Чем покаяние отличается от раскаяния? О таинстве исповеди и покаянии Чем отличие исповеди от покаяния

Чем покаяние отличается от раскаяния? О таинстве исповеди и покаянии Чем отличие исповеди от покаяния
Чем покаяние отличается от раскаяния? О таинстве исповеди и покаянии Чем отличие исповеди от покаяния

СОВЕСТЬ ОЧИЩАЕТСЯ СТЫДОМ, или ГДЕ НАЙТИ РЕЦЕПТ ПОКАЯНИЯ

«Зачем Церковь заставляет меня каяться? Я прихожу в храм не для того, чтобы все время чувствовать себя ничтожеством или чудовищем», — безосновательна ли такая реакция на призыв к покаянию и исповеди? Действительно, как не «перегореть», когда от тебя требуется постоянно возгревать в себе чувство «я — грешник» ? Или Бог ожидает от человека чего-то другого? Что такое ПОКАЯНИЕ— скрупулезный поиск и перечисление грехов или нечто совсем иное? Об исповеди и покаянии рассказывает настоятель Пятницкого подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, доцент Московской духовной академии, главный редактор портала «Богослов.Ru» протоиерей Павел Великанов.


«Сезонное» покаяние?

— Отец Павел, современному человеку, наверное, гораздо сложнее воспринять идею покаяния, чем нашим предкам? С тех пор как о покаянии писали, скажем, святые отцы первых веков христианства, условия жизни сильно изменились…

— Говорить сегодня о непрестанном очищении сердца, о котором писали преподобные, мирскому человеку особо не приходится. У нас обычно другая проблема: какими лопатами, какими бульдозерами выгрести из своей души весь тот хлам, который туда льется рекой, сливается в сердце из телевизора, из Интернета, из общения — отовсюду? Современный человек духовно находится будто в некоем «канализационном потоке», и ему невозможно не напитаться всем этим. Поэтому речь идет скорее о минимуме: о поддержании сердца в живом состоянии.

Хотя апостол Павел и говорит: чистому все чисто. И неслучайно святитель Феофан Затворник писал в конце своей жизни: «Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что плохих людей нет». Но чтобы так чувствовать, надо быть Феофаном Затворником, до этого состояния надо дорасти…

Задача, над которой христианин постоянно работает, — жить в миру и оставаться не оскверненным от мира. Плодом этой работы являются покаяние и исповедь. С одной стороны, как свидетельство тех ошибок, тех промахов и поражений, которые происходят в этой борьбе. А с другой стороны, как постоянное повышение планки качества нашей христианской жизни: мы начинаем от себя требовать того, чего раньше не требовали.

— Пост называется временем покаяния. Выходит, повышение планки — «сезонное»?

— Жизнь в Церкви, как и жизнь вообще, ритмична. Так вот, Пост в рамках этого ритма — благоприятный период для перехода на качественно новую ступень. Для воцерковленного человека это время, когда он проверяет, насколько выполняет условия договора, заключенного со Христом во время крещения, насколько орбита его жизни соотносится с орбитой жизни Церкви. Для того, кто пока в церковной жизни не участвует полноценно, Пост может стать импульсом, чтобы начать пересмотр своей жизни.

— Постом покаяние какое-то особенное, более интенсивное, не такое, как обычно?

— Покаяние — процесс внутреннего созревания человеческой души, а созреть человек, конечно, может в любое время: вне зависимости от того, есть пост или нет. Другое дело, что в обычной обстановке наша косность находит тысячу причин для того, чтобы не привести человека к покаянию: мы понимаем, что не все в нашей жизни хорошо, но какого-то внутреннего рывка для того, чтобы покаяться, не хватает.

В время поста, с одной стороны, наша душевная жизнь оказывается лишенной тех форм развлечения, форм получения удовольствия, которые притупляют чуткость души. И с другой стороны, пост воспитывает душу различными аскетическими средствами: более регулярным посещением храма, исповедью, продолжительной молитвой, более частым причащением. Все это направлено на то, чтобы отточить вкус нашей души, обучить ее различению должного и не должного — не просто черного и белого, но и каких-то оттенков, которые ранее были нам недоступны: в силу внутренней «зашлакованности» они проскальзывали мимо нашего внимания.

Фото Елены Иванченко

О перечнях грехов и страхе перед исповедью

— Исповедь и покаяние — в чем разница?

— На деле Таинство исповеди должно завершать процесс покаяния. Именно процесс. Покаяние ведь не эпизод, это состояние, в котором православный христианин находится постоянно. Но при этом надо понимать, что исповедь — далеко не вершина горы, это только те ступеньки, на которые встает человек, двигаясь к Богу. И если он держит себя, держит те обещания, которые Богу дал во время предыдущей исповеди, то постепенно поднимается все выше и выше.

— Этому таинству должна предшествовать какая-то внутренняя работа?

