Благодать – Божественная энергия. Диалог "имябожника" с имяборцем - Православие (orthodoxy)

Имена Божии и Божией Матери Имена Божии, Божией Матери и относящиеся к ним местоимения и определения пишутся с прописной буквы; слово «имя» – со строчной.Бог Господь, Единый Бог, Господь-Вседержитель, «Творец небу и земли». «Отче наш; Иже еси на небесех…»Господь наш Иисус

Имена и книги Среди ученых второй половины XIX в., работавших с памятниками христианского прошлого, было много славных имен. Для развития исследований национальных церковных древностей важное значение имело знакомство с областью древностей раннехристианских и

Киприан Шахбазян :
Уважаемый maximlubyanov сделал скан с книжки, вышедшей в 2005 году в Москве: Святогорский монах Климент. "ИМЯБОЖНИЧЕСКИЙ БУНТ, или ПЛОДЫ УЧЕНИЯ КНИГИ «НА ГОРАХ КАВКАЗА». Краткий исторический очерк афонской смуты".
Выкладываю распознанный и отчасти отредакторованный скан: http://kiprian-sh.narod.ru/texts/afon.htm

Черномашенцев Р.Б. : как звали Бога до сотворения?Его звали: Отец и Сын и Святой Дух? Или у Бога не было имени?
Киприан Шахбазян :А зачем Богу было бы имя? Какую функцию исполняло бы это имя? Неужели следует представить себе общение Лиц Троицы при помощи именования/обращения/окликания? И на каком языке? На божественном?
Комментарий: Уважаемый Киприан видимо не в курсе, что, например, "спасительное имя Иисус прежде всех веков,В Троическом Совете, было предуготовано"
Черномашенцев
Р.Б. : То есть Вы полагаете, что у
Бога не было имени (имён).
"В начале было Слово", но это Слово "в начале" (то есть до
сотворения) было без имени. Так?
Киприан Шахбазян :Да, Вы поняли правильно. Надеюсь, слово "имя"
мы понимаем одинаково.
Черномашенцев Р.Б. : "Имя" это
название, наименование, котор.означает личность(В.И.Даль)и кот. обычно
используется для того, чтобы отличить (идентифицировать)от других,
принадлежащих к тому же классу (википедия).
Получается (по Вашему), что Бог до сотворения мира Сам Себя не идентифицировал
как Отец и Сын и Святой Дух. Был "безымянный" Бог. Имя Божие
"появилось" в результате творения, для того, чтобы идентифицировать
Отца от Сына, Их обоих от Духа, всех Троих от тварей. То есть (получается) имя
Божие - это "тварь" как и всё прочее сотворённое. Верно?
Киприан Шахбазян :Вы считаете, что для того, чтобы отличать Ипостаси,
Богу нужен язык? Опишите механизм отличия/идентификации, каким он Вам видится.
Опишите, как и когда вообще может понадобиться употреблении имени, языка в
процессе идентификации.
Черномашенцев Р.Б. : Язык - это
средство выражения и сообщения мыслей. Я не говорю, что "чтобы отличать
Ипостаси, Богу нужен язык". Я веду речь не о языке, а об имени Божием.
Лица Троицы идентифицируются при помощи имени (по крайней мере в Святом Писании они идентифицируются именно таким образом). Господь наш Иисус Христос во время своих проповедей на земле идентифицировал Отца и Святого духа (и Себя Самого) при помощи имени. Осмелюсь предположить, что до сотворения мира Он делал это таким же образом. Святые призывали Бога с помощью Его имени. Призывая имя Бога, они призывали Самого Бога. Имяславцы призывали имя Божие, то есть самого Бога. В этом смысле имя Божие есть Сам Бог (а не в том, что в звуках букв имени Божия содержится существо Бога). Вот и я, многогрешный, идентифицирую Бога от других варей и Лиц Троицы друг от друга с помощью имени (выражая мысли по поводу идентификации при помощи букв русского языка).
"самое существо Божие для нас непостижимо, и что имя Божие есть
обозначение, в смысле, доступном всем простым людям, самого божественного
Существа. Не о существе Бога, а о имени Его говорят простецы, об имени думают,
при помощи имени отличают Бога от всех других существ"[А.П.Лопухин.
Комментарий: Новый завет, С. 316. Библия, С. 14472 (ср. Комментарий I. Т. 2.
Евангелие от Матфея, С. 597)]
Согласен с А.П.Лопухином в том, что простецы (например монахи-имяславцы), думая о Боге (читая умом молитву Иисусову), думали не о существе Бога (которое
непостижимо для их ума). Тем более они не думали, что существо Бога содержится
в звуках букв (хотя до сих пор многие приписывают монахам-простецам этот грех,
вымышленный революционным Синодом). Имяславцам понятно, что "Бог находится вне всякой сотворённой твари и потому имя Его не имеет ничего общего ни с чем" (Деяния ВС, т.7, 1909, стр.331-332)тварным.
Киприан Шахбазян: *Я веду речь не о языке, а об имени Божием*
Назовите какое-либо имя Божие, которое бы не было высказано не в языке.
*Господь наш Иисус Христос во время своих проповедей на земле идентифицировал Отца и Святого духа (и Себя Самого) при помощи имени. Осмелюсь предположить, что до сотворения мира Он делал это таким же образом*
То есть совершал операцию соотнесения знака с означаемым? Сомневаюсь.
*Святые призывали Бога с помощью Его имени. Призывая имя Бога, они призывали
Самого Бога*
Они указывали с помощью имени на Того, Кого они призывают.
PS Вы меня простите, но я не очень расположен по сотому разу обсуждать проблему
"имяславия". Свое мнение я высказал в статье
(http://kiprian-sh.narod.ru/texts/Imya.htm) и в постах ЖЖ под тегом
"имяславие".
Черномашенцев Р.Б.: Уважаемый Киприан.
Откровенно говоря не являюсь адептом имяславия ("имябожничества") в
строгом смысле этого слова, ибо не разобрался как следует в этом вопросе.
Поэтому когда увидел название предложенной статьи, то возрадовался, ибо
полагал, что наконец ознакомлюсь с объективным исследованием этого вопроса.Однако ожидаемое ощущение впоследствии не совпало с действительным, поэтому позволю себе остановиться на некоторых существенных, на мой взгляд, замечаниях. Не берусь пока рецензировать всю работу, ибо прочитал только первые 13-ть (из 41) страниц. Однако, уже с самого начала прослеживается несоответствие между темой, заявленной в заголовке и самим изложением вопроса. Полагаю, что автор неплохо
знаком с классическими русскими православно-догматическими системами, из
которых наиболее признанной и авторитетной на сегодняшний день является система
изложения догматов митр.Макария Булгакова. Поэтому, когда я стал внимательно
читать работу, то надеялся, что встречу классическую схему: раскрытие догмата в
православном его понимании Церковью с приведением мнений святых Отцов и
учителей Церкви, затем изложение частных православных мнений о догмате, затем
нравственное приложение догмата и, наконец, изложение еретических мнений о
догмате.

