пиндар. Пифийские песни (III, 62-63)

На нижеследующих страницах речь пойдет о чувстве абсурда, обнаруживаемом в наш век повсюду,- о чувстве, а не о философии абсурда, собственно говоря, нашему времени неизвестной. Элементарная честность требует с самого начала признать, чем эти страницы обязаны некоторым современным мыслителям. Нет смысла скрывать, что я буду их цитировать и обсуждать на протяжении всей этой работы.

Стоит в то же время отметить, что абсурд, который до сих пор принимали за вывод, берется здесь в качестве исходного пункта. В этом смысле мои размышления предварительны: нельзя сказать, к какой позиции они приведут. Здесь вы найдете только чистое описание болезни духа, к которому пока не примешаны ни метафизика, ни вера. Таковы пределы книги, такова ее единственная предвзятость.

Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить,значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями второстепенно. Таковы условия игры: прежде всего нужно дать ответ. И если верно, как того хотел Ницше, что заслуживающий уважения философ должен служить примером, то понятна и значимость ответа - за ним последуют определенные действия. Эту очевидность чует сердце, но в нее необходимо вникнуть, чтобы сделать ясной для ума.

Как определить большую неотложность одного вопроса в сравнении с другим? Судить должно по действиям, которые следуют за решением. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь умирал за онтологический аргумент. Галилей отдавал должное научной истине, но с необычайной легкостью от нее отрекся, как только она стала опасной для его жизни. В каком-то смысле он был прав. Такая истина не стоила костра. Земля ли вертится вокруг Солнца, Солнце ли вокруг Земли - не все ли равно? Словом, вопрос это пустой. И в то же время я вижу, как умирает множество людей, ибо, по их мнению, жизнь не стоит того, чтобы ее прожить. Мне известны и те, кто, как ни странно, готовы покончить с собой ради идей или иллюзий, служащих основанием их жизни (то, что называется причиной жизни, оказывается одновременно и превосходной причиной смерти). Поэтому вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов. Как на него ответить? По-видимому, имеются всего два метода осмысления всех существенных проблем - а таковыми я считаю лишь те, которые грозят смертью или удесятеряют страстное желание жить,- это методы Ла Палисса и Дон Кихота. Только в том случае, когда очевидность и восторг уравновешивают друг друга, мы получаем доступ и к эмоциям, и к ясности. При рассмотрении столь скромного и в то же время столь заряженного патетикой предмета классическая диалектическая ученость должна уступить место более непритязательной установке ума, опирающейся как на здравый смысл, так и на симпатию.

Самоубийство всегда рассматривалось исключительно в качестве социального феномена. Мы же, напротив, с самого начала ставим вопрос о связи самоубийства с мышлением индивида. Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца, подобно Великому Деянию алхимиков. Сам человек ничего о нем не знает, но в один прекрасный день стреляется или топится. Об одном самоубийце-домоправителе мне говорили, что он сильно изменился, потеряв пять лет назад дочь, что эта история его " подточила" . Трудно найти более точное слово. Стоит мышлению начаться, и оно уже подтачивает. Поначалу роль общества здесь не велика. Червь сидит в сердце человека, там его и нужно искать. Необходимо понять ту смертельную игру, которая ведет от ясности в отношении собственного существования к бегству с этого света.

Причин для самоубийства много, и самые очевидные из них, как правило, не самые действенные. Самоубийство редко бывает результатом рефлексии (такая гипотеза, впрочем, не исключается). Развязка наступает почти всегда безотчетно. Газеты сообщают об " интимных горестях" или о " неизлечимой болезни" . Такие объяснения вполне приемлемы. Но стоило бы выяснить, не был ли в тот день равнодушен друг отчаявшегося - тогда виновен именно он. Ибо и этой малости могло быть достаточно, чтобы горечь и скука, скопившиеся в сердце самоубийцы, вырвались наружу.

Воспользуемся случаем, чтобы отметить относительность рассуждений, про водимых и этом эссе: самоубийство может быть связано с куда более уважительными причинами. Примером могут служить политические самоубийства, которые совершались " из протеста" во время китайской революции.