— Обязательно! Если нет никакого внутреннего осмысления, то исповедь становится пустословием. Можно прийти и «выжать» из себя грехи, но это уже будет жалоба Богу на то, что мы все еще не настолько святые, как хотелось бы. К исповеди это имеет очень мало отношения. Это же не процедура дознания и не осведомление о том, как у нас все плачевно. Понятно, что 90 % тех или иных грехов все равно в том или ином виде у человека будет. И то, что он в них «под допросом» признается, вовсе не значит, что, отойдя от аналоя с крестом и Евангелием, он через две минуты опять то же самое не совершит.

— Как в таком случае относиться к обычаю перечислять грехи на бумажке, изучать перечни грехов в книжках?

— По моему мнению, книжки с перечнем всевозможных грехов — необычайно вредоносное явление в нашей Церкви, которое свидетельствует только об одном: о потрясающе формальном подходе к покаянию. Я бы даже сказал, это самый начальный уровень религиозного сознания, когда человек воспринимает себя в лучшем случае как раба, а Бога как господина, который постоянно чего-то от него требует и вечно чем-то недоволен: если не выполняешь, то должен принести Ему в этом признание. Однако такая модель спасения — далеко не единственная, да и не самая вдохновляющая. Если смотреть на исповедь как на некий формальный анализ нашего состояния, то получается, каждый из нас может смело перечислить 1600 грехов и считать себя после этого исполнившими все, чего от нас хочет Бог.

Но на самом деле — ничего подобного! Бог от нас ждет совершенно другого. И даже когда Церковь говорит о Страшном суде, она не подразумевает какого-то юридического акта подсчета добрых и злых поступков. Бог судит нас по нашему состоянию — состоянию любви или не-любви, и все напряжение жизни происходит между этими двумя полюсами. Если мы любим, любим до конца, то мы уже не можем грешить.

Апостол Павел предельно точно сформулировал: всё, что не по любви, — грех. Однако христианская любовь — это совсем не то состояние, которое прекрасно выражается словом «добренький». Христианская любовь рождается не из чувства, а имеет своим источником Любовь Божию, отражает её в себе самой. Поэтому задача настоящего покаяния — устранить все те препятствия в нашей душе, которые мешают Богу в нас светиться. А устраняются они только нашими руками и не могут быть внешне «сняты».

Кроме того, скрупулезное перечисление своих грехов подкладывает в душу человека мину замедленного действия: исповедовавшись таким образом, в глубине души он уже чувствует, что он «несть якоже прочие человецы». Это уводит в сторону от самой сути покаяния.

— А в чем суть?

— Суть покаяния — в обретении Бога. Человек должен через зеркало Евангелия увидеть свое непотребство и обрести предельную по напряженности жажду по Богу, должен начать нуждаться в Нем. Такое состояние — основной признак зрелого покаяния. Когда человек просто понимает, что он дрянь-дрянью, — это не более чем просто признание своих ошибок. Другое дело, когда при этом он осознает, что ему нужен Христос, Спаситель, чтобы стать достойным своего призвания…

Поэтому покаяние христианина — это не саможаление оттого, что, мол, я такой никчемный, никудышный, а созидательная тоска по Богу, алчба и жажда по обретению Его. Как писал преподобный Силуан Афонский: «Скучает душа моя по Тебе, Боже, и слезно ищу Тебя». Скучание по Богу является основным правильным мотивом движения христианина по пути очищения. Человек чувствует, что в нем что-то новое зарождается. И стремится ко Христу. Это стремление, может быть, не настолько пламенное, как у преподобного Силуана, который готов был всю свою жизнь бросить в жертву Богу. Но какую-то, хоть малую часть жизни мы должны быть готовы отдать. Вот так постепенно, отдавая себя по небольшой части, смотришь — уже становишься совершенно другим.


Фото Анастасии Крючковой

Тварь я дрожащая или?..

«Дрянь-дрянью», «грешнее всех» … А что, если человек не ощущает себя так? Призыв покаяться может вызвать тогда только раздражение и протест…

— Я думаю, протест — нормальная, здоровая реакция на формализм. Не в последнюю очередь это связано с тем, что человек воспринимает покаяние как необходимый способ приведения своей души к некоему формальному идеалу христианской жизни. Понимаете, иногда из исповеди пытаются создать прокрустово ложе, в которое не может уместиться ни один человек. Но исповедь — это не ущемление человека в его интересах как личности, не унижение его достоинства, а глубокое «переформатирование»! Она не уничтожает человека как личность, не подменяет его жизнь какими-то искусственными, чуждыми ему идеалами. Правильная исповедь и сопутствующее духовное руководство просто так перемещают акценты в жизни, что начинается процесс постепенной кристаллизации глубинных смыслов: бесконечное внутреннее брожение приостанавливается, внутри появляется новый центр, к которому всё остальное в жизни начинает постепенно притягиваться и вставать на свои места. А центр этот уже живет самым главным — жаждой Богообщения.

— Разве самостоятельно человек не способен эти акценты переместить?

— Конечно же нет! Каждый из нас — это закрытая система, которая сама себя не может адекватно оценить. И в недрах нашей «системы» сидит глубоко спрятавшийся «вирус», который постоянно нас сбивает с толку, а мы этого даже не в состоянии заметить. Я имею в виду первородный грех. Один-единственный выход из этой закрытости — это наша совесть. Голос совести для нас является, пожалуй, последней точкой опоры. Как только мы его заглушаем, тут же «захлопываемся», становимся неуправляемыми, внутри нас начинают происходить жуткие процессы: одни страсти борются с другими, побеждают их, за счет этого растут, заполняют всю душу. А нам кажется, что это и есть «бурная жизнь».