В работе же уважаемого автора углядел обратное: 1)с самого начала статьи он
заявляет, что мнение его оппонентов еретичное (при чём подчёркивает это как
факт в первой же сноске), более того он 2)сам свидетельствует, что соборного
мнения по этому поводу пока нет (т.к. на поместн.Соборе русской Церкви вопрос
не рассматривался). Тем не менее автор подчёркивает, что имяславцы не правы и
даже 3)пытается отказать им в защите иного мнения. При этом 4) с самого начала
идёт разбор не самих имяславцев-исихастов, а неких религиозных философов,
писавших в защиту имяслявия, путём 5) частого использования одного и того же
насмешливого выражения "высокопросвещённые богословы", которое взято
у м.Храповицкого, репутация которого 6) вызывает сомнения у православных
христиан в связи с его публичными еретическими идеями и высказываниями в
оправдание масонства для иерархов. Может автор расчитывает на неграмотную в
догматическом отношении публику? Ведь как объяснить это отступление от
классической схемы? Хотя в самом начале ув.автор заявляет, что он делает всего
лишь "краткий очерк идей" этого спора, но на самом деле он 7)с самого
начала даёт психологическую установку, что имяславия нет, а есть
имябожничество. НЛП? По моему мнению очень похоже на то. Как понимать вот эти
фразы: "основной задачей мы ставим... прояснение оснований" Что это
за основания? Согласно православно-догматического богословия таким основанием
является церковный догмат (истина веры), который ув. автор почему то не
приводит (складывается впечатление, что он сам его не знает). Затем вот эта:
"отождествление имени и сущности в таком виде не удержалось в
имябожнической среде... в виду слишком явного несоответствия святоотеческому
учению" (при этом святоотеческое учение вновь не приводится).
Киприан
Шахбазян не отвечает
Черномашенцев Р.Б.: Уважаемый автор! Вы
приведите вначале учение Церкви (а не частные мнения Отцов), а потом говорите
где оно не соответствует тому или иному аспекту имяславия! Тем более, что
ув.автор признаёт, что сам схим.Иларион "ограничился свидетельством, что
сущность, то есть имя сущность являет, имя есть проявление сущности". Что
здесь еретического по сравнению с учением Церкви или с частными мнениями
уважаемых древних Отцов, которые разсуждали подобным же образом? Зачем дальше
углубляться в тонкости подобно латинянам? От такого углубления будет только
вред. Ведь речь идёт не о чём то ином, но о Боге, Который (цитирую
митр.Макария) "по существу не постижим и не именуем" (в строгом смысле).
Святые отцы древности признавали, что все имена, приписываемые Богу "не
выражают вполне Его сущности". Поэтому, на мой взгляд, схим.Иларион
правильно сделал, что всего лишь коротко "ограничился свидетельством"
не вдаваясь в опасные и безплодные философские споры. Тем более ув.автор сам в
своей работе свидетельствует, что защищаемый им Синод сам исповедует
"имябожничество", приводя цитату Синода: "Мы не отделяем Его
самого (т.е. Бога) от произносимого Имени, Имя и Сам Бог в молитве для нас
тождественны". Исихасты-имяславцы исповедуют то же самое -
тождественность, одновременно признавая, что по существу Бог для нашего ума
непостижим (в этой жизни точно не постижим). В чём же спор, если по существу
вопроса оппоненты (Синод и имяславцы) исповедуют одно и то же? Ответте
пожалуйста на этот простой вопрос, не "задаваясь вопросом о философском
истоке учения имяславцев". Ещё. Вы считаете, что о.Флоренский "совсем
не прав", когда выводит, что "сущность являет себя в имени". Об
этом же свидетельствует митр.Макарий, который приводит св.Отцов: "имена..
не выражают вполне Его сущность" (прав-догм богосл.1999,т.1, стр.93) то
есть являют (про-являют, выражают и т.п.), но не выражают "вполне". В
чём "совсем не прав" митр.Макарий со святыми Отцами? Пожалуйста,
ответте.
И ещё. В статье повествуется, что арх.Рождественский говорил, что имяславцы
исповедовали, что будут "причащаться именем Божиим". Есть ли
неопровержимые свидетельства "безумности" этих речей, где
доказательства в том, что монахи на самом деле отвергали Таинство святого
Причастия или по крайней мере "причащение Именем" считали 8-м
церковным таинством"? Или это (всё-таки) домыслы их оппонентов?
Ещё. Ув.автор пишет: "непонятно почему слова Синода "в нашем
сердце" должны быть интерпретированы..." А как они должны быть
интерпретированы с догматических позиций? (Вы об этом умалчиваете).Далее Вы
утверждаете, что имяславцы рассматривают сознание "как род небытия".
Вы что, обвиняете их в том, что они отвергают догмат о том, что мир создан
Богом из ничего (из небытия)
(прошу прощения, что по форумной привычке обращаюсь как к 3-му лицу). С уважением,
Черномашенцев Руслан.
Киприан
Шахбазян: не
отвечает
Черномашенцев
Р.Б.: Революционный
СПС в своём послании 1913 года пишет:
"... допускать (вместе с о. Булатовичем), что "самым звукам и буквам
Имени Божия присуща благодать Божия" (стр. 188) или (что в сущности то же
самое) что Бог нераздельно присущ Своему Имени, значит, в конце концов, ставить
Бога в какую-то зависимость от человека"
(http://imiaslav.narod.ru/dok_mater/posl_sinod.htm).
Мы видим, что архиереи благодать Божию (которая в догматическом смысле есть
особенная сила или особенное действие Божие в человеке) отождествляют с Его
существом, то есть не различают благодати Божией от Бога в существе Своём,
полностью смешивают существо и действие Божие. По мнению архиереев получается,
что благодать Божия есть Сам Бог в существе своём (естество Божие = сила и
действие Божие в человеке). Такого определения в православно-догматическом
богословии лично я не встречал. Это есть, на мой взгляд, ересь, ибо пастыри
древней Церкви называли Бога по существу (природе, естеству) непостижимым,
неименуемым и неопределимым.
Неудивительно, что подобные "познания" революционной иерархии в
православно-догматическом богословии привели к искажению прочих церковных догматов
(например, о промысле Божием, о царской власти), что в конечном итоге и
спровоцировало революцию 1917-го года.
Киприан Шахбазян: не отвечает
Черномашенцев Р.Б.: "Имяславие или
имябожничество"?

Вы пишите:"Сам схимонах Иларион ограничился лишь «свидетельством», что
отношение имени к именуемому есть отношение неразрывной связи: имя выражает
сущность, то есть имя сущность являет, имя есть про-явление сущности".
Если не привлекать сюда сомнительные толкования этого "свидетельства"
указанными Вами о.Флоренским и др., то почему бы не отнести мнение о.Илариона
об имени Иисус к теологумену и не возводить искуственно в еретический догмат?
(как это сделал Синод).

Ведь история свидетельствует, что древние Отцы Церкви тоже имели подобные
мнения о некоторых именах Божиих (например, об имени Иегова), однако Церковь не
делала из того трагедии, не отлучала их от Себя (не учиняла кровавые расправы).
Киприан
Шахбазян забанил
оппонента

Было ли Рождество Христа всего лишь подобием одного из бесчисленных воплощений богов античной мифологии? Или человечество и весь материальный мир получили благодаря ему какие-то новые, небывалые ранее дары и открытия?