Но если трудно с точностью зафиксировать мгновение, неуловимое движение, при котором избирается смертный жребий, то намного легче сделать выводы из самого деяния. В известном смысле, совсем как в мелодраме, самоубийство равносильно признанию. Покончить с собой значит признаться, что жизнь кончена, что она сделалась непонятной. Не будем, однако, проводить далеких аналогии, вернемся к обыденному языку. Признается попросту, что "жить не стоит". Естественно, жить всегда нелегко. Мы продолжаем совершать требуемые от нас действия но самым разным причинам, прежде всего и силу привычки. Добровольная смерть предполагает, пусть инстинктивное, признание ничтожности этой привычки, осознание отсутствия какой бы то ни было причины для продолжения жизни, понимание бессмысленности повседневной суеты, бесполезности страдания.

Каково же это смутное чувство, лишающее ум необходимых для жизни грез? Мир, который поддается объяснению, пусть самому дурному, - этот мир нам знаком. По если вселенная внезапно лишается как иллюзий, так и познаний, человек становится в ней посторонним. Человек изгнан навек, ибо лишен и памяти об утраченном отечестве, и надежды на землю обетованную. Собственно говоря, чувство абсурдности и есть этот разлад между человеком и его жизнью, актером и декорациями. Все когда-либо помышлявшие о самоубийстве люди сразу признают наличие прямой связи между этим чувством и тягой к небытию.

Предметом моего эссе является как раз эта связь между абсурдом и самоубийством, выяснение того, в какой мере самоубийство есть исход абсурда. В принципе для человека, который не жульничает с самим собой, действия регулируются тем, что он считает истинным. В таком случае вера в абсурдность существования должна быть руководством к действию. Правомерен вопрос, поставленный ясно и без ложного пафоса: не следует ли за подобным заключением быстрейший выход из этого смутного состояния? Разумеется, речь идет о людях, способных жить в согласии с собой.

В такой ясной постановке проблема кажется простой и вместе с тем неразрешимой. Ошибочно было бы полагать, будто простые вопросы вызывают столь же простые ответы, а одна очевидность с легкостью влечет за собой другую. Если подойти к проблеме с другой стороны, независимо от того, совершают люди самоубийство или нет, кажется априорно ясным, что может быть всего лишь два философских решения: "да" и "нет". Но это слишком уж просто. Есть еще и те, кто непрестанно вопрошает, не приходя к однозначному решению. Я далек от иронии: речь идет о большинстве. Понятно также, что многие, отвечающие "нет", действуют так, словно сказали "да". Если принять ницшеанский критерий, они так или иначе говорят "да". И наоборот, самоубийцы часто уверены в том, что жизнь имеет смысл. Мы постоянно сталкиваемся с подобными противоречиями. Можно даже сказать, что противоречия особенно остры как раз в тот момент, когда столь желанна логика. Часто сравнивают философские теории с поведением тех, кто их исповедует. Посреди мыслителей, отказывавших жизни в смысле, никто, кроме рожденного литературой Кириллова, возникшего из легенды Перегрина (1) и проверявшего гипотезу Жюля Лекье, не находился в таком согласии с собственной логикой, чтобы отказаться и от самой жизни. Шутя, часто ссылаются на Шопенгауэра, прославлявшего самоубийство за пышной трапезой. Но здесь не до шуток. Не так уж важно, что трагедия не принимается всерьез; подобная несерьезность в конце концов выносит приговор самому человеку.

Итак, стоит ли полагать, столкнувшись с этими противоречиями и этой темнотой, будто нет никакой связи между возможным мнением о жизни и деянием, совершаемым, чтобы ее покинуть? Не будем преувеличивать. В привязанности человека к миру есть нечто более сильное, чем все беды мира. Тело принимает участие в решении ничуть не меньше ума, и оно отступает перед небытием. Мы привыкаем жить задолго до того, как привыкаем мыслить. Тело сохраняет это опережение в беге дней, понемногу приближающем наш смертный час. Наконец, суть противоречия заключается в том, что я назвал бы "уклонением", которое одновременно и больше, и меньше "развлечения" Паскаля. Уклонение от смерти - третья тема моего эссе -- это надежда. Надежда на жизнь иную, которую требуется "заслужить", либо уловки тех, кто живет не для самой жизни, а ради какой-нибудь великой идеи, превосходящей и возвышающей жизнь, наделяющей ее смыслом и предающей ее.