И здесь как раз очень важно наличие священника, который может дать оценку твоего покаяния. Убирая священника, мы превращаем покаяние в «мой личный диалог с Богом», то есть захлопываем нашу внутреннюю систему и в ней неизбежно создаем своего личного, «карманного» божка, с которым всегда можно договориться. А у покаяния цель — вывести человека из этой системы.

— Если человек еще не научился каяться, не в состоянии сегодня преодолеть свою греховность, а просто готов прийти и констатировать факт: «Я унываю, я тщеславлюсь» — ему рано на исповедь?

— Все великое начинается с малого — все равно лучше, если он пойдет на исповедь. Тем самым будет брошен некий спасительный якорь на другую территорию. Если якорь хотя бы будет держаться, постепенно кающийся приблизится к тому берегу, на котором он уже станет другим человеком. А без покаяния и исповеди он носится в море сам по себе, со своими проблемами, со своими грехами. Шансов, что в нем вызреет полноценное покаяние и он станет другим человеком в один прекрасный момент, крайне мало. Этого может никогда и не случиться.

— Многим сложно преодолеть стыд перед священником, принимающим исповедь…

— Да, но ведь совесть очищается лучше всего как раз стыдом. Кроме того, стыд — лучший механизм сдерживания, предохранения в дальнейшем от совершения греха. Вот ты подходишь к краю пропасти, и перед тобой встает выбор: либо ты совершаешь грех и расстаешься со «всей этой церковностью», со Христом и надеждой на спасение; либо совершаешь этот грех, а потом, краснея и бледнея от стыда, священнику рассказываешь о нем. Часто именно стыд становится более чем достаточной мотивацией, чтобы отшатнуться от этого края пропасти, удержаться. Человеку становится жалко себя: зачем самого себя позорить потом на исповеди?

Христиане — слабаки или перфекционисты?

— Нередко можно услышать такое мнение: вы все время каетесь, уничижаете себя, боитесь совершить ошибку; значит, Православие — капитуляция перед жизнью, проявление слабости. Что на это ответить?

— На самом деле все наоборот. Покаяние — это стремление становиться все лучше и лучше. Говоря о духовной жизни, апостол Павел сравнивает христианина со спорт-сменом. Он говорит: все бегут на ристалище, но победа достается тому, кто прибежит первым; вот так и мы должны стремиться достичь большего. Поэтому покаяние является не результатом заниженной самооценки, а неизбежным следствием постоянного стремления к совершенству. Верующий человек понимает, что в данный момент он далеко не тот, кем мог бы и должен быть. Желание становиться все лучше и лучше как раз и рождает в нем потребность в осознании своего греха и победе над ним.

Здесь есть определенный парадокс: чем ближе человек становится к Богу, тем более непотребным, грешным он себя видит — но в нем это рождает не отчаяние или упадок сил, а, напротив, становится источником стремления ко Христу, постоянного очищения, обновления Божественной благодатью.

Есть среди аграф (не записанных в канонических Евангелиях изречений Христа) такие слова: «Просите великого, и малое приложится вам; просите небесного, и земное приложится вам». То есть для того чтобы стать хотя бы просто хорошими, порядочными людьми, мы ставим себе очень высокую планку — планку святости. Если опустим планку до обычной человеческой душевности и порядочности, то и этого не достигнем и останемся в своем непотребном состоянии.

— Поиск своих недостатков никак не связан с заниженной самооценкой?

— Конечно, человек, который приходит на исповедь, думает о себе гораздо хуже, нежели когда он, например, совершает какое-то доброе дело. Но это для него — следствие своего сравнения с идеалом, со Христом. А вовсе не самоцель.

Цель покаяния в том, чтобы человек приблизился ко Христу и сделался другим, а не в том, чтобы он опустил голову как можно ниже и стал думать о себе как можно хуже. Можно сказать так: в христианстве покаяние не грехоцентрично, а Христоцентрично. То есть наша задача отнюдь не в том, чтобы превратиться в таких «стерильных праведничков», к которым нельзя предъявить никаких претензий. А в том, чтобы стать резонансными Христу, стать подражателями Ему и Его святым. Мы не просто пытаемся воспитывать в себе какие-то собственные добродетели, а стараемся сделать душу предельно прозрачной для того, чтобы в ней преломлялся — но не искажался! — Сам Христос. Чтобы не происходило бесконечного закручивания спиралек страстей вокруг нашего самолюбия, а напротив: те способности души, которые вложены в нас Богом, раскрывались бы во всей своей красоте и полноте!

Поэтому глубоко неправильно отождествлять покаяние с самоуничижением и саможалением.

— Можно ли увидеть плод покаяния? Понять: вот, я на верном пути?

— Да. Например, ви́дение своих грехов напрямую вытекает из покаяния.