В наше время на свете осталось не так уж много людей, которые бы совсем ничего не знали о Рождестве Христовом. Почти два тысячелетия христианский мир отмечает это событие как великий праздник. Даже на бытовом уровне это словосочетание прочно вошло в обиход. Рождественская елка, рождественские каникулы, рождественский гусь, наконец, рождественские распродажи в магазинах. Люди поздравляют друг друга с Рождеством, дарят друг другу подарки, желают всего самого-самого лучшего… Но мало кто задает себе при этом вопрос: а что же такое, собственно, я сегодня праздную?

Ответ, вроде бы, очевиден. Любой школьник знает, что Рождество – это день рождения Иисуса Христа. Но по существу это мало что объясняет. Ну да, родился Иисус, великий Учитель человечества, ну и что? Разве мало у человечества было великих учителей? Были в истории и великие проповедники, и мыслители, и создатели новых религий. Почему же тогда весь мир не отмечает их дни рождения? Ведь это тоже были достойные люди. В чем-то Иисус Христос им даже уступает: Он ведь не создал никакой философской или этической концепции, не написал ни одной книги, и уж тем более не завоевывал с мечом в руке новых народов, распространяя Свое учение. Вместо армии у Него была горстка малограмотных рыбаков, а то, чему Он учил, было известно иудеям еще со времен Моисея и пророков.

Правда, христиане считают, что Иисус это – Бог, который воплотился и стал человеком. Но древний мир был переполнен разными богами, в том числе и такими, которые воплощались, совершали на земле великие дела, творили чудеса. При этом воплощения языческих богов были намного более эффектными: Юпитер становился драконом, Зевс проливался на землю золотым дождем. Почему же люди во всем мире поздравляют друг друга с тем, что две тысячи лет назад в одной бедной семье родился маленький Мальчик? Он был обычным ребенком, любил Свою маму, которая кормила Его грудью, учила ходить, разговаривать… А когда Мальчик подрос, Он стал помогать отцу в плотницком ремесле. Обычная история - ничего особенного. Так что же было в Его рождении такого, что люди по всей земле до сих пор не могут забыть о Нем?

Не только учитель

Есть один существенный факт, который отличает христианство от остальных мировых религий. Ни в иудаизме, ни в буддизме, ни в исламе нет учения о божественном происхождении людей, которые являлись основателями этих религиозных систем. Моисей получил откровение непосредственно от Бога, Будда обрел свою мировоззренческую концепцию в результате многолетних аскетических опытов, Магомет проповедовал волю Аллаха, возвещенную ему через ангела Джабраила. Ознакомившись с их учениями, можно сделать вывод: да, это были великие пророки, учителя и вожди, но это были всего лишь люди. Да и сами Моисей, Будда и Магомет себя богами никогда не называли.

И только Иисус Христос совершенно определенно утверждает, что Он – воплотившийся Бог, пришедший на Землю для спасения людей. В это, конечно, можно и не верить. Евангельские события можно считать вымыслом, а христиан – просто недалекими людьми, воздающими божеские почести бродячему иудейскому философу. Но то, что Христос – единственный из основателей мировых религий, почитаемый своими последователями именно как Бог, который стал человеком, это бесспорный факт.

Правда, в любом советском школьном учебнике было написано, что как раз здесь-то христианство вовсе не оригинально, что в истории языческих религий полно подобных легенд. Но так ли это?

Иллюзии языческих воплощений

Да, античные боги тоже рождаются. Адонис, например, по одним сказаниям – является сыном девы Мирры, по другим – сыном сирийского царя от кровосмешения. Гера, супруга Зевса, именуется то девой, то вдовой. Апполон рождается то ли от девы, то ли от Зевса и Леты… Поразительная небрежность в повествовании о таком важнейшем религиозном факте, как явление бога человеку! Казалось бы, что может быть важнее для людей? И вдруг такая путаница…

Однако эта неразбериха легко объясняется одним обстоятельством. При всем разнообразии имен и сюжетов в мифах – как средиземноморских, так и индуистских, есть одна общая характеристика. Языческие боги воплощаются не на самом деле, а как бы понарошку. Они принимают облик некоего материального существа, но сами не становятся плотью. Поэтому-то, в конце концов, совершенно неважно, кто от кого и сколько раз “родился”.

Мысль о невозможности реального воплощения богов была широко распространена в древнегреческой философии. Эпикур, например, прямо говорил: “Боги никогда не пойдут на то, чтобы сделаться людьми действительными”. Откуда такая категоричность? Дело в том, что античная мысль рассматривала тело как темницу души. Платон писал: “Вечная участь человека – возвращение человеческой души в сферу чистых идей”. Если материальное существование даже для человека рассматривалось как наказание в языческом мире, что уж тут говорить о реальном воплощении бога. Ведь став, как говорил Эпикур, “людьми действительными”, боги неизбежно обрекали бы себя на все неудобства, лишения и страдания, которые сопутствуют человеческому существованию.

А Евангелие учит, что Бог стал человеком на самом деле, не теряя ничего в своем Божестве. И всю свою земную жизнь Христос оставался и Богом, и человеком. Он нуждался в пище, уставал, испытывал боль и страдания, плакал… И в то же время повелевал стихиям, одним Своим словом укрощал бурю, исцелял безнадежно больных и даже воскрешал мертвых. В Евангелии поражает это сочетание несовместимых, казалось бы, качеств: человек не может творить такие чудеса, а Божество не может страдать и нуждаться в чем-либо. Но все эти противоречия легко объясняются тем фактом, что в Рождестве Христовом Бог соединился с человеческим естеством реально и безусловно. Он на самом деле стал Человеком, у которого, к тому же было большое количество родственников и предков. Поэтому Новый Завет начинается с длинного и подробного родословия Иисуса Христа. В сравнении с этим документом путаная история происхождения языческих богов похожа на автобиографию беспризорника-сироты.

Родившийся на страдания

Есть в мифологии так называемые “умирающие и воскресающие боги”. Они рождаются, живут на Земле среди людей, потом умирают, как правило, насильственной смертью, потом – воскресают. Кажется, вот она – прямая аналогия Евангельским событиям! Но различие есть, и различие – кардинальное. Дело в том, что смерть языческих богов бессмысленна и случайна. И уж никак не добровольна. Не для того они воплощались! Они даже не подозревают о своей грядущей гибели. Все происходит внезапно. Злой брат Сет заманивает Осириса в ловушку и убивает.

А что в Евангелии? Христос родился для того, чтобы принять мучительную смерть на кресте, и всегда знал об этом. Он идет на страдания и смерть добровольно, вынеся всю муку понимания того, на что Себя обрекает. Этой мукой были исполнены слова Христа, когда Он молился в Гефсиманском саду и просил любимых учеников побыть с Ним рядом: “И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отойдя немного, пал на лицо Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты” (Мф.26:37-39).

После этого понятней становится смысл слов Эпикура о том, что боги никогда не пойдут на то, чтобы сделаться “людьми действительными”. Просто ни один язычник не видит в своих богах такого мужества и силы духа.

Бог. Человек. Космос

Языческие боги всегда проводили четкую границу между собой и смертными. Даже полубоги, рожденные от союзов богов с людьми, становились для олимпийцев врагами и конкурентами. В христианстве, напротив, Бог настолько приблизился к людям, что стал одним из них.

И тут встает самый важный вопрос: а зачем все это было нужно? Максим Исповедник пишет об этом так: “Бог слово, сын Бога Отца для того и стал человеком и сыном человеческим, чтобы соделать человеков богами и сынами Божиими”. Или в другом месте: “чтобы человека соделать богом, через соединение с Собой”. Ни больше ни меньше. И мы видим в истории Церкви множество людей, которые смогли воспринять этот бесценный дар Бога человечеству. Церковь именует их – святыми.

Но и это еще не все. Не только человечество получило во Христе исцеление, соединившись в Нем с Богом. Весь материальный мир, весь огромный космос, каждый атом вещества обретает после Рождества Христова новый смысл, новую перспективу. Вот как говорит об этом митрополит Антоний Сурожский:

“Бог облекается в человеческую плоть, в которой содержится все существующее, все, что есть в этом тварном мире. Он воспринимает все вещество этого мира, и это вещество не только Его собственного исторического тела, но всего мира, таинственно, невообразимо, личным образом соединяется с Самим Богом. И когда после Воскресения Христос возносится на небо, Он таинственно уносит все вещество нашего мира в самые глубины Божественной реальности. Бог присутствует в мире, становится частью не только его истории, но его существа, и мир присутствует в Боге».

В ясную безлунную ночь небо над нами загорается блестящей россыпью звезд. Глядя на это сияющее великолепие, трудно вообразить, что же на самом деле представляет собой наша Вселенная. Огромные скопления раскаленной материи, расстояния в миллионы световых лет, бесчисленное множество планет, звезд, галактик… Все это настолько несоизмеримо с человеком, что сознание отказывается воспринимать подобные масштабы. Даже наша Земля на таком фоне – всего лишь маленькая планета в звездной системе на краю Млечного Пути. И все же христианство вопреки всем этим бесспорным фактам считает Землю – центром мироздания. Потому что две тысячи лет назад в истории Вселенной начался отсчет новой эры. И начался он именно на Земле, с рождения в одной еврейской семье маленького Мальчика, в Котором Бог соединил Себя со всем материальным миром. Именно это, воистину, космического масштаба событие и отмечают все христиане нашей планеты, встречая светлый праздник Рождества.

Беседа с филологом и искусствоведом Ириной Есинской

Духовная жизнь есть реальная любовь. И нужно воздерживаться во всем, в чем бы то ни было – в движениях ума, в движениях своих чувств, в проявлениях запросов своей плоти, чтобы подарить любовь, высвободить эту энергию, которая нам присуща по нашей природе.
архиепископ Тульский и Белевский Алексий

Ирина, на Ваш взгляд, нужно ли, важно ли человеку быть счастливым? Вы бы могли сформулировать определение счастья для православного человека?

Счастье - это когда человек возвращается в Отчий Дом, имеет там часть свою. Счастье – это со-частие, быть частью Божественного замысла. Сейчас есть такое ощущение, что человеку посылается очень много: когда умножается грех, тогда преизобилует благодать Божия. Другое дело, что мы сами не готовы в должной мере принять посылаемые Божьи дары. Вся проблема в том, что современный человек больше склонен воспринимать негативный императив христианства: не делай того, не делай другого... Конечно, эти запреты законно существуют, вытекают из Декалога. Но вспомним, что впереди них идет заповедь Христова: возлюби Бога и ближнего своего. В этом, по божественному слову Спасителя нашего, Закон и пророки. Пришедший ради спасения человека на землю Христос дает нам нечто несравненно большее, чем негативный императив. Его заповеди - это заповеди блаженства, исполняя их, человек обретает полноту бытия, он становится по-настоящему счастлив. Христос говорит, что это блаженство близко. Только осталось сделать шаг навстречу, и ты его обретешь.
Вероятно, многие проблемы возникают от нашей всеобщей неукорененности в вере, - все наши уныние и печаль не по Бозе, - от неофитства. То есть нередко человек, приходя в Церковь, видит что-то совсем иное, нежели есть на самом деле. Его огрубелое сердце не в состоянии почувствовать, что главное в Церкви – это любовь Христова. Он только видит: это нельзя, то нельзя... И получается, что там, в миру, будто бы есть какая-то радость, хоть она и насквозь фальшивая зачастую. А здесь - взамен её - никакой радости. И это считается нормальным: так и будем жить без радости, не нужна она нам! Так же скорбно будем «восходить на небо», поститься, а во время поста мы будем гонять своих ближних, рявкать на всех, будем изводить друг друга и превозноситься тем, что мы – великие постники, а другие вообще не постятся - и люди ли это вообще или какие-то скоты бессловесные? И, к огромному сожалению, мы сами, глубоко верующие, способствуем тому, что у светских людей складывается образ церковного человека недобрый, несимпатичный какой-то. Этот образ порой даже может вызвать отталкивание у тех, кто ещё не пришел к Богу, не вошел в Церковь. Потому что, главное - в этом образе воцерковленого человека отсутствует радость, которую Господь нам заповедовал: радуйтесь! Все мы читали акафисты, где неоднократно встречается: Радуйся, радуйся... Сколько раз в акафисте повторяется это слово? Просто потрясает до глубины души! Потому что акафист - песнь радости, поэзия, которая родилась из чувства близости к Богу, из чувства блаженства… Это энергия радости! Словно бы тот, кто писал акафист, не мог насытиться сей небесной радостью: один раз взывание к Богу, к Божией Матери, или какому-либо святому - радуйся, второй, третий раз, четвертый... Да это потому, что его сердце переполняла радость. А мы сейчас лишь повторяем форму, но духа такого не имеем. Этой энергии не имеем. И нам абсолютно не весело. Почему? Потому что, прежде всего, в нас отсутствует любовь, именно она дает подлинную радость человеку... Бог есть Любовь. Мы можем сотни раз это повторять и, тем не менее, быть абсолютно не убедительными. Ведь убедить способно только присутствие в нас этой радости и Божьей любви. Если люди видят такие качества в верующем человеке, то это убеждает их безо всяких слов.

- А каково православное определение «энергии», потому что у многих превратное понимание этого слова?
- В конечном итоге всё, что мы делаем, - это энергия. То благое, что мы можем делать, это энергия; то, что не можем, - отсутствие энергии.
Благодать Божия – это нетварная (несотворенная) Божественная энергия, по слову свт. Григория Паламы.... А синергия – это содействие, сотворчество, соработничество с Богом. Ты не можешь быть соработником Божиим, если не будешь просвещен благодатью Божией, светом Христовым. Сама Божественная Сущность непознаваема для человека. Энергия происходит от Сущности, она не сотворена, это сущностная энергия. Сущность остается непознаваемой, но через сущностную энергию человек становится причастным Сущности. При этом воздействие Божественной энергии на человека понимается Православием в плане синергии, т.е. совместного богочеловеческого действия, со-действия.
Источник всего благого – нисхождение в мир нетварной Божественной энергии, с которой человек соединяясь, может познавать Бога. А познавая Бога, человек обретает радость, мир, любовь, счастье.