Я помню, один семинарист шутил: «Исповедался, причастился — и так хорошо, что хоть на рельсы ложись!» Это показывает, что зачастую человек и не догадывается, что в его душе еще масса всего, что требует работы, требует существенного перерождения. На самом деле то, что он может в данный момент, и то, чего от него в итоге хочет Бог, — это разные вещи.

Боюсь, никакая душа не выдержит зрелища своего реального состояния. Поэтому Господь открывает человеку его несоответствие евангельскому идеалу ровно в той мере, в какой он способен понести и не только согласиться, но и сделать определенные выводы.

Новоначальному незачем видеть какие-то тонкие оттенки, которые он не то что не сможет принять, а которые вызовут откровенный внутренний бунт, если не отчаяние. Он просто еще не готов. А вот когда проходит время, человек кается, принимает прощение, реально видит, как освобождается от определенных страстей, у него увеличивается доверие Богу, и Господь понемногу, потихоньку открывает ему то, над чем надо дальше работать.

— То есть не надо форсировать процесс?

— Ни в коем случае.

— Бывает ли, что человек формально делает все верно, но настоящего покаяния не происходит? И как это распознать?

— Я студентам часто привожу такой пример. Представьте себе, вы украли у кого-то кошелек. Потратили все эти деньги, кошелек выбросили. Потом пошли на исповедь, рассказали, мол, так и так, согрешил воровством (не особо распространяясь, что, собственно, произошло). «Бог тебя простит и разрешит», — говорит священник. И теперь вы с чистой совестью, потраченными чужими деньгами дальше идете по жизни. Сможете ли вы в следующий раз сделать то же самое? Пятьдесят на пятьдесят! Возможно, будет стыдно, но есть масса ухищрений, чтобы стыд притупить: можно пойти на исповедь к другому батюшке, например, который и не знает, что перед ним — хронический вор и обманщик.

А теперь представьте себе другую ситуацию. Вы украли кошелек, истратили деньги, потом осознали, что наделали. И идете, возвращаете деньги тому, у кого украли, да еще говорите ему: «Прости меня, я у тебя украл кошелек, вот возьми то, что я у тебя украл. И вот тебе еще денег в качестве моральной компенсации за то, что я тебя обворовал». Так вот, я очень сомневаюсь, что после такого поступка у человека снова появится желание своровать.

Поэтому когда мы внутри себя, в душе сокрушаемся — это хорошо. Но чтобы покаяние было полноценным, необходимо какое-то деятельное участие, какая-то внешняя перемена.

— Не многие могут похвастаться тем, что никогда не возвращались к тем грехам, в которых каялись. Это значит, что-то делается неверно?

— Тут надо понимать, что одно дело — грех, который человек совершает по причине своего несовершенства: мы все далеко не такие, какими должны быть, и всю жизнь это преодолеваем. И совсем другое дело — грех, который человек совершает потому, что хочет его совершать. Он живет этим, и вполне определенная страсть становится важным, если не центральным, содержанием его жизни.

В первом случае, я думаю, действительно не так легко сказать: «Все, больше я этого не совершаю!» А во втором случае — если уж человек действительно кается в совершённом грехе, то к нему уже не возвращается: это слишком больно, позорно, стыдно…

Об унынии и полезной праздности

— Пример с воровством предельно ясен. Но, допустим, речь о том, что не так легко исправить и искоренить: о гордости, об унынии…

— Вы знаете, мы действительно недооцениваем такие страсти. Вот уныние, например, — это очень жестокая страсть. Преподобный Иоанн Лествичник по силе воздействия на душу ставил ее в один ряд с блудной страстью, потому что она бьет именно в сердце как средоточие всей человеческой жизни. А почему человек унывает? Потому что слишком себя самого любит, потому что все зациклено на нем самом, и любое принуждение к чему-либо, любое неудовольствие приводит к резкому, даже катастрофическому падению его жизненного тонуса. Так что по-настоящему каяться в унынии — значит переустановить всю жизнь так, чтобы то, от чего ты унываешь, становилось для тебя источником радости. По сути, это значит — стать другим человеком.

— Но ведь о том и речь: можно заставить себя не воровать, но как заставить себя радоваться?

— Невозможно искусственным образом создать в своей душе радость, она относится именно к тем понятиям, о которых хорошо сказано: если Бог не даст, сам не возьмешь. А Бог дает радость только в том случае, когда человек себя отдает…

Да, если сто раз прийти на исповедь и сказать: «Грешен унынием» — от этого ничего не изменится. Уныние — верхушка огромного айсберга, с которым надо разбираться, здесь требуется глубинная переориентация ценностей человека. Хорошо бы найти такого духовника, который помог бы в этом разобраться.

И покаяние будет скорее не в самом унынии, а в тех страстях, в тех неправильных поступках, результатом которых оно и стало.

У меня перед глазами стоит пример. Женщина сидит в неубранной квартире, плачет, себя жалеет: ее жилище — настоящий хлев, туда зайти невозможно. Но при этом она ничего не делает, нигде не работает. Ей плохо, жалко себя, ее все бросили, никто не хочет помогать. Но она не ударила палец о палец, чтобы изменить что-то. Да хотя бы просто пойти и полы помыть, окна протереть — свет Божий в них заглянет, и тебе уже будет легче!..