Вспоминается изречение великого сербского старца отца Фаддея (Штрабуловича), молитва есть черпание энергии из Источника жизни....
- Конечно. Всё сотворено словом Божиим, и всё, как мы сегодня знаем, - энергия... Человек и всё, что он делает – это энергия. Слово человеческое – это энергия.
В Слове Божием, в творческом Глаголе уже содержался весь мир. Вообще слово, творчество и энергия это триединство, одно целое. Но, не будем забывать, что и человеческое слово обладает огромной силой, оно сотворено синергией с Богом. Из Священного Писания мы знаем: Адам, предстоя пред Господом, нарекал всему живому имя его, чтобы отныне было так. Представляете: Адам - пред Богом, лицом к Лицу, вот удивительное, чудесное состояние сотворчества человека с его Творцом. Вот то, что должно бы быть у нас, если б не было грехопадения первых людей. Адам познавал все сущее и нарекал в соответствии с этим знанием. То есть в имени уже содержалась вся полнота знания. Об этом говорит преп. Серафим Саровский: все человечество не имеет той глубины познания, которое имел Адам.

- Человек – это ведь дух, по большому счету?
- Конечно. Как Бог – Дух, так и человек – дух. По призванию каждый человек должен стать богом по благодати. Безусловно, так.
- А на иконах что означают нимбы?..
- Это пребывание благодати Божией. А круг – символ безначальности, бесконечности, вечности. Пребывание с Богом. Если человек ближе к Богу, он – там в центре изображен. Потому что в центре круга – творящий мир Господь.

- Преп. Антоний Великий говорил, что если человек – в благодати, то вокруг него – будто огонь, а бесы, они как солома, они не могут подойти, чтобы не сгореть.
- «Яко тает воск от лица огня...» - сказано.
- Пребывание в энергетической защите получается, да, если человек в благодати?
- Конечно, в защите нетварной божественной энергии благодати Божией, благодати Духа Святаго. Благодать Духа Святаго и нетварная божественная энергия – всё суть одно и то же.

- А эту нетварную энергию человек может почувствовать?
- То есть благодать? Сначала зададимся вопросом, чего вообще человек ищет в Церкви, состояний ли, эмоций или он ищет все-таки Бога. Не надо переводить веру только на чувственный уровень: дай-ка я приду в храм и буду чувствовать энергию и т.д. Это может далеко завести, совсем не туда… Человек понимает, что пришла благодать по тому, что в его жизни, в сердце происходят благие перемены. Он чувствует полноту жизни, легкость, он исполняется надежды, радости, и в то же время он начинает чувствовать свой грех. И в этом опять проявляется антиномичность православного миропонимания: с одной стороны – радость о Духе Святом, ибо ты в Церкви Божией находишься и о Духе радуешься. А с другой стороны, ты скорбишь о том, что оскорбляешь Бога своими грехами, что не можешь превозмочь в себе какие-то страсти, потому что до конца жизни они терзают человека. Как говорится, не верь себе пока в гроб не ляжешь. До последнего вздоха на стороже стоит темная сила и пытается во тьму увлечь человека, порой очень успешно. И даже подвижник может все потерять, упасть в холодные волны житейского моря, то есть в душе появятся опустошение, холодность, уныние. В наше время люди депрессивные оттого, что не имеют сопряженности с Божественной энергией...
Вот так: с одной стороны – радость, с другой – чувство собственного несовершенства и ощущение своего греха. Если это потеряно, значит верующий в прелести (самообольщении). Известно, что прелесть иногда тоже может давать эйфорию.

- Мы – орудия Божии. Однако можно ли так рассуждать мирянину о соработничестве, как это делал один святой. Он конкретно говорил, к примеру: вот эти мои руки принадлежат Богу, поэтому я должен ими угождать Богу, всё делать во славу Его...
- Эта мысль высказана у апостола Павла: «и уже не я живу, но живет во мне Христос». Но всё-таки здесь надо с осторожностью детализировать, ведь этим можно и увлечься.Православному сознанию присуща антиномичность: с одной стороны осознаешь, что ты – грешный человек, а с другой – ты уже живешь в Церкви, а Церковь – свята. Ты принадлежишь к Телу Христову, ты имеешь как бы одну группу крови, если говорить образно, вообще со всеми верующими. И это радость, счастье, полнота, которая тебе дает всё.

- Ирина, хотелось бы узнать Ваше мнение по поводу высказывания одного священника о том, что многие воцерковленные люди по тридцать лет ходят в церковь, а остаются по своему духовному уровню новоначальными.
- Это совершенно неправильно и так быть не должно, получается, что мы просто зря пол в храме протаптываем. Если мы ни на миллиметр не продвигаемся ни на исповеди, ни в смысле своего покаяния, ни в смысле перемены своей жизни, это обличает нас и свидетельствует о том что наша жизнь безблагодатна, увы… И что сеем, то и жнем. Мы ходим много лет в Церковь, но никого не можем увлечь своим примером, у нас вырастают невоцерковленные дети, страшно пьющие, презирающие нас... Вера должна быть живая, действенная. И, конечно, должна приносить плоды.

- В современной церковной жизни существует проблема никотиновой зависимости среди верующих, даже некоторые священники не могут бросить курить. А ведь люди ходят иногда по 15-20 лет в храм, почему они не могут победить свою страсть табакокурения?
- По разным причинам. Эта страсть может пустить настолько глубокие корни, что порой выдернуть их бывает совсем непросто… Казалось бы, курение – такой грубый грех, почему бы от него не избавиться по-быстрому?.. Например, известный церковный писатель Сергей Нилус рассказывает о себе, как он, живя при старце, в Оптиной, был в полном отчаянии, потому что не мог бросить курить. Курил помногу, по нескольку пачек в день. Приходил к батюшке и говорил: ну, что мне делать, я не могу никак бросить курить. Неоднократно он пытался избавиться от этой вредной привычки, но все безрезультатно... Из-за этого унывал настолько, что даже приходили мысли о самоубийстве. Казалось бы, человек, который любил Церковь, много для нее старался делать… Да, скорбел по этому поводу, но вот оставить этого злопагубного занятия не мог. И если ему удавалось немного удержаться, то потом он еще страшнее, больше курил. И вот однажды заболела его возлюбленная супруга, и стало ей совсем плохо. И он когда увидел, что она умирает, то просто бросился перед иконой, взмолился и сказал: Господи, помоги, исцели! И так взывая к Господу, дал обет выкорчевать грех курения. После долгой слезной молитвы, он подошел к постели и увидел, что жена покрылась испариной, кризис миновал. Естественно, на следующий день она была еще очень слаба, он по делам бегал туда-сюда, и вдруг поймал себя на мысли, что полдня прошло, а ни разу не захотелось покурить. И больше в жизни он никогда не брал папиросы в рот...
Поэтому – как посмотреть. Если курение просто распущенность, без желания побороться, наверное, это очень плохо. А если страсть курения, как в случае с Сергеем Нилусом, то – какое мы право имеем судить вообще кого бы то ни было, кроме себя?..