Тут нужна уже реабилитация. И такая же, по сути, реабилитация нужна, чтобы избавиться от замкнувшегося на самом себе эгоцентризма. Церковь этим и занимается, это «ее профиль» — помогать людям победить самих себя, преодолеть состояние изолированности от полноты жизни в Боге.

— Здесь действует принцип замещения: то есть не просто осудить что-то дурное в себе, а преобразовать его в нечто положительное?

— Любая страсть является «сбесившейся» добродетелью — той самой силой, вложенной самим Богом, но извращенной, поменявшей свое направление под воздействием сильнейшего притяжения магнитом эгоцентризма и самолюбия.

Например, вместо того, чтобы, принимая пищу, благодарить Бога за то, что Он нам дал ее, и за то удовольствие, которое мы получаем от еды, человек сконцентрирован на том, чтобы получить еще какое-то дополнительное, особое наслаждение от приема пищи. Ничего особо не меняется — сдвигаются акценты. Уныние — наверное, та же извращенная способность человека получать удовольствие и радоваться, но которая замкнулась сама на себе. И поскольку она сама для себя не может быть источником радости, она становится для себя источником боли, и в то же самое время — какого-то ущербного, извращенного удовольствия («это сладкое слово «обида»)…

Святые отцы говорили, что в основе всех страстей лежит себялюбие. Это тот самый магнит, который все на себя замыкает, к себе поворачивает. И поэтому задача покаяния не просто в том, чтобы от этих формальных грехов очистить человека, а в том, чтобы силы своей души развернуть в правильном направлении.

— Напоследок, какой совет Вы бы дали человеку, который решится встать на путь покаяния?

— Я бы посоветовал несколько вещей.

Во-первых, как ни парадоксально и просто звучит, стараться чаще бывать в храме. Потому что, приходя в храм, человек оказывается на территории, которая очень резко контрастирует с его жизнью. Храмовое богослужение, соборная молитва даже без полноценного участия ума переустанавливает наше сердце — тогда и акценты в душе расставляются по-другому.

Опыт показывает, что, когда люди даже искренне каются в чем-то, но потом пренебрегают богослужебной жизнью, они зачастую оказываются не в состоянии удержаться от того соблазна, которым пропитан мир. И с другой стороны, богослужебная жизнь, регулярное пребывание в храме оказывается мощнейшим фундаментом, на котором можно строить свое спасение. Храм — это спасительный остров в житейской трясине, в котором только и можно запастись «кислородом вечности».

Во-вторых, я бы посоветовал изменить внешний уклад своей жизни, чтобы настроить себя на покаянный лад — изменить, насколько это возможно. Например, уехать куда-нибудь на несколько дней, уединиться, чтобы сосредоточиться, поразмыслить о своей жизни. Хорошо поехать в какой-нибудь уединенный монастырь, чтобы погрузиться в атмосферу молитвы и внутренней тишины. Очень хорошо, когда у человека есть возможность выделять какое-то время для молчания — и внутреннего, и внешнего.

Сёрен Кьеркегор писал: «Весь мир сегодня болен, вся жизнь больна… Если бы я был врачом и меня спросили: что ты посоветуешь? — я бы ответил: сотвори молчание! Заставь людей помолчать. Иначе не может быть услышано слово Божие». Сегодня вокруг нас так много информации, много слов, много всего входящего, что никто уже не верит в саму возможность слова иметь непреходящую ценность. Поэтому каждому из нас иногда надо просто побыть одному. Даже не молиться, не размышлять о чем-то специально, а просто помолчать и послушать. Послушать, что тебе Бог скажет. Потому что, когда мы постоянно находимся в состоянии информационного возбуждения, наш слух атрофируется. А надо суметь услышать: ведь Бог говорит с человеком прежде всего через сердце. Опыт общения с настоящими молитвенниками свидетельствует: человек получает ответы на свои вопросы, как правило, даже не успев их задать. Потому что рядом со святым человеком не может не ощущаться его внутренняя тишина и предстояние перед Богом. Очень хорошо, когда человек сам помещает себя в условия, когда он физически недоступен для привычного бешеного ритма жизни, когда у него есть достаточно праздности, чтобы уделить время самому главному…

Беседовала Валерия Посашко

Вопрос: «Отец Димитрий, часто слышу от Вас некий скепсис по поводу кающихся и их формального перечисления грехов. Но ведь если человек совершил грех, осознал его, как грех, и потом произносит его на исповеди – что тут не так? Или я что-то не понимаю?»

Отвечает протоиерей Димитрий Смирнов:

– Объясняю в 1532-й раз. Слава Богу, что у нас есть русский язык, в обороте которого полмиллиона слова. Один из самых великих языков, на котором говорят люди! Поэтому, одно дело – каяться, а, другое дело – исповедоваться.

Исповедоваться – значит, на исповеди говорить из себя всё до конца. «Ведать, поведать» – значит, рассказать, а «испо» – значит, из глубины. Например, есть такое слово «исподнее» – белье, которое внутри и которого не видно.

А покаяние – это есть изменение своей жизни, причем, изменение жизни на четырех уровнях: поступки, слова, мысли и чувства. Человек может сказать: «Я сознаю, что я блудник. Я сознаю, что я вор. Я сознаю, что я завистник и желатель чужого. Я сознаю, что я бездельник». И так далее, потому что до конца недели можно перечислять. И что? А завтра? А завтра буду повторять. И что? Исповедь есть? Есть. Осознание есть? Есть. А чего нет? Покаяния нет! Вот отсюда и скепсис. Бог нам не говорил: «Исповедуйтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Он говорил: «Покайтесь…»!

Исповедь, если сравнить с нашей обычной жизнью, играет роль постановки диагноза. Человек – по заповеди Божьей! – должен внимать себе, увидеть в себе это, поставить диагноз, а дальше уже – изменить свою жизнь в этих четырех направлениях, о которых я ранее сказал. Тогда это будет покаяние.

Как можно это изменить? Понятно, что сам человек с этим справиться не сможет, а только изо всех сил воздерживаясь и молясь Богу – от всей души и действительно желая – чтобы Он его от этого освободил. И тогда Господь освободит. От чего-то – быстро, а от чего-то – долго. И только это движение к изменению – есть покаяние! А по поводу всего остального – лишь скепсис. Если человек приходит к врачу и говорит, что у него то-то и то-то болит, то врач ему выписывает определенные лекарства, больной их аккуратно покупает, но не принимает, а потом приходит к врачу и говорит, что ему ничего не помогает. И какой смысл идти к врачу? Имеет смысл идти к врачу только в одном случае: если я верю этому врачу (а Господь здесь – как врач, и церковь – как лечебница), то, естественно, я буду принимать те снадобья, которые мне прописывает врач.


– Человек воздерживается от поступков, но как изменить образ мыслей и, особенно – чувств?

Протоиерей Димитрий Смирнов:
– Правильно! А это может – только Господь! Поэтому «блаженны алчущие и жаждущие правды». Нужно хотеть очиститься так, как хочет очиститься прокаженный! Нужно хотеть увидеть свои грехи так, как хотел стать зрячим слепой! Нужно так хотеть совоскреснуть со Христом, как наинская вдова хотела, чтобы воскрес ее сын! Только так! С напряжением всех сил души! Тогда будет результат. А если ни шатко, ни валко – то ничего и не будет.

Протоиерей Александр Березовский:
– Увы, батюшка, этого-то напряжения сил и не хватает…

Протоиерей Димитрий Смирнов:
– «…Да просит он у Бога»! Он – податель сил! Он – Спаситель! А если вера теплохладная, и человек о Боге забывает – ну, что ж… Или грех очень любит. И такое тоже бывает: человек всё осознает, но любовь к греху больше, чем любовь к Богу.

Раскаяние – основанный на свободе воли человека, укор совести о совершенном грехе.

Раскаяние есть сожаление о том, что я поступил так-то, а не иначе. Следовательно, оно есть невольное признание того, что я мог бы поступить и по другому, правильно. Раскаяние – это первый этап покаяния. Раскаяние – сожаление, что грех совершён, покаяние – твёрдая решимость оставить грех, борьба с ним, перемена жизни.

При раскаянии человек не только осознает неправильность, ошибочность, греховность, но и горько сожалеет о поступке (помышлении, высказывании), тоскует, испытывает муки совести, страдает, томится, казнится.

В раскаянии нет еще отречения человека от себя прежнего, он раскаивается лишь в отдельном поступке. При раскаянии разум признается в том, что цель оказалась неправильной, что средства оказались не те, что результат получился неожиданным. При этом испытываются эмоции от сожаления до стыда. Раскаяние есть самая сильная форма сознательного самоосуждения. Раскаяние есть сумма из логической констатации ошибки и отрицательных эмоций.

Тупиковые пути раскаяния – уныние или попытка успокоить совесть в суете дел или самооправдании. Самоубийство Иуды – крайний случай раскаяния без покаяния.

Покаяние – осознание своей греховности и переживание, связанное с таким осознанием. Это не только сожаление о совершении проступков, противоречащих заповедям и нравственным нормам, но нечто большее – раскаяние, то есть осуждение всего неправильно содеянного: «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Кор. 7: 10).

Анализ подоплеки греха Иуды и греха Петра приводят, в конечном счете, к противопоставлению этих евангельских персонажей, один из которых раскаялся, однако не покаялся в евангельском смысле «перемены ума» («метанойя») и, продолжая пребывать в греховном мраке, отчаялся и удавился, а другой – плакал горько (Мф. 26:75) и, исполненный любви ко Христу, прибег к Его милосердию, покаялся, был прощен, получил Господне благословение, стал первоверховным апостолом и засвидетельствовал свою верность Господу мученической кончиной.