- Должна ли быть методика духовного совершенствования у мирянина?
- Слово «методика» мне не очень нравится, потому что оно предполагает, что мы сейчас разграничим, расчертим. Первый пункт – такой-то, страсть такая-то, такая-то... Так сказать, белые начинают и выигрывают… Конечно, мы должны иметь представление о борьбе со страстями, об учении святых отцов Церкви. Мы должны все это понимать, знать, как православные христиане. Но, к сожалению, современному неукоренненному в вере человеку свойственно многое путать. На мой взгляд, тут методика простая: у верующего должен быть духовник, с которым он близок, как дитя со своей матерью. И ты всё ему честно, как на духу, рассказываешь, он тебя знает уже много лет, знает, что ты собой представляешь, что для тебя полезно, а что вредно. Ты находишь себе духовника, ибо видишь в нем образ того, кем хочешь когда-то стать. Таким – и мирным, и благим, и добрым, и радостным, и жертвенным. Если ты такого духовника себе найдешь, то со временем будешь становиться на него похожим. Вот в этом вся методика, необходим пастырь добрый, как матушка твоя родная, который будет давать только то, что добро есть. И ты будешь потихоньку изживать из себя страсти, потихоньку умиряться и восходить по лествице совершенства. Если у тебя нет духовника, то никакая твоя личная методика, никакое разграфление бумажек, дневников ничего не дадут. К сожалению, часто бывает так, что человек начинает читать прекрасные произведения: «Невидимая брань», авву Дорофея, «Лествицу» и т.д. и превратно всё понимает. Почему? Потому что если духовные законы знать только теоретически, а потом автоматически, не имея никакого духовного опыта и научения, брать и перекладывать их на свою жизнь, то неизбежно получается безобразие, жестокое и злое, чаще всего по отношению к ближним.

- Ирина, дайте, пожалуйста, практический совет, как мирянину победить в себе раздражительность?
- Посоветовать как мирянин мирянину? Во-первых, исповедовать надо сей грех постоянно. Это одно из таких, к сожалению, очень присущих современному человеку несовершенств, греховных проявлений. А во-вторых, мы все должны понимать, что гневаться и раздражаться элементарно некрасиво и недостойно. Недостойно человека как образа и подобия Божия.

- Кстати, отец Иов (Гумеров) прекрасно о достоинстве написал: «Чувство собственного достоинства человека возникает на основе сознания своего высокого звания и назначения. Чувство это искажается или теряется ложным мировоззрением и греховной жизнью... Восприятие своего христианского достоинства уверовавшему человеку не приходит сразу, а лишь по мере полноты веры и духовного преуспеяния... Если бы кого-либо усыновил царь, то на какую бы степень поднялось его чувство собственного достоинства и положения. Однако всех нас усыновил Небесный Царь! А много ли среди нас тех, для кого это стало источником всепобеждающей радости».
- Человек с чувством достоинства, не с чувством гордыни, подчеркиваю, - но достоинства, многих скверных поступков не совершит просто потому, что это недостойно.

- В Православии не принято говорить о том, что человек должен быть уверенным. Но верующий же должен быть таковым?
- Конечно, обязательно. Отсутствие уверенности подобно тому, как если бы человек пускался в путь на корабле, не имея никакого оснащения... Не понимая, куда мы двигаемся, будем вилять рулем туда-сюда и, в конце концов, с нами случится беда. «Кто рулит и весла бросит, того нелегкая заносит...» Напротив, у нас должно быть правильное направление: Церковь, в которой мы пребываем, - это и есть основа нашей уверенности. Не самоуверенности, а уверенности.

- А что такое богомыслие, в Вашем понимании?
- Это пребывание в Боге человека. Такое сочетание человека с Богом, когда у него идет бессловесная молитва, скорее всего, бессловесная. Когда человек молится, сказано, нисходит на него благодать Божия. Как говорил преп. Серафим Саровкий, когда придет благодать – остановитесь, не молитесь больше. Останьтесь в этом состоянии, перестаньте творить словесную молитву, апребывайте во внутренней тишише... вот это и есть богомыслие. Когда человек объят этим божественным Огнём.

- Скорее всего, в богомыслии много граней. Для нас, мирян, святитель Феофан Затворник говорил, что православным, помимо молитвы, необходимо заниматься еще и богомыслием, т.е. размышлением о божественном.
- Ну мы же не сядем и не станем что-то придумывать, фантазировать. Это изучение, думаю, нашей православной веры. Цель, на мой взгляд, чтобы прийти к состоянию, когда ум твой как бы плавает в Евангелии. Это дает человеку возможность видеть и понимать все с точки зрения Евангелия. Что-то с тобой случается, а у тебя уже всё твое существо возопило: этого не надо делать – грех! Вот что мы должны стяжать, это состояние, когда Евангелие – не та книга, в которую мы редко заглядываем, а та реальность, существующая в нас, в нашей системе видения мира. Это и есть богомыслие.

- А что такое созерцание?
- Созерцание – это молитва. Созерцательный путь – путь подвижников, духовное созерцание – молитвенность.
- В святоотеческой литературе много говорится о созерцании, а что это такое – толком и не понятно.
- Созерцание – это постоянное видение Бога, постоянное держание в уме Бога.
- Без-образное.
- Да. Зерцало, очами веры.

- Известный владыка сказал, что человек должен стремиться усовершенствовать окружающий мир, как Адам возделывал Эдемский сад. Это уже к творчеству относится, да?
- К сожалению, сейчас говорить об усовершенствовании очень сложно при той ситуации, которая есть в мире сем. Можно вести речь лишь о замедлении падения в бездну... Потому что в духовном смысле мир совершеннее в 21 веке не стал. Совершенство – это своего рода прогресс. Все лучше, лучше и лучше. Но если посмотрим на образцы хотя бы искусства: Владимира, Византии или Московского княжества в период его расцвета 15-16 век – на иконопись, на архитектуру, то мы отчетливо увидим, что никакого прогресса нет. А искусство – это сублимация жизни, всего того, что люди творят, делают и мыслят (в искусстве это ярко выражается). И нам сейчас хотя бы вешки оставить для наших детей, чтобы они увидели, куда двигаться. Нам бы сохранить христианское начало и способность видеть красоту, оставленную нашими предками. Ведь раньше человек от полноты сердца творил эту красоту. Это говорит о том, что в нем сей образ жил очень сильно, древний мастер видел горний мир и творил по его образу дольний мир. А ныне мы намного бесталаннее в этом отношении, все уже вторично. На мой взгляд, нужно вести речь не о совершенствовании мира, а чтобы хотя бы совсем не свалиться в яму бездуховности.

Говоря опять-таки о нетварной Божественной энергии, о Слове, которым выразилась эта энергия, и так как Адам творил первый из людей, то и этот первый язык как бы остался. И ученые сегодня приходят к выводу: все языки имеют один праязык, вообще все. Например, проанализируем даже русский язык, потому что как мы знаем, это флективный язык. Как мы говорим: есть корень, приставка, суффикс, окончание и т.д. и содержится значение в корне. И если проанализировать все слова, которые возникают в русском языке, то увидим – много иноязычных слов, европейских, много из тюркского, заимствования. Это нормальный процесс в языке, так всегда было. И это при том, что люди в древни времена были сильны верой своей. Сейчас опасность в том, что люди утратили эту силу, энергию духа. Тем не менее, слов, изначальных корней очень мало. Если обратиться к доевропейскому периоду, то можно обнаружить, что корней там около двухсот, всех слов. Все остальные рождаются как заимствования, суффиксально-префиксально-... соединенность с суффиксами, префиксами. То есть эти двести корней – абсолютная плотность энергетическая, в которой содержится вообще всё, вся творческая энергия.

Словом можно убить и словом можно поднять человека. Оно имеет абсолютную силу. В определенные моменты жизни мы познаём силу слова. Мы познаем ее на литургии, на исповеди, мы познаем ее, читая Евангелие, другие душеполезные книги. Хотя это уже отраженное слово, а не то самое, божественное, слово, в котором естественно эта нетварная божественная энергия содержится. И нужно быть очень осторожным с этим словом, то есть очень внимательным. В том самом праязыке также содержались все основные понятия о добре и зле, а их не так много, даже совсем не много. В конечном итоге, наша задача, пользуясь всем этим многообразием и богатством слова, для себя решить, рассудить: что есть благо, а что есть зло. И вот всё это как раз к первозначениям и приходит – что есть добро и что есть зло. Всё многообразие, вся сложность мира, всё огромное богатство слов – они все соотносятся с этими первоначальными понятиями. И наша задача – именно в том, чтобы соотнести, то есть стяжать дар рассуждения. Потому что Евангелие – это возвращение нам уже на другом этапе того праязыка уже тогда, когда Господь Сам нам его дал, принес в притчах Своих, в Слове Своем. Маленькая книга, и мы ее читаем, читаем... и так будет до окончания века. Потому что евангельское слово – с абсолютной энергоинформационной плотностью. Там всё сказано о добре и о зле.

Человеку свойственно мыслить в категориях имен, образов, определений. Все, что существует в этом мире – всякая вещь, всякое живое существо, всякая реальность – имеет свое имя на человеческом языке. Имя обозначает то место, которое его носитель занимает в иерархии тварного мира. Нарекая имена предметам материального мира, человек демонстрирует свое знание этих предметов, в некотором роде вступает в обладание ими. Имя становится символом предмета, оно воплощает в себе наше знание о его носителе, произнесение имени напоминает нам о том, кому или чему оно принадлежит.
Все имена и образы, доступные нам, заимствованы из видимого, материального мира, в том числе и те, при помощи которых мы пытаемся описать Бога. Бог находится вне иерархии тварных существ. Есть имена и образы, которые могут напомнить людям о Боге, но нет такого имени, которое охарактеризовало бы сущность Божию, так как она находится за пределами рационального познания. Всякое имя подвластно человеческому разуму, но имя Божие – неподвластно ему. На вопрос об имени Своем Бог отвечает человеку вопросом: «Что ты спрашиваешь о имени Моем? Оно чу дно». Бог открывается Моисею с именем «Сущий» (Yahweh), но имя это не говорит ничего о том, что есть сущность Божия: оно лишь указывает, что Бог есть Тот, Кто существует. Называя Себя «Сущим», Бог отказывает Моисею в просьбе назвать Свое имя, так как «Я есмь Сущий» означает ни что иное, как «Я есмь то, что Я есмь», или «Только Я Сам знаю, что Я есмь». Таким образом, не только те имена, которые человек дает Богу, но и те, с которыми Бог открывается человеку, не исчерпывают Его сущности.
В древнем Израиле имя Божие было окружено благоговейным почитанием; на письме оно изображалось священной тетраграммой YHWH. В период после вавилонского плена сложилась традиция вовсе не произносить имя «Сущий», заменяя его другими именами. Во всем этом Григорий видит прямое указание на то, что природа Божества превосходит всякое имя:

Божество неименуемо. И это показывают не только логические рассуждения (logismoi), но дали нам понять и мудрейшие и древнейшие из евреев. Ибо те, которые почтили Божество особыми знаками и не потерпели, чтобы одними и теми же буквами писались и имена всех, кто ниже Бога, и имя Самого Бога, чтобы Божество даже в этом было непричастно ничему свойственному нам, могли ли когда-нибудь решиться рассеянным голосом наименовать Природу неразрушимую и единственную? Ибо как никто никогда не вдыхал в себя весь воздух, так и сущность Божию никоим образом ни ум не мог вместить, ни слово объять.

Григорий разделяет имена Божии на три категории: те, которые относятся к Его сущности, те, которые указывают на Его власть над миром, и, наконец, те, что относятся к Его «домостроительству», т.е. каким-либо действиям во благо человеку. К первой категории относятся имена ho ōn (Сущий), theos (Бог) и kyrios (Господь). Имя theos, по замечанию Григория, «искусные в этимологии производят от глаголов theein (бежать) и ethein (жечь) по причине постоянного движения и силе истреблять недобрые расположения». Это имя «относительное, а не абсолютное», так же как и имя kyrios. Что же касается имени ho ōn, то оно не принадлежит никому, кроме Бога, и самым прямым образом указывает на Его сущность, а потому и является наиболее подходящим Богу. Григорий называет Бога «Первой Сущностью»; впрочем,- говорит он,- кому-то может показаться более достойным Бога «поставить Его и выше понятия сущности (ousia) или в Нем заключить все бытие (to einai), ибо в Нем – источник бытия всего остального».
Ко второй категории относятся имена Вседержитель, Царь славы, Царь веков, Царь сил, Царь возлюбленного, Царь царствующих, Господь Сафаоф (Господь воинств), Господь сил, Господь господствующих. Наконец, к третьей категории относятся имена Бога спасения, Бога отмщения, Бога мира, Бога правды, Бога Авраама, Исаака и Иакова и другие имена, связанные с действиями Бога в истории израильского народа. К этой же категории относятся имена Божии «после воплощения», т.е. собственно имена Христа. Преимущественно перед другими именами Бог называется Миром и Любовью, причем Сам Бог более всего радуется, когда Его называют Любовью.
Каждое из имен Божиих характеризует то или иное свойство Бога. Однако эти имена настолько относительны и неполны, что ни каждое из них в отдельности, ни все они в совокупности не дают возможности представить, что есть Бог в Своей сущности. Если собрать все имена Божии и все образы, с которыми Бог связан в Писании, и слепить их в одно целое, получится некая искусственная умозрительная конструкция – скорее идол, чем Бог. Имена Бога, заимствованные из видимой вселенной, созерцание действий Божиих в мире, наблюдение за премудрым устройством тварей – все это может привести человека к поклонению Творцу мира. Но случалось и так, что человек обожествлял что-либо из видимого и поклонялся твари вместо Творца. Так из ошибочного богословия рождалось идолопоклонство:

Дух, Огонь, Свет, Любовь, Мудрость, Ум, Слово и тому подобное – не наименования ли Первой Природы? Итак, что же? Представишь ли дух без движения и разлияния, или огонь вне материи, движения вверх, свойственного ему цвета и формы? Или свет не смешанный с воздухом, отдельный от того, что порождает свет и светит? А ум каким представишь? Не пребывающим ли в чем-либо другом? А мысли – не движения ли, или находящиеся в покое, или проявляющие себя вовне? А слово представишь ли какое-либо, кроме безмолвствующего в нас или изливаемого, не решаюсь сказать – исчезающего? А мудрость, по твоим представлением, что есть, кроме навыка рассуждать о божественном и человеческом? Праведность же и любовь – не похвальные ли расположения, противоборствующие одно несправедливости, другое ненависти?.. Или надо, отступив от этих образов, видеть на основании их Божество в Самом Себе, насколько возможно, собрав из этих изображений некое частичное представление (merikēn tina phantasian)? Итак, что же это за изобретение, которое собрано из образов, но не тождественно им? Или как все их и каждый в отдельности совершенным образом заключит Тот, Кто един по Своей природе, Кто несложен и несравним ни с чем?.. Так всякая разумная природа стремится к Богу и Первой Причине, однако не может постичь Ее… Утомленная влечением, она как бы выбивается из сил и, не перенеся мучений, пускается в новое плавание, чтобы или, по дурному расчету, обратить взор на видимое и сделать что-либо богом.., или из красоты видимого и порядка познать Бога, употребив зрение путеводителем к тому, что превыше зрения, но при этом не потерять Бога из-за великолепия видимого.

Всякое упрощенное, частичное, односторонне катафатическое представление о Боге сродни идолопоклонству: оно облекает Бога в категории человеческой мысли. Те антропоморфические представления о Боге, которые содержатся в Священном Писании, должны пониматься как иносказание: сквозь «букву» Писания следует проникать в его «внутреннее содержание». Есть вещи, которые названы в Писании, однако не существуют в действительности: именно к этой категории относятся библейские антропоморфизмы. В Писании о Боге говорится, что Он спит, пробуждается, гневается, ходит и престолом имеет херувимов. Но с каких это пор Бог стал страстным? Откуда слышно, чтобы у Него было тело? «Здесь представлено то, чего в действительности не существует. Ибо мы наименовали Божественное именами, взятыми из нашей реальности». Если Бог по каким-то Ему известным причинам не проявляет видимых знаков заботы о нас, нам кажется, что Он спит; если вдруг оказывает благодеяние – пробуждается. Он наказывает, а мы думаем, что гневается; Он действует то здесь, то там, а нам кажется – ходит. Бог быстро движется – мы называем это полетом; Он взирает на нас – называем «лицом»; Он дает нам что-либо – именуем «рукой»; «так и всякая другая сила и другое действие Божии изображаются у нас чем-либо телесным».
Вновь и вновь Григорий возвращается к мысли о непостижимости, неопределимости и неименуемости Бога, о том, что никакое имя или понятие не соответствует Его величию. Вопреки Евномию, который считал, что сущность Бога заключается в Его «нерожденности», Григорий указывает на то, что ни «нерожденность», ни «безначальность», ни «бессмертие» не исчерпывают сущности Божией. Ни «непостижимость», на который настаивали православные вопреки Евномию, ни простота, ни вечность, ни другие свойства, приписываемые Богу, не исчерпывают Того, Кто вне категорий времени, места, слова, разума, постижения. Мы вообще можем говорить при помощи слов только о том, что «вокруг Бога», но не о Нем Самом:

Бог всегда был, есть и будет; вернее, всегда «есть». Ибо термины «был» и «будет» взяты из наших временны х делений и из преходящей природы, а Сущий всегда есть, и так Он Сам Себя называет, беседуя с Моисеем на горе. Ибо Он обладает всецелым бытием и объединяет его в себе, не имеющее ни начала, ни конца. Как некий океан сущности, беспредельный и неограниченный, превосходящий всякую идею времени и природы, одним умом Он может быть очерчен – и то весьма неясно и неполно, и не Он сам, но то, что вокруг Него,- когда собирают воедино те или другие представления о Нем в один какой-то облик истины, убегающий прежде, чем будет уловлен, и ускользающий прежде, чем будет представлен… Итак, Божество беспредельно и неудобосозерцаемо, и это только в Нем совершенно постижимо – Его беспредельность, хотя кто-то считает свойством простой Природы быть или всецело непостижимой, или совершенно постижимой.

Рассматривая «беспредельное» в отношении к началу и концу,- продолжает Григорий,- разум или устремляется в «высшую бездну» и, не находя, на чем остановиться, называет беспредельное «безначальным», или устремляется в «нижнюю бездну» и называет его «бессмертным» и «нетленным»; соединив то и другое воедино, называет его «вечным».
Учение о непостижимости и неименуемости Бога содержится не только в полемических трактатах Григория, но и в его мистической поэзии. В своих стихотворных молитвах Григорий обращается к Богу как носителю всех имен и вместе с тем Тому, Кто превыше всякого имени, Тому, Которого весь мир прославляет словом и молчанием:

О Ты, Который по ту сторону всего (ō pantōn epekeina)! Ибо что иное можно пропеть о Тебе?
Как слово воспоет Тебя? Ибо Ты невыразим никаким словом!
Как ум воззрит на Тебя? Ибо Ты непостижим никаким умом!
Ты один неизреченен, ибо Ты родил все изрекаемое.
Ты один непознаваем, ибо Ты родил все познаваемое.
Тебя провозглашает все говорящее и неговорящее.
Тебя чтит все разумное и неразумное.
Общие для всех желания, общие болезнования всех
Устремлены к Тебе! Тебе все молится. Тебе все,
Понимающее Твое повеление, воссылает безмолвный гимн.
Тобою единым все пребывает. К Тебе все в совокупности стремится.
Ты предел всего, Ты и Един, и Все, и Никто,
И ни единое, ни все. О Всеименуемый! Как назову Тебя,
Единого неименуемого? Сквозь заоблачные покровы
Какой небесный ум проникнет? Будь милостив,
О Ты, Который по ту сторону всего! Ибо что иное можно пропеть о Тебе?

Этот вдохновенный гимн Григория, очевидно, и имел в виду автор Ареопагитского корпуса, когда говорил, что «богословы воспевают» Бога «как безымянного и носителя всякого имени». Идея Григория станет отправным пунктом трактата «О Божественных именах», в котором учение об именах Божиих будет окончательно систематизировано. Однако именно Григорий был первым, кто на восточно-христианской почве создал стройное учение об именах Того, Кто находится «по ту сторону» всякого имени и определения. В этом – одна из его многочисленных заслуг перед православным догматическим богословием.

12 Сл.30,19,1-12; 264 = 1.440-441. Имена Христа будут рассмотрены нами в главе, посвященной христологии Григория.