Это говорит прежде всего о том, что между раскаянием Иуды и покаянием Петра существует кардинальная метафизическая разница. Раскаяние оказывается лишь муками нечистой совести, не ищущей и не чающей, однако, прощения, не верящей в Того, Кто имеет власть оставлять грехи, Кто взял на себя грех мира (Ин. 1:29). Раскаяние, таким образом, может настичь и неверующего человека, но покаяние происходит исключительно перед лицом Господним, в преддверии приблизившегося Царства Небесного. Покайтесь; ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4:17) – с этими словами Господь выходит на проповедь после искушения Его сатаною в пустыне.

В Священном Писании встречаются, на первый взгляд, непонятные слова о раскаянии Бога. Например: «И раскаялся Господь, что создал человека на земле» (Бытие 6:6). «Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем» (1 Царств 15:35), и тут же в этой главе выше (ст. 39) читаем: «и не раскаялся Верный Израилев: ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему». Это классический антропоморфизм. Можно попытаться передать указанное выражение, как состояние сильной скорби, но это тоже будет антропоморфизмом.

Следовательно, для действенности таинства покаяния необходимы искреннее сердечное раскаяние и твердое намерение исправить свою жизнь.

В ЧЁМ ОТЛИЧИЕ ПОКАЯНИЯ ОТ ИСПОВЕДИ Игумен Иоасаф (Перетятько) Покаяние - это акт долговременный, который в течение жизни должен постоянно тревожить нашу душу. Наши мысли, наши поступки в течение дня бывают неправильными. Покаяние заключается в том, чтобы каяться в своих страстях,ежеминутно. Исповедь это заключительный акт покаяния. На исповеди мы говорим о тех грехах, в которых мы внутренне уже раскаялись, которые мы оплакали. Тут мы просим Бога простить наши согрешения. Но само покаянное чувство должно возникать не только на исповеди, оно должно присутствовать в нас всегда. В православной литературе выделяют семь смертных грехов, совершая которые человек непременно попадёт в ад. Среди них, например, гордыня. Совершенно очевидно, что победить эту страсть крайне сложно, что истинное смирение - это удел великих подвижников. Что же, выходит, мы все - «дрова для ада»? Классификация грехов это излюбленное занятие католических схоластов. Они выделяли не только смертные грехи, но и грехи против Церкви, грехи против заповедей Божиих и т.д. Было несметное число таких классификаций. Единственное место в Священном Писании, где можно найти «обоснование» существования смертных грехов, - это послание ап. Иоанна, который говорит: Есть грех к смерти… …Но есть грех не к смерти (1 Ин. 5, 16). Но никакого перечня «смертных грехов» здесь не приводится. Собственно, та же мысль звучит в словах Господа: хула на Духа Святого не простится. Здесь нет речи о том, что некоторые поступки и грехи ведут за собой попадание в ад. Речь идёт о тех людях, которые настолько закоснели в грехе, что стали неспособны к покаянию. Поэтому по сути дела все грехи являются смертными. Любая страсть, которую воспитал человек в своей душе, может привести его к печальным последствиям. Только своими силами человек от грехов избавиться не может. Обязательно нужна благодать Божия. Именно Господь нас спасает по Своему милосердию. Если бы Бог судил по правде, то ни одна живая душа бы не спаслась. Но Бог не только строгий Судья, но и милостивый Отец. Его милость проявляется в том, что Он нам даёт возможность каяться. В Таинстве исповеди, если человек приходит к нему с должным усердием, с осознанием своих грехов, прощаются все грехи, в которых человек исповедался. Есть такие грехи, которые являются следствием греховного состояния человека. Один из них - гордыня. Святые отцы советовали с этим грехом бороться противоположной ему добродетелью - смирением. За 1 год или за 10 лет победить гордыню невозможно. Ради этого нужно бороться всю жизнь,т.е. учить себя смирению. А каких мы достигнем плодов в этой борьбе - судить не нам, а Богу. И если в какой-то миг нас настигает уныние, что мы боремся, а никаких явных результатов нет, в этом случае святые отцы советовали вспомнить, что Бог это милосердный Судья, и наше спасение в немалой степени зависит от Него, но также в не меньшей степени от нашей решимости бороться и спасаться. А уж оценки оставим на суд Божий.

Архим.Иона(Черепанов) От раза к разу список грехов напоминает ксерокопию с прошлой исповеди. Имеет ли смысл каяться в грехах, которые мы постоянно повторяем? Человек, уверовав и воцерковившись, зачастую после первой исповеди оставляет наиболее грубые и тяжкие грехи, явно «тянущие на дно» и мешающие вести духовную жизнь. Но, к сожалению, остаётся масса «мелочей», мелких привычек, которые буквально срослись с нашим естеством, стали за многие годы частью нашей жизни. С ними-то и сложнее всего бороться, они и составляют большую часть «ксерокопии» предыдущих исповедей. Об этой проблеме в духовной жизни говорится в одной из молитв Богородице на сон грядущим: многажды аще каюся… и по часе паки таяжде творю, т.е. много раз каюсь, но через какое-то время снова делаю то же самое. Наверное, Господь по Своему милосердию не попускает нам сразу избавиться от наших «любимых» прегрешений для того, чтобы нам, по слову прп. Серафима Саровского, не впасть в ещё больший грех высокоумия, то есть не начать любоваться своей мнимой праведностью. Желающему преуспеть в духовной жизни нужно помнить две вещи: нашего в нас - только грехи, а то, что есть доброго, дано нам по благодати Божией. Поэтому не нужно отчаиваться в том, что не всегда удаётся жить по заповедям, приводя себе на память слова опять же Серафима Саровского: «добродетель - не груша, её сразу не съешь», смиренно просить у Господа помощи в исправлении и, самое главное, чаще прибегать к Таинству исповеди, так как в нём даётся не только прощение грехов, но и благодатная помощь в борьбе с ними. Когда лучше исповедоваться, готовясь к причастию, - на вечерней службе или утром? Ведь если исповедуешься вечером, до утра непременно успеешь нагрешить «по мелочам», а если оставишь исповедь на утро - половину литургии пропустишь, стоя в очереди…

Правильнее всего следовать традиции, установившейся в том храме, который вы посещаете. Но если есть возможность выбора, то следует помнить, что Таинства исповеди и причастия между собой не взаимосвязаны. В Греции, например, исповедовать может далеко не каждый священник, а только имеющий особое благословение архиерея, и прихожане исповедуются у своего духовника, который может и не служить в их приходе, по мере необходимости. В нашей Церкви исповедь может совершать каждый священник, и поэтому весьма желательно иметь духовника, служащего на вашем приходе, и с ним советоваться, когда же лучше приступить к данному Таинству. С практической точки зрения идеальным будет исповедоваться не во время богослужения, а, например, перед началом литургии, или в крайнем случае во время вечерней службы. Непосредственно перед причастием мы слышим молитву: «Ты, Господи, пришёл в мир грешников спасти, я же - первый из них». Мы никогда не будем полностью готовы достойно принять это величайшее Таинство, мы и причащаемся не потому, что праведны, а потому, что грешны и нуждаемся в помощи и милости. Значительно опасней, если мы причащаемся с ощущением, что мы к этому готовы и этого достойны.

Здравствуйте, друзья! Вопрос читательницы нашего сайта: Скажите пожалуйста, а есть ли отличие между исповедью и покаянием? И что важнее для духовного развития, очищения и искупления грехов? Нужно ли исповедоваться, чтобы покаяние было настоящим?

Ответ: конечно отличия есть! Хорошая должна подводить человека к глубокому искреннему . И здесь важно, кому именно вы исповедуетесь.

Конечно, есть чистые Священники, Служители, которые исповедь проводят очень хорошо. Когда человеку легко открыть сердце, когда его мудро направляют, тогда исповедь превращается в ритуал глубокого раскаяния и освобождения от . Но не всегда так получается.

В исповеди человек выговаривается, он принимает решение не скрывать свои поступки прежде всего от Бога. А покаяние это продолжение исповеди. Покаяние может быть искренним, если человек глубоко осознал свои грехи, ошибки и принял решение так больше не поступать. Сам же процесс исповеди не всегда предполагает выход на глубокое покаяние. Человек может чувствовать вину, но это не значит, что он осознал грех и то зло, которое совершил, и совсем не означает, что он больше так не поступит. Он может исповедаться, выговориться, но не покаяться. После исповеди ему немного полегчает, он вздохнёт и пойдёт жить, как и жил, ничего не меняя (грешить, т.д.).

Исповедь – это лишь важный шаг к истинному покаянию. А покаяние – это процесс изменения человека, ритуал, в в процессе которого, в духовном единстве с и он изменят своё сознание и , а значит и свою судьбу. Во время покаяния, если оно проходит достаточно глубоко и искренне, с человека снимаются , негативные энергетические воздействия, блокировки по судьбе и т.п. В покаянии человек духовно растёт и этот процесс не имеет ничего общего с или . А чувство вины лишь блокирует очищение, направляя негатив на разрушение самого себя.

Исповедь, в хорошем варианте, это как целительский сеанс, в процессе которого Священник своим одухотворённым состоянием, правильным позитивным отношением, верой и мудрым словом помогает осознать человеку совершённое зло, грех, переключает его сознание на позитивную волну, в т.ч. помогает простить самого себя и подводит непосредственно к покаянию. Хорошая исповедь должна давать человеку чёткое различение и в его поступках и в его Душе. А сам ритуал Покаяния, снятие грехов и негативных воздействий в проводят уже Высшие Силы, а не человек (священник).

Нужно ли исповедоваться, чтобы покаяться?

Не обязательно! Это зависит от самого человека. Если у вас есть осознание греха, внутреннее раскаяние, потребность быть прощённым Богом, а главное Вера, вы можете раскаяться где угодно, местоположение вашего физического тела не имеет никакого значения. Имеет значение только состояние вашей души. Но, нахождение в храме Божьем, чаще всего усиливает состояние покаяния и духовную готовность к очищению, а значит усиливает глубину и эффективность данного ритуала.

Но есть и те, кому исповедь просто необходима! Кому необходима исповедь, чтобы покаяться? Тем, у кого не хватает Веры и своей , тому необходим проводник рядом (Священник, хороший друг), проводник, через которого будет идти поток Веры, через которого будет идти беседа с Богом и выстроится необходимая духовная связь для покаяния.